Изменить стиль страницы

Большую роль в воспитании слепого музыканта сыграл брат его матери, дядя Максим. В молодости дядя Максим героически сражался в отрядах Гарибальди за освобождение Италии. Изувеченный австрийскими шашками, Максим поселился в семье сестры, где родился слепой мальчик. Старый гарибальдиец посвящает себя воспитанию слепого музыканта и в этом находит смысл собственной жизни. «Кто знает, — думал он, — ведь бороться можно не только копьем и саблей. Быть может, несправедливо обиженный судьбою подымет со временем доступное ему оружие в защиту других, обездоленных жизнью, и тогда я недаром проживу на свете, изувеченный старый солдат…» В мысли о возможности воспитать из слепого активного участника жизни дядю Максима укрепляет судьба легендарного слепого бандуриста Юрка, который, несмотря на свою слепоту, участвовал в походах; и был со славою погребен в одной могиле с казачьим атаманом. Оба они погибли в бою с врагами родины, и имена их сохранились как равные в народной легенде.

Дядя Максим помогает слепому музыканту переосмыслить свою жизнь, осознать, что подлинное счастье человека невозможно вне общества, в отрыве от жизни народам

История слепого мальчика, ставшего знаменитым музыкантом, — это не только борьба незрячего человека с тяжелым физическим недугом. В полном согласии с тезисом Добролюбова о том, что человек не может «успокоиться на своем одиноком, отдельном счастье», Короленко в «Слепом музыканте» намечает путь служения народу как единственно возможное осуществление счастья. Победа над тьмой в повести «Слепой музыкант» достигается близостью к народу, пониманием его жизни, его поэзии. «Да, он прозрел… — пишет Короленко. — На место слепого и неутолимого эгоистического страдания он носит в душе ощущение жизни, он чувствует и людское горе, и людскую радость…» Это духовное прозрение и побеждает его личное горе, из которого, казалось, не было выхода. Имея в виду неполноту личного счастья в отрыве от жизни народа, от его борьбы за счастье общее, М. И. Калинин в своем выступлении 25 октября 1919 года на митинге, посвященном обороне Тулы от Деникина, упомянул об этой повести. «Величайший художник слова, Короленко в своем „Слепом музыканте“, — говорил М. И. Калинин, — ясно показал, как проблематично, непрочно это отдельное человеческое счастье… Человек… может быть счастлив только тогда, когда всеми нитями своей души, когда всем телом и всем сердцем спаян он со своим классом, и только тогда его жизнь будет полна и цельна» [2]. В этом своем произведении Короленко утверждает глубоко прогрессивную мысль о том, что личность возвышается только в том случае, если живет одной жизнью с народом, если отдает себя служению обществу.

С самого начала своего литературного пути Короленко выступает горячим сторонником общественного назначения литературы, убежденным противником буржуазного объективизма в искусстве. В согласии с эстетикой революционных демократов Чернышевского и Добролюбова, для которых литература была орудием борьбы за освобождение народа, Короленко свою писательскую задачу видел в активном вмешательстве в жизнь общества. «Если… жизнь есть движение и борьба, — писал Короленко в дневнике в 1888 году, — то и искусство, верное отражение жизни, должно представлять то же движение, борьбу мнений, идей…» Называя литературу «зеркалом жизни», Короленко писал в том же дневнике: «Литература, кроме „отражения“, — еще разлагает старое, из его обломков созидает новое, отрицает и призывает… Как ноги уносят человека, положим, от холода и тьмы к жилью и свету, так слово, искусство, литература — помогают человечеству в его движении от прошлого к будущему».

В творчестве самого Короленко такое понимание задач литературы проявилось прежде всего в его типических обобщениях, в лирико-романтической окраске рассказов, наконец прямо и непосредственно — в обширной, общественно-активной публицистике. Выбранная писателем форма рассказа, где существенным элементом являлись публицистические отступления, давала возможность Короленко, не нарушая художественной композиции произведения, высказать свое отношение к изображаемым событиям и лицам, подчеркнуть остроту вопроса, усилить эмоциональное воздействие образа.

В изображении народной жизни Короленко резко отходит от приемов народнической беллетристики. Вспоминая о настроениях, вызванных творчеством Короленко в народнической среде конца 80-х, начала 90-х годов, Горький писал: «Он был в ссылке, написал „Сон Макара“ — это, разумеется, очень выдвигало его. Но — в рассказах Короленко было нечто подозрительное, непривычное чувству и уму людей, плененных чтением житийной литературы о деревне и мужике».

В своем творчестве Короленко изображал живые народные характеры, лишенные народнической слащавости, сохранившие черты действительного героизма, выражавшего демократический протест масс против социального угнетения существовавшего тогда строя.

Основное место в творчестве Короленко занимает образ простого русского человека, увидевшего уродства капиталистической действительности, страстно ищущего правду и стремящегося к иной, лучшей жизни. Короленко пишет о людях самых широких демократических кругов, с проникновением большого художника подмечая свободолюбие народа, то типическое, все развивающееся в характере трудящихся масс, что впоследствии сыграло важную роль в революционном преобразовании страны. С большим удовлетворением художник наблюдает поднимающуюся волну народного негодования и протеста.

В ряде своих высказываний Короленко выступает против народнической реакционной теории о «героях и толпе», которая рассматривала народ как слепую инертную массу. «То, что мы называем героизмом, — писал Короленко в дневнике за 1887 год, — свойство не одних героев… Они не отличаются от массы качественно и даже в героизме массы почерпают свою силу. Они продукт массы и потому могут совершать подвиги героизма. Таким образом открыть значение личности на почве значения массы — вот задача нового искусства».

«Теперь уже „героизм“ в литературе, — писал Короленко в письме к Н. К Михайловскому в 1888 году, — если и явится, то непременно „не из головы“; если он и вырастет, то корни его будут не в одних учебниках политической экономии и не в трактатах об общине, а в той глубокой психической почве, где формируются вообще человеческие темпераменты, характеры и где логические взгляды, убеждения, чувства, личные склонности — сливаются водно психически неделимое целое, определяющее поступки и деятельность живого человека… И тогда из синтеза реализма с романтизмом возникнет новое направление художественной литературы…»

В свете этих взглядов Короленко понятно и то искреннее восхищение, с которым он встретил ранние рассказы Горького и особенно «Челкаш».

III

Широкое изображение жизни русской провинции 80-90-х годов дает Короленко в рассказах и очерках нижегородского периода. Появляются такие его произведения как «Река играет», «За иконой», «Павловские очерки», «В пустынных местах», «На затмении», «В голодный год», «В облачный день». Реалистическое мастерство писателя находит в них свое дальнейшее развитие и совершенствование. В то же время в творчестве этого периода поднимаются и новые существенные вопросы общественного развития, которые в те годы не могли не захватить такого чуткого и внимательного к жизни художника, каким был Короленко. Претерпевают изменения и художественные формы творчества писателя. Многие общественные проблемы, которые решал Короленко на первых порах своего творчества, нередко прибегая к аллегории, к условно-историческому плану сюжета, теперь ставятся на строго фактическом, глубоко изученном и достоверном материале живой действительности. Именно в эту пору Короленко разрабатывает форму путевых очерков, в которых художественное повествование легко и свободно сливается с элементами публицистики. В таких классических образцах этого жанра, какими являются «В пустынных местах», «Павловские очерки», «Река играет», «Наши на Дунае», Короленко мастерски сочетал и чисто художественное изображение действительности и публицистические размышления по поводу конкретных явлений жизни.

вернуться

2

М. И. Калинин, За эти годы. Книга 3-я, 1929, стр. 188–189.