«Почему русские так затягивают? – рассуждал Ставински. – Или военный заговор сторонников фон Секта с обеих сторон решил взять реванш? Они сговорились на этот раз. Хотят подвести Азиата и обвинить его в поражении. Но с аварийностью у русских на этот раз всё под контролем. Техника новая и ресурс у неё гигантский. Русские заговорщики пытаются по возможности вывести из боя авиацию и предоставить возможность люфтваффе захватить господство в воздухе. Пока им это удаётся. Теперь у кого-то в планах отдать в наши руки Курск. Затем… Сценарий 1941-го: тысячами, по приказам командиров корпусов и дивизий, красноармейцы сдаются в плен. Их убеждают в том, что немцы несут цивилизацию и возрождение монархии? Или заветов Ленина-Троцкого? Но будет ли толк от таких призывов?!? Особенно, если учесть то, что видели русские солдаты на освобожденных территориях. «Цивилизованные» германцы…»
«Телетайпные девицы», облачённые в двубортные кителёчки с лацканами, щёлкали полированными ноготками по клавишам «Бодо», «Сименс» и «Эриксон». Затем тщательно обрывали ленту. К ним тут же подскакивал дежурный унтер-офицер, и нёс её в оперативный отдел (I a). Там её расшифровывали, после чего с пометкой «Секретно! Только для командования!» перепечатывали для последнего на машине с указанием точного числа копий. Там же раскладывали перепечатанное в папки с цветными поперечными полосами, что указывали на степень секретности. Папки с синей полосой незамедлительно шли на стол фельдмаршала Клюге.
В одном из донесений указывалось, что половина «пантер» хоть единожды, но вышла из строя в ходе боя. Как причина указывался перегрев карбюраторов, что отчего-то не справлялись с перегрузками. Это было более чем странно, так как в их надёжности поручился конструктор Фердинанд Порш, которому Сталин в конце 30-х предлагал занять пост наркома тяжёлой промышленности. (Именно в свою честь этот субъект назвал САУ «Фердинанд», что впрочем, носили второе название «Элефант».) Причиной, правда, могло послужить низкое качество искусственного топлива и коробки передач. Положение дел это не меняло. Новые танки не смогли переломить ситуацию. Русские не сдавались целыми бреднями, как в начале лета 1941-м. Они ожесточенно сражались, навязывая противнику тяжёлые оборонительные бои и встречные контрудары. Подобно германской Pakfront они разработали схему «оборона ПТОП», что включала распределение за батареями полевой артиллерии (76,2-мм, 45-мм), а также зенитной и гаубичной функций борьбы с прорвавшимся танковым клином (Panzerkeil). Атакующие танковые роты и батальоны, приманённые «встречным огнём», оказывались вскоре в так называемом «противотанковом мешке», что представлял кинжальный огонь десятков батарей. Из 76,2-мм пушек ЗИС-3 русские запросто поражали «тигры» в гусеницы и заклинивали поворотный механизм в башнях. С расстояния 100 метров их толстую броню брали русские противотанковые ружья систему Рукавишникова. По данным генерал-квартирмейстера группы армий «Центр», русской разведке, кроме точного дня и часа операции «Цитадель» стал известен этот конструктивный дефект – замедленный поворотник, будь не ладен этот Порш! На ближних дистанциях Pz.Kpwf.VI становился уязвимым для «тридцатьчетвёрок» Используя огромную начальную скорость снаряда, их пушки с 100-300 метров проламывали даже лобовой бронелист «чудо-оружия». Кроме того, русской разведке (не иначе как с подачи кого-то из «гофмановцев»!) стало известно, что «Фердинанд» с его 88-мм пушкой был лишён пулемёта. Кроме всего высокое расположение триплекса, а также непозволительная высота угла командирской башенки на забронированной рубке делали эту самоходку с бронированием в 80 мм уязвимой для русской пехоты. Доходило до смешного: «панцерман» истребывали у своего командования ручные MG24. Из них они пытались вести огонь через… каналы своих пушек. В то время как русские пехотинцы на неподавленных позициях, через которые шли «панцеры» и «штурмгещюц», запросто поражали их противотанковыми гранатами и бутылками «КС». Ситуация усугублялась тем, что трансмиссия у «Элефанта», по идее Порша, была выдвинута впереди забронированной неподвижной рубки с орудием, а дверцы для входа-выхода экипажа располагались позади и были из противопульной брони.
«Интересно, мои господа, как бы поступил Азиат с этим мерзавцем, сделай он такие самоходки и такие танки в России? Неужели удостоил бы премии в своё имя? Или…Скорее обратное. Азиат примерно наказал бы этого капиталиста, не в пример фюреру», - раздражённо подумал Ставински. Его тут же обожгла непонятная мысль: а что, если и фюреру выгодно подобное вредительство? А что если фюрер, как и генералы-заговорщики, ведёт двойную игру? Те стремятся подставить его, он в свою очередь…
Подмигнув очаровательной блондинке за телетайпом, что был установлен на столе для исходящих сообщений, полковник отправил закодированную информацию в штаб-квартиру Абвер. В ней помимо «утечек» и дезы, что поставлялась русскими для ОКВ и ОКХ накануне операции «Цитадель», говорилось: «Представилась реальная возможность решить вопрос с Азиатом. За сутки до начала операции в расположение 135-й танковой гренадёрской дивизии перешёл офицер СМЕРШа в звании майор. Проверка личности по агентурным каналам Абвер-103 дала положительный результат. При этом установлено, что русской военной разведкой создана схожая легенда. Скорее всего, чтобы подставить перебежчика как канал дезинформации, так как они сами давно ищут контактов с нами и соперничают с НКВД. Агентурные источники докладывают об особых полномочиях данного лица. Можно с уверенностью судить о разногласиях в русском оперативном руководстве. Это подтверждает данные Абвершталле о наличии в окружении Азиата заговора военных из остатков группы Тухачевского, Уборевича, Якира и прочих. Перебежчик, получивший в моей разработке кодовое обозначение «Круглов», заявил следующее: действующая в структуре Генерального штаба и Разведуправления Красной армии военно-троцкистская организация 4-й Интернационал готова предоставить свой окончательный план…»
- Если фройлен не против, я готов пригласить её в казино, - улыбнулся Ставински, потрепав оператора связи за нежное ушко. – Если фройлен, конечно, предпочитает… - он незаметно сунул ей на колени парижский журнал мод, - она может познакомиться и кое-что заказать. У меня намечается поездка к берегам… ум, гумм…Сены. Имеется возможность украсить вашу красоту.
- Благодарю вас, мой господин, - девушка, как заведённая, заработала пальцами по клавишам. Диск телетайпа плавно завертелся, прокручивая бумажную ленту. – Я, конечно, обдумаю ваше предложение, - покосившись на унтер-офицера войск связи, что сияя лимонно-жёлтыми петлицами, понёс оторванные ленты в оперативный отдел, она ещё более понизила голос: - Это возможно только на будущей неделе, мой господин. Нам строго запрещено самовольно отлучаться, вы же понимаете. Нас даже не выпускают здесь прогуливаться. Увозят на специальном автобусе и на нём же привозят. Чтобы избежать утечек… К тому же, - она ещё больше зардела, - я католичка. Если Мадонна благословит меня на дружбу с таким импозантным офицером как вы, герр оберст…
- Будем надеяться, милочка, - Ставински был доволен, что не последовал вопрос, чей он муж.
Она грациозно показала ему линию бедра под форменной юбкой, а также розовые икры в телесных чулках. Высокая модельная причёска с правым пробором (как раз по парижской моде), пышные коралловые губы и её светло-карие глаза были выше всяких похвал. От рук исходило такое знойное тепло, что Ставински тут же захотелось вырвать её из кресла и увести с собой в Берлин. Он был в разводе – год назад жена не вынесла его командировок. Она предпочла офицеру Абвершталле торгового агента фирмы «Сименс», выпускающего помимо телефонных аппаратов, коммутаторов связи, диктафонов и радиостанций ещё и такие вот телетайпы. Ч то ж, ему повезло. Будь он в НСДАП, это стало бы грандиозным скандалом! Хотя ходят сплетни о похождениях Геббельса с чешской актрисой Лидой Бааровой, которой колченогий якобы предложил руку и сердце, но это не его дело. Проклятые нацистские чистоплюи… Гиммлер будто бы тоже имеет внебрачную связь. А фюрер лишь проводит время в уединённых апартаментах баварского замка Оберзальц с некой Евой Браун, что, как говорят иные мудрецы, всего лишь его друг, но никак не любовница. Иными словами, символ не порочной любви «великого сына германского народа».