Слуги принесли завтрак, и Эльдин жестом пригласил - а точнее, велел - Инди сесть напротив него. На сей раз он позволили слугам расставить приборы и блюда, и всё время, пока они возились, глядел на Инди, хитро и заговорщицки ему улыбаясь. Инди не мог понять смысла этой улыбки, пока слуги не удалились - лишь тогда Эльдин рассмеялся, хлопнув ладонью по своему колену, и сказал:

- Если бы они только знали, кто у меня тут!

Он говорил беспечно и весело, но от этих слов разом стал ощутимо меньше нравиться Инди. Нравиться... да, а ведь этот человек почти начинал ему нравиться. Только всё время в его словах, взглядах, движениях сквозило что-то, что портило это ощущение.

Эльдин заметил его мрачное лицо и перестал улыбаться. Его взгляд и голос неожиданно стали серьёзными.

- Скажи, Арджин плохо обращался с тобой?

Инди снова вздрогнул. Откуда он знает об Арджине?

- Я не хочу говорить об этом, - сказал он, опуская взгляд.

- Но ты убежал от него? Убежал во второй раз? Он собирался убить тебя за попытку побега, не так ли?

Инди, не выдержав, вновь вскинул голову. Откуда он всё это знает?!

- Как ты... - начал он, и Эльдин махнул рукой, словно бы обводя пространство вокруг себя.

- Все знают. Весь Ильбиан. Все говорят о тебе в последние дни. Все говорят об Аль-шерхине.

- Что это такое?

- А?

- Что это значит - Аль-шерхин? Меня всё время так называют, а я даже не понимаю этого слова.

Эльдин наморщил лоб.

- Ну... это... - он неуверенно шевельнул пальцами. - Знаешь, если взять небольшое зеркальце и направить его на солнце, то луч отобьётся и получится такое пятнышко света...

- Солнечный зайчик? - переспросил Инди, и Эльдин приподнял брови - этот оборот явно ни о чём не говорил ему. Инди представил себе, как бы поступил, если бы человек, слабо знающий его язык, попросил его объяснить, что такое "вода" или "небо". В фарийской речи не было понятия "солнечный зайчик". Было "аль-шерхин". Солнечный луч, пойманный зеркалом. Ну, что ж... теперь хоть понятно. Оммар-бей говорил что-то о том, что в его волосах и глазах заключено солнце... И сам он был пойман и заключён, и с ним играли чужие руки.

- Я не знаю, что сталось с Арджин-беем, - проговорил Инди после долгой, неловкой тишины. - Я... да, я убежал от него во второй раз.

- Его убили шимраны Бадияра-паши, - спокойно сказал Эльдин. Инди взглянул на него. - Когда ты убежал, Арджин пришёл в такое бешенство, что забыл осторожность. Он разослал своих людей по всему Ильбиану, чтоб они разыскали тебя. В таких обстоятельствах слухи разносятся быстро... Прежде он прятал тебя, и ловко - люди долго говорили о резне на восточном базаре и убийстве главного евнуха Бадияра, но убийц тогда не нашли. Говорят, владыка Ильбиана все эти месяцы знал обо всём и покрывал своего любимца. Но эмиссары Бадияра не покидали город. Бадияр не из тех, кто быстро забывает обиды... Его люди подозревали Арджина, но не имели доказательств. Твой побег развязал им руки. Ночью они проникли в дом Арджина, убили его и всех, кто был в доме. Его семью, слуг, рабов - всех. А само поместье сожгли. Они искали тебя, но не нашли, и сейчас по всему Ильбиану трубят глашатаи, обещающие за тебя награду. Твоё счастье, что тот вонючий старик не узнал тебя... я сам-то тебя едва узнал, хотя уже видел прежде.

- Видел? - наконец обретя дар речи, выдавил Инди. - Где? Когда?

- На Большом Торгу. Я тогда служил одному бею, чьё слабое здоровье не позволяло ему выходить из дому без присмотра лекаря. Он был на Торгу, и я с ним... Месяц спустя он умер, а я всё думал о тебе... Я сон потерял, хотя прежде со мной такого никогда не случалось. - Инди молчал, и Эльдин усмехнулся неловко, почти смущённо. - Я знал, что ты не по карману скромному лекарю.

- А теперь я по карману тебе, - сказал Инди. - И что же, ты продашь меня эмиссарам Бадияра-паши? Они, наверное, хорошо тебе заплатят.

- Наверное. Но сколько бы они ни предложили, я не расстанусь с тобой, Аль-шерхин.

"Не надо. Не надо называть меня так, я же просил", - подумал Инди и закрыл глаза. Голос Эльдина звучал теперь прерывисто, словно он с трудом сдерживал себя. Он говорил почти как... как влюблённый, сколь дико бы это ни звучало. Он полгода мечтал об Инди, но, получив его, вот уже два дня сдерживал своё желание, давая ему отдохнуть и привыкнуть. Инди не мог этого не оценить.

И всё же в груди у него делалось тесно и душно, когда он понимал, что мягкость, забота и доброта этого человека ничего по сути не меняют. Что ему нужно то же, что и всем остальным.

- Инди...

Он вскинулся, услышав своё имя, и обнаружил, что мужчина придвинулся к нему и сидит совсем близко. Захотелось закрыть глаза, сжаться, исчезнуть, но Инди не шелохнулся, когда большая, мозолистая ладонь мягко и осторожно легла на его колено.

- Я знаю, верней, догадываюсь, что ты пережил, - заговорил Эльдин тихо, глядя ему в глаза. - Знаю, что пришлось тебе нелегко. И подозреваю, что всё, что ты видел прежде с мужчинами, мало тебе понравилось. Но так бывает не всегда. Поверь мне. Я хотел бы тебе показать, как это может быть... приятно.

Приятно? Инди с трудом удержал смешок, рвущийся из горла. Когда в тебя тычут огромной палкой, рвущей твои внутренности - это приятно? О, для обладателя палки - возможно. Но не для того, кого насаживают на неё, будто на кол.

Но что он мог сделать? Сопротивляться? Это никогда ничего не давало. А если он не сопротивлялся, бывало чуточку менее больно. А иногда и почти не больно совсем.... ведь этот человек, кажется, не стремится нарочно причинить ему страданий. Он не такой, как Арджин. Хотя и похож на него.

Он не сказал ничего и по-прежнему сидел, не шевелясь, когда чужие пальцы скользнули под его тунику и пробежали по животу. Придерживая его рукой за поясницу, Эльдин медленно, бережно опустил его на пол, на спину. Инди лёг, покорно, как кукла, отвернув голову.

Мужчина снял с него тунику - не порвал, как грубый пират когда-то, и не задрал, как часто делал Арджин, а аккуратно снял через голову и отложил в сторону. Кончиками пальцев коснулся маленьких холодных сосков, потом наклонился и провёл по одному из них языком. Инди лежал, упрямо глядя в стену, чувствуя, что начинает дрожать. В последние полгода с ним постоянно делали это, но сейчас ему чудилось, что всё это в первый раз, и инстинктивно он ждал страха и боли, как в первый раз. Однако боли пока что не было. Сильные, гибкие пальцы Эльдина, умелые пальцы лекаря, скользили по его телу, по впалому животу, по рёбрам, бокам и ключицам, по плечам и предплечьям, ловко обминая свежие ссадины и синяки. "Как я могу нравиться ему? - думал Инди, вздрагивая всякий раз, когда палец мужчины огибал очередное уродливое пятно на его теле. - Я же весь израненный... Или он хочет причинить мне боль? Но тогда почему..." Он выгнулся, не доведя мысль до конца - странная волна прошлась по его спине, как будто что-то послало её изнутри его тела, от копчика к затылку. Движения Эльдина больше походили на массаж, чем на любовные ласки; от этих прикосновений Инди согрелся, его тело больше не было окоченелым и напряжённым, как деревяшка. Эльдин отстранился от него, легко подхватил на руки и перенёс на кровать. Там он положил его на живот и стал всё теми же сильными, но осторожными и нежными движениями растирать его шею, плечи, поясницу. Инди сложил руки перед собой и ткнулся в них щекой, прикрыв глаза. Ему было хорошо, сильные волны тепла, разливавшегося по телу, были приятны, как горячая ванна, даже лучше. Он едва не задремал - но сон с него мигом слетел, когда Эльдин опустился ниже и приспустил с Инди штаны. Ну вот... вот и началось. А ведь и правда было почти хорошо.

- Не бойся так, - сказал Эльдин почти шепотом, кладя ладонь на его подобравшуюся попку. - Я буду очень осторожен, обещаю.

Он сдержал обещание. Инди ненавидел, когда касались его ягодиц - уж слишком любил это делать Арджин. Но и в этом они с Эльдином были одновременно и похожи, и непохожи: лекарь не бил и не мял его, только гладил, то целой ладонью, то самыми кончиками пальцев, до тех пор, пока и эта часть его тела не утратила напряжённости. Потом руки мужчины спустились Инди на бёдра, оттуда - на подколенные впадины и голени, и закончили на ступнях, размяв и оживив каждую мышцу подошвы и каждый палец. Всё тело Инди теперь горело, но это был жар не боли, а чего-то, странно напоминавшего наслаждение.