Изменить стиль страницы

Это ложь. Ужасная ложь. В настоящий момент я страстно желаю его убить.

— И ведь будет только хуже. — Луи пытается подняться на ноги. — Уже сейчас ты узнаешь во мне себя. Во мне, сумасшедшем, жизнь которого заключена в круг.

— В тебе? Я нахожу что-то общее между тобой и мной?

— Это просто бросается в глаза. Ты в каком-то шаге от меня. Все твои подсчеты в уме, и почесуха, и неотвязные мысли — все это от неприятия мира в его теперешнем виде. Ты хочешь, чтобы тебя окружал порядок, — я тоже. Ты ненавидишь опаздывать, ненавидишь ошибаться, ты мечтаешь привести к общему знаменателю все, чего ни коснешься. Мир враждебен тебе с детских лет, ты ведь не знаешь, кто следующий тебя покинет. Ты хочешь опять стать хозяйкой своей жизни, но у тебя не получается. И ты понятия не имеешь, когда твоя жизнь расколется пополам. А как насчет твоего парня? Сколько лет вы вместе — пять, шесть? Бьюсь об заклад, он хочет жениться на тебе. Завести детишек. Но ты боишься. Тебя мучает страх: вдруг он узнает, что ты не можешь без него жить. Ведь тогда он возьмет да и уйдет. Как твой отец.

Мне остается только заплакать. Иначе меня просто вырвет. Я поворачиваюсь спиной к окну, вцепляюсь в спинку стула и реву.

Большой Луи тут как тут.

— Ну что ты. Ну извини. Прости меня, пожалуйста. Я не хотел. О черт! — Луи опять грохает кулаком по креслу. — Не мое это дело — сюсюкать с дамочками. Как же это сказать… прошу тебя, Одри… ну перестань. Еще только секундочку. Я знаю, где он.

Ноги у меня намертво приклеиваются к полу. Я слышу за спиной шуршание бумаги и медленно поворачиваюсь к Луи:

— Кто?

— Твой отец, — мягко говорит Луи. — Я знаю, где он. Помнишь, ты дала мне фотографию, на ней еще был этот тип в белой шляпе? Его узнали. Твоего отца — нет, а его спутника — да. Его зовут Джимми Джойс. Это имя что-нибудь тебе говорит?

Я изо всех сил стараюсь удержаться на ногах. Если выпущу стул, то рухну и пролечу сквозь все пятнадцать этажей до самой земли. Я ушам своим не верю. Тот самый человек, который увел папу от нас, теперь может привести к нему.

— У меня есть фото. Хочешь взглянуть? Он никому не представляется как Унгар — видно, не желает, чтобы его путали с чемпионом мира. С ним все в порядке, он забросил «двадцать одно» и кости и известен сейчас как один из лучших игроков в омаху[62]. Так говорят. Хочешь знать его прозвище?

— А у него есть прозвище? — слышу я свой голос.

— Ну как же. Его называют Препод. Он вечно чертит на бумажке уравнения и графики и рассказывает забавные истории другим игрокам. Про Луну, приливы и всякое такое. Играет он как ты, Одри, плотно и чисто. Всегда дожидается хорошей комбинации и точно просчитывает проценты. Такие игроки нечасто становятся богачами, но он, похоже, не бедствует.

Я держу в руках фотографию и смотрю на папу. Черты лица на фото немного другие. Время размыло цвет глаз и сгладило резкие линии. Но это папа. Вне всяких сомнений.

— Где сделан этот снимок? Ты ведь мне скажешь, где он?

Большой Луи абсолютно неподвижен. Кажется, он даже не дышит. Только в молчании смотрит на меня.

— Ты мне поможешь? — осведомляется он наконец.

— Еще спрашиваешь? — Я отвожу глаза. — Ты же всегда знал, что на меня можно рассчитывать.

47

Путь домой долог. Машину я веду на автопилоте. Фотография папы вставлена в щель на приборной панели. Мне хорошо ее видно, и я никак не могу насмотреться. Я молю Бога, чтобы красный свет горел подольше, и ругаюсь, когда зажигается зеленый. В какой-то момент в моей голове словно что-то щелкает, мне начинает казаться, что папа чувствует мой взгляд, и я прячу фотографию. Секундой позже возвращаю ее на прежнее место.

Я возбуждена и расстроенна. Мне грустно смотреть на постаревшее лицо папы, ведь я не ведаю, что ему довелось пережить. Новая любовь, новые потери, страхи, ошибки — что именно наложило печать на его облик? В глубине души я надеялась, что папа совсем не изменится. Мог бы постараться, хотя бы из чистой вежливости. Снимок со всей наглядностью свидетельствует, как давно я его не видела. Большая часть моей жизни прошла без него.

Путь домой короток. Вот я уже и паркуюсь. Но я не выхожу из машины еще почти час. События — близкие и далекие — так и мельтешат у меня в голове. Какой трудной жизнью я живу, все-то у меня наперекосяк, все расползается. Вот и опять моя жизнь переворачивается вверх тормашками, только на этот раз я ни при чем. И что делать, я не знаю. Не соединить мне концов с концами.

Я долго смотрю на фото, стараясь запечатлеть в памяти каждую черточку. Обнаруживаю тень улыбки у папы на лице. Еще немного — и он улыбнется по-настоящему и морщины у глаз станут заметнее. Лицо у папы по-прежнему одухотворенное и красивое. Не такое, как раньше, но ведь он столько пережил. Для своих лет он держится молодцом.

Но на лице его лежит тень озабоченности. Может, фотограф сделал что-то не то, может, папа проигрался. А может, ему не так уж уютно на этом свете и его бодрость — напускная. Ведь рядом с ним нет близкой души, и смутные желания не дают ему покоя, и жизнь его так же неполна, как и моя.

* * *

Джо лежит на диване с журналом в руках. При моем появлении он вскакивает:

— Где ты была? Я так волновался. Знаешь, который час? Уже почти восемь!

— Прости меня. Я заблудилась…

— Где тебя носило? Ты хоть ела? Давай я тебя покормлю.

— Сегодня у меня была масса уроков. Два последних я еле выдержала. Извини, что не позвонила.

На лице у Джо радость. Ну как же: со мной ничего не случилось, я наконец дома, да еще и голодная. Он разогревает ужин, наливает мне в бокал вина и садится рядом. Я ем и изо всех сил стараюсь держаться. Мне так хочется показать Джо фотографию папы и рассказать обо всем. Но я не имею права. Если Джо хоть краешком уха прослышит о моих планах, он упечет меня в психушку. И будет прав. Это единственный разумный выход.

Я жду, пока Джо усядется у телевизора, откашливаюсь и приступаю к исполнению.

— Джо?

— Чего?

— Я тут подумала, что Лорна, наверное, права.

— Лорна? Насчет чего?

— Она тут как-то сказала, что мне не помешает легкий отдых. Я, похоже, и впрямь переутомилась. Ведь столько всего произошло… Пожалуй, мне лучше уехать. На пару дней.

— Куда? — Джо поворачивается ко мне. — Мысль неплохая, но куда ты намерена отправиться?

— Не знаю. Еще не решила.

— А до следующего месяца не хочешь подождать? Как раз потеплело бы. Мы бы слетали дешевым рейсом в Ниццу или еще куда.

— Я думала уехать пораньше… например, на будущей неделе.

— На будущей неделе?

— Ну да.

— Но я не смогу. Мне надо сперва закончить проект.

— Декоративное озеро. Помню.

До Джо доходит не сразу.

— Ты хочешь уехать одна?

— Очень ненадолго. На один уик-энд. Максимум на пять дней.

В молчании Джо отворачивается и начинает щелкать пультом, переключая каналы.

— Ладно. Если уж у тебя возникло такое желание, действуй. Может, ты и права и нам нужно отдохнуть друг от друга.

Конечно, Джо обиделся, хоть и старается этого не показывать. Только я знаю: он ненавидит эту программу по садоводству. Отдыхать от Джо… только этого мне еще не хватало. Как было бы хорошо: уютно устроиться на диване, и выпить вина, и рассказать Джо все-все. Про покер, и про шулеров, и про сломанную челюсть, и про хитроумные планы Большого Луи. Но я не имею права. Джо наверняка попытается меня остановить.

Хорошо хоть я напряглась и собралась с мыслями. Мне ведь много чего предстоит сделать — заказать билет на самолет, встретиться с незнакомым человеком. А главное, спасти великана. Доброго и честного.

48

Я отменяю все свои уроки по математике и целую неделю с утра до ночи пропадаю у Большого Луи. У нас идут тренировки. Снова и снова, тасовка за тасовкой, пока у Луи не начинают слезиться глаза, а у меня не подступает к горлу тошнота и не начинают зверски болеть пальцы. Мы отрабатываем разные виды фальштасовок: по одной карте, через руку, врезку, греческую сдачу, индусскую сдачу, разные виды подрезок и перебросов. Я сдаю Луи отличные руки и себе — руки еще лучше. Я собираю снесенные карты, и они оказываются у меня в колоде — сохраняя прежний порядок — в любом месте, где я только захочу. Луи таращится на меня, будто глазам своим не верит. Как бы он ни старался, у него никогда не получались тасовки из середины колоды, долгое время он вообще считал, что такие сдачи невозможны в принципе. Для меня такая сдача — раз плюнуть. Попивая холодное молоко, пощелкивая суставами пальцев, я играючи показываю ему, как работает профессионал.

вернуться

62

Разновидность покера, очень похожая на холдем, но с двумя ключевыми отличиями:

1) игроку раздается не 2, а 4 карты взакрытую;

2) комбинация должна быть построена с использованием ровно двух карт из закрытой руки и трех карт со стола.