— Ай-ай-ай, как нехорошо, как стыдно, какие плохие мальчики! — вдруг прокаркал знакомый безумный голос. — Нельзя брать чужие игрушечки без разрешения.

Головокружение должно было насторожить Григория. Оно всегда предвещало погружение в сон и появление Фроствинга.

Один из злодеев — какой именно, Григорий затруднился бы определить — пробормотал что-то на том самом незнакомом языке, на котором и сам Григорий что-то сказал несколько минут назад. Фроствинг укоризненно прищелкнул языком.

— Ну разве можно так выражаться? Стыдно, стыдно, надо следить за своим языком! А давай-ка лучше я за ним прислежу…

Послышался вопль, шум крыльев. Через мгновение правую щеку Григория что-то обрызгало. А еще через секунду комнату сотряс тяжеленный удар.

В глазах у Григория начало проясняться. Он увидел размытые контуры крылатой фурии, летящей к нему через весь номер. На лету Фроствинг потрепал его по щеке. Грянул выстрел — такой громкий, что у Григория чуть барабанные перепонки не лопнули. Он снова задергался, пытаясь порвать веревки.

Нож валялся на полу рядом со стулом. А рядом с ножом неподвижно лежал метис, сейчас напоминавший груду смятой одежды. Николау порадовался тому, что не видит лица и груди поверженного злодея. Кровь, которой был залит ковер и забрызганы стены, достаточно красноречиво свидетельствовала о том, что сотворил с мучителем Григория другой его мучитель. Григорий вытянул ногу и подвинул нож к себе. Короткое лезвие спряталось под каблуком.

За его спиной раздался новый выстрел. Напарник метиса что-то прокричал на незнакомом языке. А Фроствинг расхохотался.

Григорий услышал хруст костей и хриплый выдох. А еще через мгновение послышался оглушительно громкий стук падающего тела. В поле зрения Григория мелькнула рука злодея и тут же исчезла.

Григорий прижался к спинке стула в ожидании неизбежного. Шелест крыльев — и вот Фроствинг спикировал на спинку стула напротив, улыбаясь своей извечной, запечатленной в камне ухмылкой. Когтистые лапы чудища были перепачканы кровью. Сложив двухцветные крылья, грифон уставился на свою жертву.

— Ах, Григорий, Григорий… ну неужели тебя нельзя и на минутку оставить одного? Ну скажи, что бы делал, если бы я тебя не охранял, не заботился о тебе?

— Я бы жил.

Грифон запрокинул голову и разразился громовым хохотом. Отхохотавшись и покачав головой, он наклонился поближе к Николау:

— И это все, чем ты готов отблагодарить меня за заботу? За все, что я для тебя сделал? За то, что я столько раз спасал твою шкуру, миленький ты мой Григорий? Ну так ведь я мог бы появиться попозже, когда они бы уже разделались с тобой.

Григорий встретился взглядом с пустыми глазницами грифона.

— Ну да, ведь это означало бы, что боль мне причинил кто-то другой. Это бы означало, что кто-то вторгся в твою вотчину.

Испачканная в крови лапа ухватила Григория за подбородок. Он постарался не думать о крови. Ведь это был сон, и в реальном мире никакой крови нет — ну, то есть скорее всего нет, — не сказать, чтобы эта мысль его здорово утешила.

— Я ведь только ради тебя стараюсь, Григорий. А если тебе от этого больно, то тут уж ничего не попишешь. Неужели ты думаешь, что мне прямо-таки приятно делать тебе больно? — Фроствинг убрал лапу. — Мне очень горько из-за того, что между нами нет взаимопонимания. Сколько раз в прошлом я приходил тебе на помощь, а ты до сих пор сомневаешься в моих намерениях… но, может быть, ты просто позабыл о том, как я спасал тебя? Я-то знаю, какой неверной может быть твоя память.

Путы, как по волшебству, спали с Григория. Но он не встал, он даже не пошевелился. Фроствинг мог манипулировать им как угодно, так что разумнее было посидеть и подождать.

— Бедненький, бедненький Григорий… — Фроствинг в один миг оказался сбоку от Григория. Когтистая лапа коснулась лба. — Ну, если ты не припас для меня слов благодарности, то тогда мне остается забрать положенную мне дань и удалиться.

— Зачем ты это делаешь со мной? — вскричал Николау. — Почему бы тебе не покончить с этим раз и навсегда?

Злорадный грифон хихикнул в самое ухо Григория и шепнул:

— Всему свое время, Григорий. Всему свое время.

Он проснулся, вздрогнув, и обнаружил, что сидит на стуле посреди гостиничного номера. Радиоприемник был включен. Придя в себя, Григорий узнал последние такты «Ночи на Лысой горе» Модеста Мусоргского. Но он не помнил, как включил приемник, и уж тем более не помнил, что садился на стул.

— Фроствинг, — прошептал он. Так же как и после предыдущего визита грифона, Григорий не в силах был припомнить подробности. Фроствинг снова поступил нетипично и похитил его сон. Грифон совершил это второй раз подряд, и отмахиваться от этого не стоило.

Николау закрыл лицо руками и потер щеки. Фроствинг прекрасно знал, как он себя поведет в сложившейся ситуации. Грифон понимал, что его жертва будет часами и даже целыми днями пытаться вспомнить о стертых из памяти событиях. Это была одна из пыток, к которым прибегало зловредное создание.

Только встав со стула, Григорий заметил, что что-то лежит у него под каблуком. Он осторожно приподнял ногу — мало ли что там оставил после себя Фроствинг? Но то, что Григорий увидел, повергло его в полное замешательство.

Нож. Небольшой, с лезвием темного металла и рунами на самом лезвии и на рукоятке. Пару минут Григорий стоял и смотрел на зловещее оружие со страхом и отвращением. Он отлично понимал, что оно связано с чем-то очень злым и нехорошим.

Григорий осмотрелся по сторонам. Кроме ножа, ничто не говорило о том, что в номере произошло что-либо необычное. Как бы то ни было, что бы ни произошло, теперь это отошло в область утраченных воспоминаний.

Григорий наклонился и подобрал с ковра нож.

Стоило ему коснуться рукоятки — и комната преобразилась в жуткую картину в кроваво-красных тонах.

Григорий выронил нож и так резко опустился на стул, что чуть было не опрокинул его.

Он видел кровь — она была повсюду. На стенах, на ковре, даже он сам был забрызган кровью. А на полу, в стороне от стула, он успел заметить что-то вроде груды тряпья, пропитанного кровью. Наверное, чей-то труп. Сразу за стулом лежал второй мертвец.

Не прикасаясь к ножу, Григорий медленно встал со стула. Осторожно подошел к тому месту, где, как он заметил, лежал труп, присел и провел рукой в воздухе, потом — по ковру. Ничего. Пустота. Немного примятое ковровое покрытие и к тому же совершенно сухое, даже чуточку пыльное. Ни крови, ни трупа.

Что же такое происходило?

Взгляд Григория вернулся к ножу. Не будь его, он бы ни за что не узнал, что стряслось в его номере, но вышло так, что Фроствинг почему-то не заметил ножа, спрятанного под каблуком. Впервые этот крылатый ужас промахнулся.

Эта маленькая победа не принесла Григорию особой радости. Ему вообще было не до веселья. Его мысли были слишком заняты тем, что произошло в номере, что означало кровавое видение. Понять это можно было только с помощью ножа. Следовало снова взять его в руки.

Собравшись с духом, Григорий так и сделал.

На этот раз он удержался от страха, когда комната вновь преобразилась и все вокруг, в том числе и он сам, оказалось залито кровью. Он видел картину, воспоминания о которой были связаны с этим ножом. Это был, так сказать, последний кадр, который вскоре должен был померкнуть. Григорий глянул на смертельное оружие. На нем тоже осталось несколько капель крови. Вот почему клинок так ярко запечатлел страшную картину. Оружие было мерзопакостное, его создали те, кому было мало силы, дарованной им от рождения. От подобных ритуальных орудий можно было ждать чего угодно. Правда, порой они использовались по самому прямому назначению — чтобы кого-нибудь покалечить или убить.

С трудом справляясь с отвращением, Григорий крепко сжал нож в руке и осмотрел труп. Работа грифона — сомневаться не приходилось. От лица незнакомца осталось кровавое месиво, черт разглядеть было почти невозможно. И все же было что-то в этом изуродованном лице неправильное — казалось, будто на его месте следовало бы быть какому-то другому лицу. На убитом был дешевый костюм, вымокший в крови до нитки. Грифон разодрал его беспощадно и основательно.