Он долго лежал в госпитале. А дальше были Белоруссия, Польша, Мазурские озера, болота Восточной Пруссии… Где-то на этом солдатском пути догнало Ускова письмо матери. Мать сообщала, что она снова вернулась в Сталинград, что домик их сожжен, сад выкошен осколками, что живет она, как и большинство вернувшихся в город, в котельной одного из разрушенных домов, но что это все перетерпеть можно — уже начали восстанавливать важнейшие здания.
Много было хлопот у артиллеристов в бурно развивающемся наступлении. Но мысли Анатолия Ускова даже в самые тяжелые боевые дни всегда устремлялись за границы войны, к мирной жизни, и эта трижды милая солдату мирная жизнь была всегда связана со Сталинградом.
В ответном письме артиллерист попросил мать узнать, сохранился ли институт, где он учился; если да, то съездить туда, спросить начальство, сможет ли он после победы продолжать учебу. И уже где-то в Чехословакии, в Австрии или в Венгрии его догнало новое письмо. Мать сообщала, что здание института превращено в развалины. Но институт уже существует, студенты занимаются в нескольких больших подвалах. И еще писала она, что преподаватели его помнят, кланяются ему, желают поскорей вернуться с победой на студенческую скамью.
Да, так уж, видно, у нас в стране повелось, что обязательно сбудутся светлые человеческие мечты, какие бы препятствия ни городила судьба на пути к их осуществлению. И вот уже снова сидел Анатолий Усков за столиком в институтской аудитории, слушал лекции, записывал, отвечал, изучал материал; как и остальные студенты, побаивался экзаменов, будто между первым и вторым курсами и не лежали страшная война, ранение, тяжкие испытания ленинградской блокады, огонь сталинградских боев и победный освободительный поход по землям пяти европейских государств.
Даже то, что на первых порах пришлось заниматься в наскоро восстановленных зданиях, где гулял холодный ветер и замерзали чернила, не очень мешало учебе. Институт Анатолий Усков окончил отлично.
В качестве своей дипломной работы он спроектировал легкий садово-огородный трактор с электрическим двигателем. Вспомнив об этом, он не мог удержать улыбку. Декан факультета, поздравляя молодого инженера с первой конструкторской удачей, предсказал ему, что он станет знаменитым, продолжая столь успешно начатую работу над самыми маленькими машинами с электрическим двигателем.
Вышло наоборот. Анатолия Ускова прославила работа на самоходной машине с электрическим двигателем, самой большой из всех, какие когда-либо создавал технический гений человека.
Товарищи и преподаватели сулили молодому инженеру будущее конструктора. Но разве мог он, сталинградец, воспитанный на славных традициях своего города, устоять перед неотразимым обаянием проекта Волго-Дона, который в те дни еще только начинал строиться в степях, где совсем еще недавно шла великая битва! Диплом с отличием дал ему право выбора. Он не задумываясь предпочел тишине конструкторского бюро неведомую и, вероятно, очень трудную работу на строительстве великой трассы.
— Правильно! Конструкторское бюро от конструктора не уйдет. А вот работу, как известно, надо начинать большим запевом, — сказал отец, узнав о намерении сына…
Может быть, делегатам, сидевшим рядом с молодым, высоким, ясноглазым человеком на Конференции сторонников мирa, было странно видеть, как тот без видимой причины улыбается, рассеянно вертя в руках листки с конспектом своего выступления. Но разве можно бывшему солдату скрыть радость воспоминания о том, какое счастье познал он на стройке, какие необозримые перспективы для смелого технического творчества открыла она перед молодым советским инженером, делающим свои первые шаги!
На стройках пятилетки умеют ценить людей. Талант молодого инженера был сразу замечен. Его послали на Урал наблюдать за рождением той необыкновенной машины, на которой ему предстояло работать.
Завод тяжелого машиностроения, куда он приехал, называли родиной гигантов. Но такой машины, должно быть, не доводилось еще изготовлять и здесь. Отправляясь в командировку, инженер, конечно, знал габариты машины, и все же всю грандиозность ее он постиг только здесь, увидев, как в цехе сваривали для нее ковш. Огромный, тяжелый, он возвышался над всем окружающим. Рабочий со своей державкой, излучающей фиолетовые молнии, возился возле стальной челюсти ковша. Он напомнил инженеру муравья, суетящегося на зубах лошадиного черепа. Анатолию Ускову посчастливилось видеть, как в канун семидесятилетия товарища Сталина впервые опробовали механизм шагания, как гигант, вдруг ожив, начал поднимать свои огромные лыжи.
Анатолий Усков был одним из тех, кто уже потом, на трассе будущего канала, монтировал первый шагающий экскаватор «ЭШ-14-65». Подчиняясь его воле, еще неуверенно переданной через приборы управления, эта машина осторожно сделала свои первые шаги, вынула первые четырнадцать кубических метров земли одним ковшом!
Здесь можно, конечно, привести и цифры. Рассекая гребень водораздела между Волгой и Доном, большой шагающий экскаватор, начальником которого бессменно, до самого победного завершения стройки, работал инженер Усков, только за один год вынул, отнес в сторону, выбросил в отвалы свыше двух миллионов кубических метров земли. Это целый горный хребет. Зубчатая гряда его, протянувшаяся вдоль русла канала далеко за десятки километров, видна сейчас пассажирам, проплывающим по новому водному пути.
Сознание важности проделанной работы — большая отрада труженика. Но разве в кубометрах вынутого грунта исчислишь радость того, что вот ты, первый из людей на земле, привел в движение эту гигантскую машину-завод, научился ею управлять, подчинил ее своей воле, создал свои, рациональные методы ее использования, научил этим методам своих товарищей, которые потом вывели на трассу других великих строек такие же огромные машины!
Вот в этом-то и заключался для Анатолия Ускова дорогой сердцу советского человека мирный труд, право на который честно завоевал себе солдат Сталинграда. Поглощенный своей необыкновенной работой, Анатолий Усков не мог забыть и не забыл, что пережил он солдатом. И так уж случилось, что довелось ему рыть канал примерно в десяти километрах от места, где он со своим орудием в составе дивизиона тяжелых гаубиц отражал последние атаки танков Манштейна. Он много думал об этом и однажды, сдав смену, сел в автомашину, повел ее не домой, в поселок, а в степь, на место недавнего боя. Без труда нашел он незаметную балочку, вдоль которой тянулись когда-то их позиции. А вот и подковка орудийного дворика, уже зализанная ветрами, заросшая седой шершавой полынью и нежными султанчиками ковыля.
— Тут я был ранен, — сказал вслух инженер, хотя рядом с ним никого не было.
Он попытался вспомнить, о чем же думал он, оставшись тогда один, последний солдат у своей пушки, в те короткие удивительные минуты, когда между двумя танковыми атаками давал остыть орудийному стволу, перед тем как загнать в него новый снаряд.
В самом деле, о чем же он тогда думал? Отбить врага, не дать ему прорвать кольцо. А еще? Поскорей освободить от фашистов родную землю. Ну, а еще? Мечтал, кажется, об учебе и о том, как после войны будет восстанавливать Сталинград. Ну, а еще, еще? О том, чтобы никогда уже не было войн, чтобы дать отпор тем, кто их замышляет.
И все сбылось: враг не прорвался и получил по заслугам, родная земля свободна, он, солдат, недалеко от места недавнего сражения на своей огромной, почти фантастической машине прокладывает великий водный путь.
…Гитлер отравился, как крыса; других бандитов из его шайки настигла позорная петля. Но вот уже новые империалисты хотят сменить тех, чьи старые каски, изуродованные, пробитые пулями, ржавеют то там, то тут по всей бескрайной степи, где Анатолий Усков строил великую водную трассу. Они хотят вновь терзать цветущую советскую землю гусеницами своих танков. Они хотят опять разрушить его родной Сталинград, восставший из руин. Они мечтают атомными бомбами превратить в пыль его стариков, его жену, его ребенка.