- Открывай ворота! Поедем.

Дано ли человеку ещё в чём-нибудь такое полное проявление счастья кроме как лететь на чуде современной техники, обняв одной рукой за талию друга, а другой приветствуя попадающиеся по пути знакомые лица и крича во всю мощь голосовых связок:

- Няхили?!!

Это экзотическое приветствие при переводе на русский язык означает всего лишь скромное вопросительное местоимение "как", но какой универсальностью обладает оно на жаргоне наших соотечественников, проживающих в самой жаркой республике! Особенно если к нему присовокупить специфическое покачивание открытой ладонью на манер забивающего папиросу. Этим сказано всё! И - как живёшь? И - чего ждёшь? И - на что надеешься? А так как молодому человеку свойственно в глубине души надеяться только на лучшее, которое придёт однажды, то Воха с радостным чувством взирает на летящие из-под колёс гравийные брызги, на разбегающихся поджав хвост перед грозной машиной четвероногих и на куцую тень, появляющуюся в тот момент, когда Шоха, не снижая скорости на поворотах, клонит сей венец технического творчества направо или налево.

Вот они слетают с шоссейки на узкую тропинку, ведущую к арыку, и за ними вспухают возмущённые клубы безмятежного доселе песка. Последний рывок - и мотоцикл замирает в нескольких сантиметрах от крутого склона, обрывающегося в зелёную ласковую манящую воду. Шоха в своём репертуаре.

Раздевшись до трусов и бросив тряпьё на горячее кожаное сиденье, друзья подходят к самому склону, щурясь от бликов, распластавшихся на легко колеблющейся поверхности. Затем Шоха делает несколько шагов назад, бросается вперёд - и через мгновенье уходит вниз головой в иную субстанцию. Воха устанавливает носки ног на край обрыва, глубоко вдыхает и, взмахнув руками, следует за другом. О, блаженство! О, благословенная жидкость! О, целительный бальзам! Как мягко обнимает тело влага, сколько в ней нежности и прохлады...

Воха лениво перебирает конечностями, чтобы лишь только удержаться на воде. Волосы на голове, покоящейся над речной гладью, быстро высыхают и солнце вновь обжимает череп жгучим томящим обручем.

- Уу-а! - вдруг вырастает из-под воды с разлетающимися струями шохино тело чуть ли не до пояса и весело орущий друг окатывает раскалённую голову Вохи ласкающей влагою.

- У-аа! - ревёт Воха и проделывает ту же манипуляцию, а затем бросается за другом, пытаясь схватить его за мелькающие под тонким слоем воды пятки. Сейчас, сейчас!.. Брызги, всхлипы, солнце, пузыри... Хорошо!

Вскоре, уставшие, они выбираются на берег и ложатся на прокалённый полдневным светилом, слежавшийся до окаменелости песок. Ох и жжётся!

- Сейчас бы пива холодного... - произносит Воха в землю, положив ещё мокрую голову на руки.

- Угу, - подтверждает Шоха, уже сидящий лицом к изливающему жар ослепительному кругу и блаженно прикрывший глаза, - бочку привезли?

- Не знаю, не видел.

- Поедем сейчас, я новую банку, пятилитровую, достал.

- Угу, - отзывается уже поднимающийся Воха.

Обмывшись и натянув шмотки, через пару минут они мчат обратно.

Ну конечно же, бочки нет! Перед рестораном на потемневшем пятнами от расплёскиваемого каждодневно пива пятачке толкутся оптимисты, всегда ожидающие бочку с минуты на минуту. И Хуртын тут, и Халим, и Волоха с Коляном... Молодые ребята сидят на корточках в тени карагачей и неспешно тянут ленивые разговоры о том о сём, уверенные, что придёт время и они так же неспешно и лениво будут тянуть пиво... Но друзьям уже не терпится: в груди горит огонь желанья. Перебросившись несколькими словами с товарищами, они снова взгромождаются на свой драндулет и строят планы, как бы залить желание, вдруг овладевшее ими.

- Слушай, - говорит Шоха, - поедем к Сашку! Он меня уже три месяца в гости зовёт.

- Да ты что? Пилить в такую жару двадцать кэмэ! Пусть лучше у меня желудок усохнет и тарантулы в нём заведутся!

- Да брось ты, у Сашка коньяку хоть залейся, даровой ведь.

Этот довод сражает Воху. Он, зажмурив для виду глаза, секунду раздумывает и отчаянно кивает головой. Шоха бьёт ногой по рычагу.

Сашок, армейский друг Шохи, ловко устроился. В двадцати километрах от Городка находится виноградарский совхоз, поставляющий продукцию своих плантаций коньячному заводу, что расположился с ним по соседству. А Сашок по возвращении из армии сумел пристроиться там сторожем и теперь является своеобразным посредником между производителями даров земли и служителями Бахуса. А посему коньяк и виноград в его мазанке не переводятся.

Друзья несутся по сереющей ленте асфальта и Воха, придерживаясь правой рукой за пояс друга, а левой уперевшись в собственное колено, сидит, свесив голову, почти что в позе роденовского Мыслителя. Навстречу рвётся сухой раскалённый воздух и, если открыть рот, забивает гортань сухим горячим клубком. По обе стороны полотна тянутся то пески, то хлопковые поля, подступающие к самому шоссе. Вдалеке медленно плывут нефтяные вышки. Изредка выглядывая из-за спины Шохи, Воха видит впереди бледно-голубое, но тем не менее яркое, до рези в глазах, небо, опирающееся на чёткую черту горизонта. Асфальт чем дальше, тем кажется темнее. Поднимающееся над далёкими выбоинами вязкого покрытия дороги дрожащее марево видится блестящей под солнцем лужей. По мере приближения к такой луже мираж пропадает, а вдали возникает новое обманное озерцо и вскоре снова тает, как несбыточная надежда на чудо, рождающаяся ни с того ни с сего солнечным весёлым утром и незаметно потухающая в пыли и сутолоке полдня. Куда исчезают наши надежды? Откуда являются? Где их исток? Что им причина?.. О жизнь, ты неостановима! Закрутит нас калейдоскоп надежд, томлений, полусбывшихся желаний, но мысль однажды мозг тоской проест, наступит время разочарований. Наступят дни метаний и утрат себя, безбожной веры, цели жизни. Захочется то славы и наград, то просто быть своим в своей Отчизне. Окажется: никто не виноват в непреходящем чувстве пессимизма. И вот тогда ни чудо, ни беда, а только время и мышленье жёстко нас приведут к понятию труда. Быть может, нам поможет скрип пера, а может, потогонка на "ура", но главное - всё вынуть из нутра! А муки наши лишь "болезнью роста" нам объяснят седые доктора. Да дай бог памяти: расти будем всегда! Пусть жизнь нам не покажется новей ( душа ещё поноет, как умела ), но время мчит быстрей, быстрей, быстрей и нас толкает к делу, к делу!

К делу.

Ткнувшись лбом в широкую и костистую шохину спину, обтянутую цветастой рубашкой, Воха очнулся, сообразил, что они тормозят, и крикнул:

- Что, приехали что ли?

- Да нет, двигатель надо охладить. Ты же знаешь, я недавно поршня новые поставил, не запороть бы...

Друзья съезжают на обочину, откуда Шоха на малой скорости сводит мотоцикл по отлогому склону протекающего по правую сторону арыка, а затем руками толкает его в тень, под мост, низко нависающий железобетонными перекрытиями над их головами. Здесь прохладно и даже свежо. Вода, обтекая четырёхгранные опоры, журчит тихо, монотонно, дремотно. Друзья присаживаются на сухую глину и Шоха достаёт "Приму".

- Будешь?

- Не хочу.

Воха, отвалившись на локоть, оглядывает берег, по которому они только что прошли. Он сплошь усеян углублениями от коровьих копыт, а местами забросан чёрными горошинами овечьего помёта. Значит, здесь прогоняют стада. Как всех притягивает вода. Вот она скользит у ног, зелёная, живая... Воха сползает к самой кромке и поглаживает её ладонью. Ласковая...

- Может, искупнёмся?

- Да поехали, чего время терять.

- Ну поехали тогда.

Шоха бросает окурок и друзья вытаскивают свой транспорт из-под моста.

Через полчаса они у цели своего путешествия. Шоха загодя глушит двигатель и сворачивает на ответвляющуюся от шоссе грунтовку. В освобождённые от гула уши вливается шорох песка, выпархивающего светло-серыми крылышками из-под протекторов. Вот и мостик, а за ним в низинке виднеется хибарка приятеля. Сейчас они устроят другу сладкую жизнь!