* * *
Когда Хосров был сыном умерщвлен,
Отцеубийца поднялся на трон
И возложил на голову венец
Правления тяжелого венец.
В нужде мы и убийце угодим:
Стал Шируйя царям необходим.
Пытался он Михин-Бану привлечь,
И сразу о Ширин завел с ней речь.
Ответила: «Она еще больна.
Оправится — решить сама вольна.
Ее судьба в ее руках, а я
Ни в чем ей не помеха, Шируйя!
Но лучше ты поговори с ней сам:
Захочет — я благословенье дам…»
Но так как грубым он невеждой был,
А страсть в нем разожгла надежды пыл,
То он кумиру своему послал
Письмо любви, в котором так писал:
«О гурия, ты обольщенье глаз,
Чью красоту я видел только раз!
Но, вспыхнув от ее огня, с тех пор
Ношу в душе пылающий костер.
О, ни Фархад, ни мой родитель-шах,
Клянусь, не мучились в таких кострах!
Отцовскую пролить осмелясь кровь,
Чем докажу еще свою любовь?
Никто таких страданий не терпел,
Какие мне любовь дала в удел.
Всю летопись судьбы перелистай
Лист за листом подряд — и прочитай
Все повести любви из века в век, —
Такой любви не ведал человек!
Хоть я владыкой стал, тебе скажу:
Я горькую утеху нахожу
В том, что, тебя любя, о мой кумир,
Себя на весь я опозорил мир.
Да, мне в позоре этом равных нет,
И мучеников столь бесславных — нет!..
Не отвергай, Ширин, моей любви
И к жертве страсти милость прояви.
О пери, обещаньем мне ответь,
Надеждой на свиданье мне ответь!
Хоть я не жду отказа, но клянусь:
Ни перед чем я не остановлюсь,
И — не добром, так применяя власть,
Ответить на мою заставлю страсть!..»
* * *
Ширин, приняв посланье от гонца,
Лишилась чувств, не дочитав конца.
Она понять сначала не могла
Столь небывало страшные дела.
Но, долго размышляя над письмом,
Она, увы, уверилась в одном:
«Вот подлинно безумный, страшный тем,
Что чувство страха утерял совсем!
Кто мог отца с пути любви убрать,
Преступит все и может все попрать,
Чтоб своего достичь. Я цель его,
И ждать я от него могу всего.
Нет, не хочу я на него смотреть!
О боже, помоги мне умереть!
Да, смерть — одно спасение мое,
В ней вижу воскресение мое!..»
К такому заключению придя
И в нем успокоение найдя,
Она с довольным, ласковым лицом
Речь повела почтительно с гонцом.
Сказала: «Шаху передать прошу:
Я за него молитвы возношу.
Угодно было, видимо, судьбе
Хосрова бремя передать тебе.
И если жизни ты лишил отца,
То был орудием в руках творца,
И, значит, воли был своей лишен,
А сделал то, чего хотел лишь он.
Я ль не пойму страдания твои?
Сама я знала плен такой любви.
Ты слышал о Фархаде, кто гоним
И кто загублен был отцом твоим,
Кто был любви поклонникам главой,
Всем верности сторонникам главой?
Круговращенье вечное небес
Таких еще не видело чудес,
Такой любви, как между им и мной,
Примером ставшей для любви земной.
Не преходящей похотью сильна, —
Сильна была единством душ она!
Фархад низвергнут был Хосровом в ад,
И принял смерть из-за меня Фархад.
И я теперь в разлуке вечной с ним,
Но сердцем так же безупречно с ним.
Я заболела от тоски по нем
И чахну безнадежно с каждым днем.
Я птицей недорезанной живу
И непрестанно смерть к себе зову…
Но если шах действительно мне друг,
Он, может быть, поймет, что мой недуг
Тем более жесток, что милый мой
Еще поныне не оплакан мной.
И если б, как обычаи велят,
Я, завернувшись в черное до пят,
Здесь труп его оплакать бы могла
И скрытой скорби выход бы дала,
То, душу от печали облегчив,
Я жить могла б, недуг свой излечив…
Шапура в цепи заковал Хосров;
Освободи Шапура от оков —
И я с людьми туда пошлю его,
Где брошен труп Фархада моего.
Он привезет его ко мне — и я
Свою очищу совесть, Шируйя,
И, выплакав свою любовь к нему,
Покорной стану шаху моему.
А твой отказ — он приговор твой, шах,
Тогда меня получишь мертвой, шах!..»
Гонец понес царю, ликуя, весть.
Услышав от гонца такую весть,
Был счастлив Шируйя, повеселел —
И выпустить Шапура повелел.
Шапур пришел к Ширин и весь в слезах —
Ниц распростерся перед ней во прах.
И вся слезами залилась Ширин, —
Фархада вспомнила тотчас Ширин.
Настолько встреча их горька была,
Что почернело небо, как смола.
Но жалоб сердца отшумел поток, —
Настал для разговора дела срок:
Убрав тигровой шкурой паланкин,
Дала Ширин Шапуру паланкин
И, двести человек в охрану дав
И пышность царских похорон создав,
Отправила весь караван туда,
Где смеркла навсегда ее звезда…
Шапур с людьми ушел — и там, в горах,
Нашел того, кто рушил горы в прах
И кто теперь горою бедствий сам,
Мертв, недвижим предстал его глазам.
Не как гора! — зверями окружен,
Лежал как средоточье круга он.
Но звери разбежались от людей —
И люди стали на места зверей,
И на носилки возложили труп,
И шелком и парчой покрыли труп,
И почести, как шаху, оказав
И, плача, на плеча носилки взяв,
Печалью безутешною горя
И щедро благовоньями куря,
Так до дворца Ширин они дошли,
Фархада тайно во дворец внесли,
В ее опочивальне уложив
И ей затем, печальной, доложив…