МОНЕТНЫЙ ДВОР В ВАРШАВЕ
Каролина и Аделина были очень удивлены опубликованной речью царя на польском сейме: по их мнению, завоёванная страна получала учреждения более свободные, чем те, что находились в стране-завоевательнице. Но Бетанкур тут же предостерёг дочерей, чтобы они не рассуждали о делах, их не касающихся, а занялись бы лучше вышивкой и рисованием.
Сам же Бетанкур после посещения Александром I Царства Польского получил указание — построить в Варшаве Монетный двор, для печатания ассигнаций и других ценных бумаг. До этого в Варшаве начиная с 1816 года чеканили только монеты. В золоте изготавливали 50 и 25 злотых, в серебре — 10, 5, 2 и 1 злотый, в биллоне — 10 и 5 грошей, а в меди — 3 и 1 грош. В Царстве Польском имела хождение традиционная денежная единица — злотый (равнялся 30 грошам). На золотых и серебряных монетах чеканили профиль Александра I.
По ходатайству Бетанкура на русскую службу были приняты несколько испанцев, первоклассных инженеров; среди них Рафаэль Бауса, Хоакин Виадо, Хоакин Эспехо Веласко, сеньор Нуассио. Немного позднее к замечательной компании присоединился Мигель Эспехо Веласко.
Рафаэлю Бауса (с ним Бетанкур был знаком ещё в Испании), прибывшему в Россию в 1816 году, поручили проектирование и строительство Варшавского монетного двора. Бауса, зная страсть Бетанкура к техническим новшествам, любил подтрунить над своим руководителем. Однажды в одной мексиканской газете (подшивку их он купил у татарина-старьёвщика на Английской набережной) он вычитал, что в Североамериканских Объединенных Областях хитроумный изобретатель создал паровую машину для бритья. Сделан механизм был весьма искусно и действовал с удивительной скоростью: машина сама точила бритву, колола и разводила мыло, а затем намыливала бороду бреющегося, а голова в это время помещалась между двумя кольцами. Машина была устроена так, что одновременно могла приводить в действие десять бритв. Изобретатель инструмента получил патент от правительства и уже был готов запустить серийное производство… Однако американские брадобреи подали против него петицию, чтобы власти запретили производство этих машин. Бауса тут же предложил Бетанкуру приобрести патент и установить несколько таких машин на Невском проспекте, чтобы начать своё дело. Бетанкур загорелся и даже хотел написать письмо Джону Квинси Адамсу, чтобы тот подробнее узнал о хитроумном механизме, однако намерение так и не исполнил.
В другой раз Бауса рассказал, что в Вене изобрели машину для очистки дорог от снега. За четверть часа она счищала снега больше, чем две тысячи работников, хотя механизм приводился в действие не паром, а лошадьми. Бетанкур сразу же захотел приобрести такую машину: ведь она смогла бы расчищать снег на тротуарах Санкт-Петербурга, а во времена правления Александра I его убирали весьма посредственно. Но руки Бетанкура и до этого проекта так никогда и не дошли. Пришлось руководить строительством монетного двора в Варшаве.
НЕОЖИДАННАЯ ПОМОЩЬ ИЗ РОССИИ
В конце зимы 1818 года Бетанкур узнал, что в Мексике расстреляли генерала Франсиско Хавьера Мина, участника испанской революции 1808 года и одного из предводителей инсургентов во время войны за независимость в Южной Америке. Однако это событие в политической жизни Петербурга прошло почти незамеченным: Северную столицу занимала русская эскадра, готовящаяся сопровождать испанские войска, отплывающие из Кадиса в Мексику. Операция была призвана способствовать налаживанию российско-испанских отношений. После того как в 1805 году испанский флот почти полностью был уничтожен английской эскадрой в Трафальгарском сражении, Мадрид потерял контроль над заморскими владениями. А восстановить флот в разорённой войной стране было невозможно, и испанский король Фердинанд VII не раз обращался к Англии и Нидерландам с просьбой о продаже Испании торговых и военных судов. Но эти страны не были заинтересованы, чтобы к испанцам вернулось былое морское могущество, и делали всё возможное, чтобы Испания больше никогда не стала великой морской державой. Помощь неожиданно пришла из России.
После длительных переговоров с русским посланником в Мадриде Дмитрием Павловичем Татищевым было решено предоставить Испании шесть фрегатов и пять линейных кораблей. Авторитет русского посланника при дворе Фердинанда VII был очень велик. Один из европейских дипломатов писал по этому поводу своему министру иностранных дел следующее: «Влияние русского посланника царствует здесь исключительно. Король спрашивается во всех существенных его делах, даже касающихся только Испании. Ни один министр не пользуется такой доверенностью, и если им приходится предложить Королю что-то особенное, они предварительно сносятся с Татищевым».
Кроме того, Татищев слыл известным коллекционером живописи и, в каких бы европейских странах ни находился на дипломатической работе, обязательно пополнял своё собрание самыми изысканными произведениями старых мастеров. Так, из Мадрида в Россию он вывез картины, и по сей день являющиеся самыми значительными артефактами испанского искусства в Эрмитаже. К ним относятся полотно одного из ярчайших представителей маньеризма Луиса де Моралеса «Скорбящая Богоматерь» и «Портрет командора ордена Сант-Яго де Компостела» Хуана де Пареха. Также благодаря Татищеву в Россию попала работа Хуана дель Кастильо «Ангел-хранитель» и ещё несколько первоклассных произведений неизвестных испанских художников.
В конце марта 1817 года Фердинанд VII пригласил Татищева к себе в королевский дворец и обсудил с ним вопрос восстановления военно-морского флота Испании с помощью России. Испанская корона была готова купить четыре линейных корабля с вооружением от 74 до 80 пушек, а также семь или восемь фрегатов. Понимая, что сделка вызовет бурю негодования у Франции, Англии и Нидерландов, переговоры решено было засекретить.
Обращение испанского монарха за помощью к России вызвало в Петербурге настоящий переполох. Согласно системе международных договоров, выработанных Венским конгрессом, Александр I должен был придерживаться правил коллективной безопасности европейских держав. А торговая сделка с Испанией выглядела как политический недружественный акт по отношению к ним.
По совету управляющего иностранной коллегией графа Нессельроде Александр I хотел запретить сделку, однако переговоры Татищева с испанской стороной зашли так далеко, что 11 августа 1817 года была подписана секретная конвенция о продаже военных кораблей. Экономическая выгода для России была очевидна: Испания обещала за суда заплатить 13,6 миллиона золотых рублей. Но сам дух предложенной конвенции противоречил принципам внешней политики России и мог иметь негативные последствия при товарообмене между Петербургом и Лондоном. Поэтому Александр I решил не держать конвенцию в секрете, а превратить её в простой «Акт о продаже», вычеркнув из международного договора несколько фраз о целевой помощи Испании для наведения порядка в её колониях. Поправки, внесённые русским царём в конвенцию, привели в ярость Фердинанда VII, однако ему ничего не оставалось, как согласиться с ними.
Итак, в апреле 1818 года «Акт о продаже» русских судов испанцам был подписан. В Петербурге решили новые суда не строить, а продать старые, спущенные на воду ещё в 1812—1813 годах. Подавляющая часть из них уже выработала свой ресурс больше чем наполовину. Среди отобранного «секонд-хенда» оказались семидесятичетырехпушечные линейные корабли «Дрезден», «Норд Адлер», «Нептунус», «Три Святителя» и «Любек», а также сорокачетырехпушечные фрегаты «Меркуриус», «Патрикий» и «Автроил». Берегов Испании эти суда достигли с большим трудом. Из-за сильного ветра и штормов им пришлось по нескольку раз ремонтироваться, заходя в шведские и английские порты. Наконец из газет Бетанкур узнал, что эскадра благополучно прибыла в Кадис. Событие горячо обсуждали не только в семье инспектора Института Корпуса инженеров путей сообщения, но и во всём Петербурге.