Сквозь все заметнее струящееся к полудню марево вдали как бы колышется пятиглавье монастырского собора, возвышающегося над синей каймой рощи, до сих пор сохранившей название «Архиереева рамень».

Если каждую весну земля молодеет, то с наступлением летней поры поистине животворную силу набрала она, кормилица!

Но Якову Матвеевичу не до любования красотами природы. Только что закончилось очередное совещание, на котором главный инженер — и кто его тянул за язык! — горячо поддержал инициативу парторга Геннадия Топоркова. И не только на словах, а и подпись свою закорючистую поставил под обязательством на третий квартал.

«Топоркову что! Подбил прорабов, раззадорил рабочий класс и рапортуй по инстанциям: дескать, «идя навстречу» или «желая отметить» — тут и выдумывать не надо. А кому в первую очередь отвечать придется за патриотические слова?»

— Может быть, вы, Петя, объясните Я. Эм. Леванту: до каких пор будет продолжаться эта спешка?.. И что случится, если мы сдадим, скажем, ту же поликлинику не к тридцатому сентября, а, как было утверждено там, — Яков Матвеевич многозначительно ткнул пальцем в парусиновый верх машины, — к празднику Октября. Вам эта спешка очень украсит жизнь?

Петя Стариков, мордастенький молодец, еще недавно водивший на маневрах дружественных социалистических армий танк, на секунду скосил на пассажира глаза.

— Мне — нет. А вот мамаше моей — подарочек: она, как осень, так полностью с кваса на лекарственное питье переходит. Или бухгалтеру нашему — Сергею Николаевичу…

— Симулянт он, ваш Сергей Николаевич! И бюрократ, — недовольно прерывает обстоятельный ответ водителя Левант. — А вы знаете, Петя, у кого из руководителей строек сон хороший? И какой товарищ кушает с аппетитом?

И, не дожидаясь ответа от Старикова, отвечает сам:

— У того, кто не гонится за перевыполнением! И даже наоборот: процентика три, четыре в запасе держит. Смешно?.. Так я вам скажу еще смешнее: вот мы закончили отделку техникума вместо июля в мае. И объект был принят — ну, не то чтобы на «отлично», но акт комиссия подписала. Нас благодарят сверху, мы благодарим вниз, от исполкома четырнадцать похвальных грамот! Как вам это нравится?

— Помпезно! — не колеблясь одобрил Петя, но, к его удивлению, Леванта это чуть ли не обидело.

— Кому помпезно?

— И вам.

— И мне?! Да хотите знать, мне эта самая помпезность… Ведь для того, чтобы исполнить задание, нужны деньги, материалы, а кто вам их досрочно отпустит?.. Ведь заказчику, будь он хоть трижды исполком, средства на оплату объекта будут отпущены только в четвертом квартале! И… можете жаловаться! Ваше счастье, Петя, что вам не приходится иметь дело с такими учреждениями, как наш государственный банк! Твердыня!

Проселок, прошмыгнувший сквозь черемуховую рощицу, вывел газик на обрывистый, густо поросший лозняком берег петлявой и омутистой речушки Копытицы. На опушке рощи, неподалеку от речной извилины, уютно пристроились две палатки туристского образца. Еле заметно курился синим дымком остывающий костер. Около костра на полуведерной перевернутой вверх дном кастрюле восседал кот.

Знойную тишину нарушал доносившийся из одной палатки переливистый храп да тугие удары по мячу: вдалеке, на полувытоптанной зелени поляны несколько почти голых парней деловито гоняли в одни ворота футбольный мяч.

— Как вам нравится, Петя, этот Левитан? — спросил Яков Матвеевич, выбираясь из кабины.

— Какой Левитан?

— Есть такая картина, «Над вечным покоем» называется.

— Да-а, культурно обосновались ребята! — Стариков завистливо вздохнул и дал несколько протяжных сигналов.

В ответ у одной палатки отвернулась пола и оттуда, позевывая на ходу, выбрался Митька Небогатиков: босой, голый до пояса, а снизу облаченный в неимоверно потертые джинсы.

— Начальству, как говорит Ярулла, салат оливейкум!.. А тебе, Петрович, обыкновенное здрасте, — сказал Митька и, подтянув сползшие ниже положенного иностранные портки, неторопливо приблизился к главному инженеру.

— Слушайте, вы!.. Что здесь происходит? — спросил несколько повышенным тоном Левант.

— Меня зовут Дмитрий Никонович. А фамилия Небогатиков, — приветливо уставившись в начавшее розоветь лицо инженера, отрекомендовался Митька. — А находитесь вы, товарищ Левант, в данный момент на территории летнего стана бригады Михаила Ивановича Громова.

— Слушайте, вы… То есть Дмитрий Николаевич…

— Никонович, — с той же приветливостью поправил Митька, чем вызвал одобрительную улыбку на круглом, как репа, и почти столь же выразительном лице водителя Старикова.

— Ну, хорошо, хорошо, пусть будет Никонович. Между прочим, меня это сейчас мало интересует!

— Тем более. А Михаила Ивановича я вам представлю ровно через три минуты. Но и он вам скажет то же самое: наша бригада с двадцатого июня трудится, как говорится, не покладая рук на монтаже двухниточной теплотрассы: тянем от ТЭЦ до городка нефтяников.

— И это вы называете работой? — с трудом сдерживая возмущение, спросил Левант.

— Так точно. И не простой, добавим, — по-прежнему вежливо, но, как показалось Леванту, уже совсем издевательским тоном ответил Митька. — Полагаю, что вам, как человеку высокообразованному, известно, что чем больше мы будем стремиться к коммунизму, тем привлекательнее для нас с вами должен становиться труд! Верно я понимаю установочку?

Нет, положительно этот чернявый парень с наколотой на груди диковинной птицей о четырех лапах решил поиздеваться, и над кем — над главным инженером стройуправления! Но Левант не успел поставить на место дерзеца удачно сложившейся в голове фразой: «А как вы думаете — нахалы и при коммунизме уцелеют?!» Не успел, потому что к машине подошли еще шестеро полуголых, загорелых до кофейного колера и лоснящихся от пота парней во главе с самим бригадиром, державшим в руках футбольный мяч.

— Якову Матвеевичу — физкультпривет! — весело обратился к Леванту Михаил. — Вот кстати, что вы решили нас проведать: есть к вам один существенный вопросик.

— Нет, уж разрешите, товарищ Громов, сначала мне задать вам один… существенный вопросик! — не без язвительности оборвал речь Михаила Левант. — Нас с товарищем Стариковым весьма интересует: кто отвечает за работу на этом участке?

— Странный вопрос, — на лице Михаила действительно отразилось удивление. — По-моему, наряд на сварку трубопровода был выписан нашей бригаде по вашему личному распоряжению.

— И это вы называете сваркой?

Яков Матвеевич выразительно щелкнул пальцем по туго накачанному мячу.

Михаил неожиданно рассмеялся. Дружно загоготали и все окружавшие Леванта парни.

— Ну, цирк! — восхищенно пробормотал Петя Стариков.

— Очень хорошо, что вы, Яков Матвеевич, сможете собственными глазами убедиться… Хватит! — Михаил окинул недовольным взглядом не к месту развеселившихся парней и продолжил: — Хорошо, потому что мы именно вас считаем своим…

Так как Громов запнулся, Небогатиков подсказал:

— Боссом!

— Товарищ Небогатиков! — Михаил так выразительно взглянул на Митьку, что тот предпочел укрыться за широкой спиной Глеба Малышева.

— Короче говоря, товарищ Левант, в пять часов у нас побудка, полчаса на разминку, затем кушанье, завтрак, а в шесть начинается рабочий день. И — не посчитайте за похвальбу — работают все эти славяне…

— Как шведы! — снова не утерпел Митька.

Не очень ярким, словно не совсем еще проснувшимся поднимается ранним июльским утром над освеженной росой степью красное солнышко.

Куда ярче вспыхивают вдоль траншеи трубопровода огни газосварочных аппаратов: один, другой, третий. Словно перемигиваются.

С каждым часом настойчивее начинают пригревать, а затем и припекать обнаженные торсы сварщиков солнечные лучи. Но разве можно сравнить даже полуденное пекло с жаром ослепительно голубой струйки, которая плавит металл, словно топкий воск, и намертво приваривает один к другому отрезки трубопровода.