5 декабря Петлюра выехал в Варшаву. Диктатор ЗУНР Е. Петрушевич уехал в Вену, где 20 декабря 1919 г. официально денонсировал Акт соборности от 22 января 1919 г.
На территории, занятой поляками, Петлюру ждало разочарование. Украинцы были разоружены и частично интернированы в лагеря, В январе 1920 г. Петлюра жаловался Пилсудскому: «Даже горячие сторонники политики продолжения сближения Украины и Польши жалуются теперь на то, что отмеченная декларация (Варшавская декларация от 2 декабря 1919 г. — А.Ш.) остается мертвым словом в сравнении с суровой, далекой от этого слова действительности»{449}. Несмотря на это Петлюра продолжил сближение в Польшей, поглощавшей украинские территории и воспринимавшей украинского союзника только на условиях его полной марионеточности.
6 декабря остатки петлюровских войск во главе с М. Омельяновичем-Павленко начали партизанский рейд по тылам Деникина («Первый зимний поход»). 24 декабря отряд Омельяновича-Павленко занял Винницу, но находившиеся рядом силы галицийской армии не присоединились к нему, продолжая хранить верность Деникину. 31 декабря петлюровцы вошли в Умань. Вскоре тыл белых превратился в тыл красных, где петлюровцы рейдировали до 6 мая 1920 г., когда соединились с поляками.
Петлюровцам не за что было любить Махно, но в середине 1919 г. Деникин был большей угрозой. Продвижение махновцев сковывал обоз с ранеными. В этих условиях Махно идет на временный союз с Петлюрой, который тоже воевал с деникинцами. Передав «союзнику» обоз с ранеными (впоследствии Петлюра бросит их на произвол белых, нарушив договоренность с Махно), махновцы развернулись и атаковали преследовавшие их части Добровольческой армии.
5. Второй фронт
В июле-августе 1919 г. белая армия продвигалась на просторах России и Украины к Москве и Киеву. Красный фронт рушился, и восстановить его прочность не удавалось. Офицеры вглядывались в горизонт. Еще несколько победоносных сражений, и Москва колокольным звоном встретит своих освободителей. Развесив на фонарях схваченных на месте преступления большевиков, контрреволюционная Россия отпразднует победу, и жизнь покатится, как встарь. Быдло будет загнано в стойло и займется обслуживанием элиты. Вернутся времена милых ресторанных вечеров с цыганами, образцового порядка под присмотром городовых, парадов под триколорами пред очами Государя (ну, или в порядке уступки моде XX века — Президента).
На фланге деникинского похода на Москву группировка генерала Слащева решала несложную задачу — добить остатки Южной группы красных, банды Махно и по возможности украинского националиста Петлюры, путающегося под ногами Российской государственности. После того, как белые лихим налетом вышибли красных из Екатеринослава и тем самым преодолели преграду Днепра, зачистка Украины казалась делом решенным. Но, когда в начале сентября белые вошли в район, где собрал свои силы Махно, возникли трудности. 6 сентября махновцы нанесли контрудар под Помощной. Они двигались со всех сторон, и нестройная толпа перед самой атакой превратилась в плотный строй. Белые отбились, но выяснилось, что Махно в это время обошел их позиции и захватил обоз с боеприпасами. Именно это ему и было нужно.
Недовольный Слащев подтянул дополнительные силы и постановил окружить Махно. Двинулись вперед, но тут стало известно, что махновцы опять обошли белых, разгромили оставшиеся в Помощной силы и взяли эту стратегически важную станцию. При появлении свежих сил Слащева Махно отвел своих бойцов.
22 сентября Слащев отдал приказ покончить с Махно в районе Умани. Сколько можно тратить время на эту банду! Конечно, махновцы многочисленны, но ведь это — сброд, и дисциплинированные силы Добровольческой армии превосходят бандитов по своей боеспособности. Ведь гонят же они красных! Части Слащева разошлись в разные стороны, чтобы загнать зверя. Симферопольский полк белых занял Перегоновку. Ловушка захлопнулась. Но махновцев это не смутило. Они нашли щель между отрядом генерала Склярова и Симферопольским полком, просочились, заняли господствующую высоту и переправу через реку Ятрань. Отряд генерала Склярова, не подозревая об успехах Махно, вошел в Умань и принялся ждать, когда ему загонят «дичь». «Дичь» тем временем сама загоняла охотников. Симферопольский полк был вынужден оставить Перегоновку, еще не подозревая, что это начало конца.
26 сентября раздался страшный грохот — махновцы подорвали имевшийся у них запас мин, которые все равно было тяжело тащить с собой. Это был и сигнал, и «психическая атака». Кавалерия и пехотная масса ринулись на белых, поддержанные множеством пулеметов на тачанках. Деникинцы не выдержали и стали искать спасения на высотах, открыв тем самым махновцам путь к ключевым переправам и развилкам дорог. Ночью махновцы были уже везде, кавалерия преследовала отходивших и бегущих. Белые закреплялись на высотах, но махновцы наседали. Утром 27 сентября махновская кавалерийская масса смяла порядки Литовского батальона и порубала тех, кто не успел разбежаться. Эта грозная сила двигалась к реке Синюхе, отрезая путь отступления еще шести ротам белых. Побросав пулеметы, белые шли к реке по пашне, время от времени давая залпы по наседающей кавалерии. Сзади напирала пехота, но у махновцев опять кончились патроны. Их предстояло снова добыть в бою. Подкатив орудия, махновцы стали расстреливать прижатые к реке боевые порядки. Их командир капитан Гаттенбергер, поняв, что разгром неизбежен, застрелился. Перебив оставшихся белых, махновцы двинулись на Умань и выбили оттуда силы Склярова{450}. Полки Слащева были разбиты по частям, деникинский фронт прорван на фланге. Махновская армия, погрузившись на тачанки, двинулась по глубоким тылам Деникина.
Внезапный уцар, нанесенный махновцами под Перегоновкой 26-27 сентября, был сокрушительным. Три полка противника были разгромлены и почти полностью вырублены. «Никто из нас не знал, что в этот момент великая Россия проиграла войну»{451}, — философски напишет потом один из белых офицеров, участвовавших в этих событиях.
Махновская армия ворвалась в тылы деникинцев и двинулась через всю Украину тремя колоннами в сторону Гуляйпольского района. Они обрастали крестьянами и повстанцами, остававшимися в тылу Деникина.
Белаш предложил послать несколько отрядов на север, но Махно одернул его, «упрекая в распылении армии на отряды». Волин поддержал Бе-лаша, утверждая, что такие отряды станут «будирующим фактором третьей анархической революции на Украине»{452}, но Махно стоял на своем — ему нужна была освобожденная территория, где можно будет начать организацию новой жизни.
Другая сторона осеннего рейда через Украину — крупнейшая вспышка классового террора махновцев. «Помещики, кулаки, урядники, священники, старшины, припрятавшиеся офицеры — все падали жертвами на пути движения махновцев»{453}, — не без гордости пишет П. Аршинов. Часто махновцы руководствовались в своем терроризме настроениями местных крестьян, которые обвиняли того или иного представителя «господствующих классов». В случае, свидетелем которого был В. Волин, крестьяне обвиняли священника в провокации расстрела односельчан, и никто из присутствующих не захотел заступиться{454}. «Везде крупные помещики и кулаки уничтожались в больших количествах. Этот факт в достаточной степени демонстрирует ложность распространяемого большевиками мифа о так называемом “кулацком” характере Махновского движения», — рассказывает В. Волин{455}. В некотором отношении зажиточные крестьяне оказывались заложниками идеологических построений радикальных партий, в соответствии с которыми снисхождение к «кулакам» было признаком недостаточной революционности. Но и крестьянство не склонно было защищать «мироедов».