— Фроствинг… — задумчиво повторил связанный. Глаза его сверкнули в темноте, он встретился взглядом с пленником. — Снегокрыл, стало быть. Пожалуй, я бы не придумал для него лучшего прозвища. — Он улыбнулся Григорию. — Видимо, друг мой Григорий, мы можем побеседовать о нашем общем недруге. И если вам знаком этот грифон так, как знаком он мне, то вы поймете, что нам с вами не врагами надо быть, а союзниками. — Он сделал рукой какой-то особенный жест. — А в качестве доказательства моего доброго расположения к вам я сниму с вас заклятие, каковое удерживало вас в столь неудобной позе. Можете встать.

Григорий проверил, правду ли сказал Франтишек. Оказалось — правду. Не без труда он поднялся. Руки и ноги затекли и онемели.

— Конрад, принеси кубок и моему другу.

Камердинер кивнул и отступил во тьму. Григорий недоверчиво оглядывался по сторонам.

— Чего-то не хватает? У вас такой вид, словно вы чего-то ожидаете, Григорий.

— Можно и так сказать.

В какую же игру играл Фроствинг на этот раз? Он никогда не позволял своей жертве столь долго пребывать в чужих руках. Никогда.

— А-а-а, понимаю! Вы ждете грифона… как его бишь… Фроствинга? — Франтишек покачал головой, изобразив притворное сожаление. — Он не порадует нас своим появлением по той простой причине, что ему это запрещено.

— Запрещено? — переспросил Григорий в полной уверенности, что ослышался.

— Запрещено, — повторил Франтишек.

Вернулся Конрад со вторым кубком, но к Григорию шагу не сделал, пока хозяин не велел. В тот миг, когда гость взял кубок, Конрад отступил и вновь встал сбоку от кресла своего господина.

— Стул господину Николау, пожалуйста. Да поудобнее.

Рядом с Григорием тут же появился стул. Мгновением раньше его не было. Григорий посмотрел на хозяина с уважением и с еще большим страхом, чем раньше.

— Прошу садиться. — Франтишек дал Конраду взглядом понять, что желает сделать еще глоток из кубка. Пригубив напиток, хозяин кивнул Григорию, который после некоторых колебаний все-таки решился сесть.

— Вот так-то лучше. Так, значит, моих людей забрал Фроствинг? — спросил Франтишек и, не дожидаясь ответа, резюмировал: — Вы можете как знать об этом, так и нет. Если честно, это, на мой взгляд, значения не имеет. Как бы то ни было, они совершили ошибку. Они явились в ваш гостиничный номер без моего дозволения. Я же просил их только наблюдать за вами. Похищение им не поручалось.

Григорий пока не пригубил предложенного ему напитка, да и не собирался. Он опустил кубок на колено и крепко держал его за ножку, приготовившись, в случае чего, воспользоваться тяжеленным кубком для самозащиты.

— Господин Франтишек, не пойму, чем бы я мог быть вам полезен? Не могу отрицать, Фроствинг мне знаком, но если и вам он известен, то вы о нем наверняка знаете больше меня. Без сомнения, вам известно и все, что я говорил мисс Дворак. К тому, о чем я рассказал ей, мне положительно нечего добавить.

Такой ответ явно не удовлетворил хозяина.

— Вероятно, вы не до конца понимаете наше с вами положение. Мы одиноки, Григорий. Мы одиноки среди себе подобных, среди людей с одинаковым цветом глаз. До того, как здесь появились вы, я полагал, что я уникален. Кроме нас с вами, никто не ведает ни о нашем приятеле грифоне, ни о том, что он связан с домом, а эта связь простирается гораздо дальше той арки, на которой он восседает. Все остальные — мелочь. У них нет сил сопротивляться. Они даже не понимают, что с ними происходит.

— А что происходит?

— Вас интересует, что творится в доме? Для того чтобы это понять, мне пришлось бы войти туда, а я не смею этого сделать. И вам следует этого местечка остерегаться. Тереза же рассказала вам о других, кто интересовался домом. Думаю, вы заподозрили, что с ними случилось нечто нехорошее… ведь заподозрили, Григорий? Я же могу заверить вас в том, что в дом они проникли. — Вены у него на шее разбухли и пульсировали. Он немного склонился вперед и неожиданно мягким голосом добавил: — А теперь вы мне скажите, что с ними случилось, чтобы этот ответ слетел с ваших губ и чтобы вы услышали его вашими собственными ушами. Это очень простые слова, и вам нужно всего лишь произнести их.

Связанный человек не произнес заклинания, но власти его нельзя было не повиноваться. Как ни старался осторожничать Григорий, он вынужден был пробормотать:

— Они не… не вышли оттуда… но…

В комнате сгустилась тишина. Григорий не в силах был вымолвить больше ни слова.

— Но в это страшно поверить, так вы хотели сказать? Даже зная правду, вам хочется отрицать ее, верно?

— Да.

Франтишек умолк и как бы умиротворился. Казалось, будто бы то, что Григорий высказал свои опасения, сняло со связанного мага колоссальный груз.

— Грифон поселился там с тех самых пор, как выстроили этот дом. Кто его построил, значения не имеет. Какой-то простой смертный, обычная пешка. Но вот арка и чудовище, что восседает на ней, старее самого дома. Я точно знаю, что это так, хотя не ведаю, откуда именно привезли эту арку. Откуда-то из Европы. Увы, это все, что я сумел разузнать об этом. Вызнать, кому принадлежит дом, также оказалось делом нелегким и темным. Бумаги передавались от одного доверенного лица другому при отсутствии каких-либо непосредственных контактов.

— Но существует ведь…

— Да, мне известно о существовании группы, которой этот дом принадлежит по доверенности. Никакой организации по указанному адресу не существует, и тем не менее эти субъекты каким-то хитрым образом получают отправленную им корреспонденцию. Нет, друг мой, единственное, что есть в этом доме постоянного и незыблемого, это ваш… вернее — наш приятель. Фроствинг.

Несмотря на высказанные Франтишеком заверения, всякое новое упоминание клички треклятого чудища вызывало у Григория полное ощущение, что эта фурия в следующее мгновение влетит в комнату. Обещание, на взгляд Григория, не могло одним махом стереть многовековые мучения, которые он претерпел от этого карающего демона.

— Позвольте, я расскажу вам кое-что о грифоне — то, что знаю о нем я. Он — воплощение страшного сна. Он злобное, безжалостное создание, явившееся из самых мрачных глубин ада. Сила его велика, однако он редко покидает дом — за исключением тех случаев, когда приходит пора навестить кого-либо. — Франтишек снова взглядом попросил Конрада поднести к его губам кубок. Конрад мгновенно повиновался. Григорий, сидевший напротив Петера, так до сих пор и не выпил ни глотка. Связанный хозяин, казалось, не замечал того, с каким упорством его гость отказывается от предложенного ему напитка — наверно, из-за того, что был слишком увлечен собственным ужасным рассказом. — Впервые я с ним познакомился, когда он совершил редкостную ошибку — навестил меня.

Григорий молчал. Предложи ему сейчас кто-нибудь свободу — он бы не сразу принял такое заманчивое предложение. Наконец впервые в жизни перед ним сидел тот, кто дерзнул противостоять Фроствингу… и выжил после этого, и мог об этом рассказывать!

— Нагрянул он ко мне лет пятнадцать тому назад, — продолжал рассказ связанный человек негромким ровным голосом. — Явился во сне — эдакая наводящая страх скульптура. Только вы можете понять, как это выглядело. Я понимал, что это сон, но понимал и то, что это не совсем так. Он явился ко мне, этот безымянный каменный ужас, и сказал мне, что мой час пробил, что я должен отправиться в дом… — Франтишек поежился, насколько ему позволяли путы, и продолжал: — Я даже не спросил у него, о каком именно доме он говорит. Мне это показалось маловажным. Я только понял, что должен поехать в Чикаго и сыграть свою роль в великом замысле. — Он покачал головой и усмехнулся. — Что это за великий замысел, я понятия не имел, но понял, что должен совершить некое дело как можно скорее. Даже то, что я смертельно боялся этого чудовища, не имело значения. Я желал повиноваться ему всем сердцем. — Франтишек кивнул, как бы подтверждая сказанное. — Однако, как видите, милейший Григорий Николау, приказания грифона я не исполнил. Его это поразило не меньше, чем меня самого.