Борис Назаровский нашел в Перми и выслал Гайдару повесть «Жизнь ни во что». Мы не знаем, что на самом деле думал тогда о своем творении автор, много лет до того поставивший в нем последнюю точку. Но вот о чем говорится в статье Александра Пушкина «Путешествие в Арзрум», где отражена подобная ситуация: «Здесь нашел я измаранный список „Кавказского пленника“ и, признаюсь, перечел его с большим удовольствием. Все это слабо, молодо, неполно; но многое угадано и выражено очень верно»[47].

Литературных критиков до сих пор восхищает эта поистине благородная и беспристрастная точность авторской оценки поэмы. Очень близкое тому мог бы сказать о своей уральской повести и Гайдар. Но нельзя сетовать на то, что Пушкин не переделал поэму, а Гайдар не переписал повесть. Это обстоятельство, думается, никоим образом не должно влиять на читательскую судьбу таких ранних произведений, на их издание и переиздание. Нам дорого каждое слово Пушкина, каждый черновой набросок или случайный автограф. Что же касается Гайдара, думается, наступило время издания полного собрания его сочинений: вместе с широко известными произведениями, и ранних, забытых приключенческих повестей.

Кроме повести «Жизнь ни во что (Лбовщина)», самой интересной в этом цикле, Аркадий Гайдар в начале 1927 года, когда совсем ненадолго перешел на работу в Свердловск, написал повесть о братьях Алексее и Иване Давыдовых — «Лесные братья (Давыдовщина)». Она печаталась в том же году подвалами в «Уральском рабочем» и потом почти одновременно в усольской газете «Смычка».

Повесть эта, ни разу не издававшаяся с тех давних пор, тоже приключенческая. По своей теме и стилю она действительно очень близка к повести о Лбове, служит как бы ее продолжением. Вторая уральская повесть о том, как группа рабочих-боевиков, возглавляемая братьями Давыдовыми и связанная на первых порах с Лбовым, действовала в районе Александровского завода и Луньевских угольных копей. Эта повесть также получила восторженные отзывы читателей. «Уральский рабочий» ранее печатал лишь мелкие рассказы на различные бытовые темы.

«В таких условиях, — отмечал Павел Бажов, — было заметным литературным явлением, когда на страницах „Уральского рабочего“ стала печататься с продолжением повесть Аркадия Гайдара, который тогда работал в газете… Может быть, в ней было немало литературных недостатков… но помню, какое огромное впечатление произвела эта повесть на читателей. Видимо, люди сразу почувствовали, что пришел новый человек, раскрывший тему революционной романтики увлекательно и просто»[48].

Ровно через шестьдесят лет забвения в сборнике печатаются еще две приключенческие повести молодого Гайдара. Это «Всадники неприступных гор» и «Тайна горы». Хотя жанр последней был определен писателем как фантастический роман, это, конечно же, приключенческая повесть с элементами фантастики. Сам Гайдар печатал эти повести полностью или в отрывках сначала в «Звезде»; потом — про всадников — отдельной книгой в Ленинградском отделении издательства «Молодая гвардия», а вторую — в первом сборнике «На суше и на море» (М.-Л., 1927). Тем не менее он строго, самокритично оценивал их, называя недоделанными, «манерными».

Однако даже столь строгая саморецензия, думается, не исчерпывает сути дела, поскольку она односторонняя. Наряду с явными следами ученичества эти повести несут в себе и нечто большее, непосредственно связанное и с эпохой, в которую Гайдар жил, и с проблемами его времени, которые так или иначе нашли отражение в раннем творчестве. Это были поиски новых тем, проба своих сил в разных жанрах. Прежде всего в тех, которые связывались с интересами и надеждами молодежи двадцатых годов.

Во вступительной статье к первому сборнику путешествий и приключений, где и был напечатан фантастический роман молодого Гайдара, содержался призыв: «На советских окраинах геройски трудятся ясные, твердые люди, а между ними путаются те, кого метлой вымел Октябрь и выплюнула история, — у порога всегда остается немного сора. На советских окраинах захватывающе интересно, и они ждут своего Киплинга»[49]. Но ни Киплингом, ни Майн-Ридом или Стивенсоном Аркадий Голиков не стал. Он стал Гайдаром, стал самим собой.

За явно приключенческой фабулой гайдаровской повести «Тайна горы» кроется весьма актуальная, а во многих случаях и спорная проблема привлечения иностранных концессионеров для развития отсталых окраин страны, разработки ее природных богатств. В. И. Ленин ставил тогда смелую задачу учиться, в частности и «некоммунистическими руками строить коммунизм»[50]. Речь шла об использовании частного капитала под строжайшим контролем социалистического государства.

Одним из таких интереснейших проектов был предложенный русским художником А. Борисовым и норвежским промышленником Э. Ганневиком концессионный проект строительства Великого Северного пути — железной дороги от низовий Оби через Урал, Коми край и Печору в сторону Петрограда. Этот договор не состоялся. Но многие другие договоры успешно выполнялись. Максимум их — 113 концессий — приходился как раз на 1925–1926 годы[51]. Английские горнопромышленники, например, помогали добывать золото, серебро, медь и свинец в Сибири, на Урале, в Киргизии. Известные американские предприниматели А. Хаммер и Б. Мишель помогали добывать асбест…

А число концессионных предложений все росло и росло. Но далеко не все иностранцы преследовали честные цели, не все бережливо относились к нашим природным ресурсам. Поэтому Ленин оценивал взаимоотношения с концессионерами как своего рода экономическую войну[52]. Это, естественно, требовало величайшей бдительности, что и стало главной темой гайдаровской повести «Тайна горы». Советский журналист Виктор Реммер, его друг Федор Баратов и другие герои повести, узнав, что «помощниками» концессионеров стали бывшие белогвардейцы, идут по их следам и раскрывают фальшивый маневр с разведкой золотых россыпей.

Публикуя повесть подвалами в «Звезде», Гайдар перенес ее действие в будущее, а именно в 1937 год. Отсюда и такие «фантастические» для быта двадцатых годов детали, как саморазогревающиеся котлеты, телефон с автоматическим набором номера, разъезжающие на скоростных мотоциклетках почтальоны и т. д. В полном смысле фантастического романа не получилось. И те, кто читал «Тайну горы» только в газете, например, Б. Назаровский, считали, что Гайдар ошибался, относя действие повести на десять лет вперед. К тому времени были ликвидированы почти все иностранные концессии[53].

Однако при перепечатке повести в сборнике Аркадий Гайдар или сам, или по совету товарищей и редакторов изменил время действия своих героев, отнеся его уже к прошлому — к 1925 году. Но при этом он оставил в повествовании элементы фантастики. Это изменение, конечно же, вносит коррективы в исторически более точное восприятие повести. Конкретные указания на реальности мы встречаем даже в таких деталях, как упоминание Сибирской улицы Перми, на которой располагалось тогда здание редакции «Звезды», где работал Гайдар[54]. Пароход «Красная звезда» действительно плавал в то время по Каме. И даже образ старого красноармейца Семена Егорова перекликается с его колоритным прототипом — «красным Сусаниным» Сибири знаменитым партизаном Федором Гуляевым, который неделю гостил в Перми как раз в те же дни, когда Гайдар работал над повестью «Тайна горы». Звездинцы проявили тогда к этому гостю большой интерес. Они напечатали в своей газете два портрета 66-летнего партизана Гуляева, рассказали о его биографии[55]. И заключительные сцены повести оказались наполненными высоким гражданственным пафосом, их стиль и свежесть восприятия перекликаются с лучшими рассказами Гайдара на героические революционные темы.