— Говорят, Бонапарт полный невежда и отъявленный грубиян? — обратился один из курсантов к директору, хорошо знавшему Наполеона, когда тот был ещё никому не известным офицером.

За генерал-майора ответил молодой поручик, будущий декабрист Сергей Муравьев-Апостол:

— Наполеон — настоящий капрал! Образование практически не коснулось его!

— А правда, что в столовой у профессора Базена висит портрет Бонапарта, вытканный на шёлковом платке? — обратился один из отъезжающих к Бетанкуру.

— Не знаю, — пожал плечами инспектор. — Профессор Базен ни разу не приглашал меня к себе на обед. Но Наполеон — сильный и коварный противник. Хотя ему и не сломить наших молодцов. Государь сказал: «Я не положу оружия, доколе ни единого неприятельского воина не останется в царстве моём». И мы, — Бетанкур окинул всех ликующим и торжественным взглядом, — в этом ему подмога.

— Ура! — бодро и весело закричали восторженные воспитанники института.

— Наполеон — это новый Тамерлан. Ему чужды высокие движения сердца и узы крови, — заметил Муравьёв-Апостол своему сокурснику барону Строганову.

— Это не Тамерлан, а Атилла, — не согласился курсант второго курса граф Сивере.

— Да какой он Атилла, — возмутился барон Строганов. — Просто Тушинский вор.

Со стороны Обуховского проспекта послышался полковой марш духового оркестра.

— В седло! — прозвучала команда, и курсанты, застегнув зелёные куртки, на которых золотом блестели эполеты, стали гарцевать во дворе на длинных английских скакунах с короткими хвостами, уже снаряжённых в дальний поход.

Выехав на набережную Фонтанки и построившись по три справа, они последовали за конногвардейской артиллерийской ротой, направлявшейся к Москве для соединения со своим батальоном. Первую партию воспитанников Института Корпуса инженеров путей сообщения распределили по строительным работам в Новгороде, вторую — в Твери.

После прощания с учениками Бетанкур вернулся к себе домой, в Юсуповский дворец. В дверях его уже поджидал лакей с рюмкой охлажденной водки на подносе. В России Бетанкур пристрастился вместо аперитива выпивать перед обедом две маленькие рюмочки водки. Делал он это не каждый день, но по воскресеньям никогда не отказывал себе в этом удовольствии.

Младшая дочь Матильда (ей недавно исполнилось одиннадцать) сделала перед отцом формальный книксен. Старшие сидели на диване, обитом чёрной тиснёной кожей, и с увлечением читали.

Одна — Жака-Анри Бернардена де Сен-Пьера, а другая — Жан-Жака Руссо. Семилетний Альфонсо, обнажив детскую саблю, бегал по дому с криком: «Смерть Наполеону!» Увидев отца, он бросился к нему. «Папа, — прижался он к его ногам, — отпусти меня на войну. Ты меня ещё не знаешь! Я там всех французов перебью. А самого Наполеона проткну шпагой».

Августин ласково погладил сынишку по волосам и молча проследовал к дочерям, попросил поиграть на рояле и спеть романс Буальдьё «S'il est vrai, que d'etre heureux…»[10]. Аделина, раскрыв ноты, села за рояль, а Каролина приготовилась петь. Бетанкуру очень нравился глубокий, бархатный голос старшей дочери. Он мог наслаждаться им часами.

После второй рюмки водки Бетанкур, всегда подвижный, вдруг ощутил какую-то острую тоску и неожиданно впал в болезненно-угнетённое состояние — меланхолию. Он задумчиво посмотрел в окно на Юсуповский парк и увидел там пустую беседку. Кадеты часто собирались там, болтали, иногда летом, в праздники, устраивали танцы. За один день всё переменилось. Все самые лучшие, одарённые воспитанники ушли на войну. «Вернутся ли они?» — подумал Августин Августович. Ещё вчера братья Сергей и Матвей Муравьёвы-Апостолы сидели в этой гостиной, и его жена потчевала их пирогами.

РУССКИЙ ИСПАНЕЦ

Августин де Бетанкур любил своих воспитанников, обходился с ними как со своими домашними, но двух братьев выделял особо. Их отец, Иван Матвеевич Муравьёв-Апостол, будучи русским посланником в Мадриде, сделал Бетанкуру последнее официальное предложение от князя Румянцева переехать в Россию. Добро, полученное от кого бы то ни было, Бетанкур никогда не забывал, почитая первой сердечной обязанностью вступиться за друга или благодетеля.

В последнее время он часто вспоминал Испанию, но душой и телом уже стал русским, полноценным гражданином России, в любую минуту готовым с оружием в руках умереть, защищая её.

ССЫЛКА

Сразу же после перехода наполеоновской армией приграничной реки Неман преподаватели Института Корпуса инженеров путей сообщения Базен, Дестрем, Потье и Фабр получили от французского посла предписание немедленно оставить русскую службу и возвратиться во Францию. Однако по решению принца Георга Ольденбургского им была предоставлена альтернатива — либо вступление в российское гражданство, либо ссылка. Все четверо выбрали второе. Сначала их вывезли в уездный город Ярославской губернии Пошехонь, но когда Наполеон подошёл к Москве и сжег её, отправили в Восточную Сибирь, в Иркутск. Вернулись они только через два с половиной года.

ТАЙНАЯ ВОЙНА ПРОТИВ РОССИИ

В это время за всеми подозрительными иностранцами, даже принявшими российское гражданство, было установлено негласное наблюдение. Подготовку к военному столкновению с Россией Наполеон предпринял ещё в 1810 году, однако в начале 1812 года французская разведка активизировалась по-настоящему. Наполеоновские разведслужбы накопили огромный опыт добывания военно-политической информации в Италии, Германии и Австрии. Ведомство находилось под личным контролем французского императора. «Всякий генерал, который действует не в пустыне, а в населённом крае и не будет достаточно осведомлён о противнике, — не знаток своего дела», — писал Бонапарт одному из своих маршалов.

Разведку Франции возглавляли два человека — министр иностранных дел Г.-Б. Маре и командующий Эльбским корпусом в Северной Германии маршал Л.-Н. Даву. К первому в Париж стекалась вся информация от французских дипломатов и агентов, ко второму — сведения о русской армии, её дислокации и перемещениях. Никто в окружении Наполеона не сомневался, что военная кампания 1812 года будет выиграна за три месяца, поэтому одновременно с московской кампанией готовился следующий удар — совместное, с русскими войсками, стремительное нападение на Индию.

14 апреля 1812 года руководитель французской разведки в герцогстве Варшавском барон Э. Биньон представил министру иностранных дел Франции пространную записку о главных задачах готовящейся гигантской экспедиции. Биньон считал, что русская армия, так же как и прусская, превратится в «послушный инструмент» и выступит вместе с французами в качестве вспомогательной силы. Ещё перед началом кампании французы напечатали фальшивку под названием «Завещание Петра Великого», куда по приказу Наполеона был вставлен кусок текста «о захвате Индии».

Французские агенты проникали в Россию под видом артистов, торговцев, священников, путешественников, гувернёров, врачей и преподавателей учебных заведений. Особенно много было среди них женщин, выдававших себя за жертв наполеоновского режима. Наиболее активно на французскую разведку работали также поляки, считавшие Россию своим врагом. Центром тайной войны стало французское посольство в Петербурге. Сюда стекались все сведения, собранные французской агентурой в самых отдаленных уголках России. На соответствующие нужды, включая подкуп должностных лиц, МИД Франции получал ежегодно от трёх до пяти миллионов франков. Львиная доля этих денег направлялась в Петербург.

Однако даже такой гигантской по тем временам суммой русскую бюрократию «прошибить» не удалось. Российская коррупция сковывала работу французской разведки, и ей не мог помочь никакой опыт, полученный в Италии, Австрии или Германии. Вот что писал об этом один французский агент, безуспешно пытавшийся внедриться в ряды русской служивой бюрократии: «Что можно сделать против целого корпуса взяточников. Да, я понимаю, что они люди пустые, ничтожные, необразованные, но они сильны единством. Одушевлены одним общим стремлением к грабежу и крепко сплотившиеся для защиты друг друга. Они в свои ряды никого не пускают, даже за большое вознаграждение».