Лесничий повернулся и пошел к роще. Я услышал как по дороге он бросил в сердцах кому-то из свои: спутников: «Хозяин он, конечно, хороший, грех жаловаться, только в этой темнотище, да еще и на ветру ничего ему не подстрелить, могу побиться об заклад».

Думаю, до Квотермейна тоже долетели эти слова но он промолчал. Ветер крепчал с каждой минутой и к тому моменту, когда загонщики принялись выгонять вальдшнепов, начался настоящий ураган. Я встал у правого края рощицы, которая узкой подковой огибала небольшую поляну, Квотермейн разместился слева, шагах в сорока от меня. Я даже не успел толком приготовиться, как в небо взмыл старый фазан; от ветра все перья у него на хвосте торчали в разные стороны. Я вскинул ружье — первый выстрел оказался никуда не годным, зато второй достиг цели, фазан свалился мне под ноги. Никогда еще я не был так доволен собой, ибо охотиться в таких условиях мне прежде не доводилось: даже Квотермейн одобрительно кивнул головой. Тут в шуме и треске деревьев раздался возглас загонщика: «Птица впереди! Птица справа!» И сразу же к нему присоединились остальные «Птица справа!» «Птица слева!» «Птица сверху!»

Я поднял голову и увидел вальдшнепа, который стрелой летел по ветру в мою сторону. Следить за ним в темноте было очень трудно, вдобавок он петлял между голыми верхушками деревьев. Собственно говоря, я видел не его самого, а скорее движение его крыльев. Вот он был уже почти рядом. Я спустил курок — очередной взмах крыльев… Промах. Я выстрелил снова, на этот раз абсолютно не сомневаясь в успехе. Нет, как ни в чем не бывало вальдшнеп уходил влево.

«Стреляйте!» — крикнул я Квотермейну и немного подался вперед, чтобы на фоне холодного, гаснущего неба разглядеть его силуэт, к тому же мне было интересно, сумеет он повторить мой успех с фазаном или нет. Конечно, думал я, стреляет он отменно, но эта птичка даже ему будет не по зубам.

Я увидел, как он приподнял ружье, слегка наклонился… и в этот миг вверх взметнулись сразу два вальдшнепа: один — тот самый, в которого я не попал, — справа от него, другой — слева. И сразу же услышал новый возглас: «Птица сверху!» Я посмотрел вверх — высоко над рощицей, как сухой лист на ветру, прямо на Квотермейна несся третий вальдшнеп. Вот тут старик и показал все, на что способен. Первая птица летела довольно низко, и он решил начать с нее, поскольку она раньше остальных могла скрыться из виду. Впрочем, и сейчас, в темноте обычный глаз различил бы ее с трудом. Но от орлиного взора Квотермейна укрыться не удавалось еще никому — вальдшнеп камнем упал на землю. Квотермейн резко повернулся и следующим выстрелом ярдов с сорока пяти сбил второго. В это время у него над головой как молния пронесся третий. Он летел на очень большой высоте, футов сто, если не выше. Старик взглянул в его сторону, поворачиваясь, мгновенно открыл ружье, вынул правую гильзу и вставил новый патрон. Вальдшнеп был уже ярдах в пятидесяти. Вскинув ружье, Квотермейн выстрелил ему вслед и убил на лету. Яростный порыв ветра подхватил мертвую птицу, как сорванный с дуба листок, и унес ее вдаль, ярдов на сто тридцать.

— Послушайте, Квотермейн, — спросил я, когда охота закончилась, — и часто вам удаются такие чудеса?

— Да как сказать… — произнес он с невозмутимой улыбкой. — Последний раз, когда мне пришлось стрелять и перезаряжать с такой скоростью, дичь была покрупнее. Слоны… На трех слонов три выстрела, как и сегодня с вальдшнепами. Правда, тогда все чуть не обернулось иначе. В общем, они сами меня едва не прикончили.

Тут подошел лесничий. «Ну как, сэр, удалось что-нибудь подстрелить?» — спросил он, явно не рассчитывая на утвердительный ответ.

— Разумеется, Джеффриз, — сказал Квотермейн, — одного вальдшнепа вы найдете там, возле рощи, а другого — ярдах в пятидесяти от нее, если пойдете влево по пашне.

Лесничий в полном недоумении хотел было идти за дичью, но старик снова его окликнул: «Постойте, Джеффриз. Видите вон то дерево, ярдах в ста сорока отсюда? Так вот, там, в поле, шагах в сорока от него должен быть и третий».

«Скажи кому, так ни за что не поверят», — только и пробормотал Джеффриз и ушел. Мы отправились домой. Как и было условлено, к ужину пришли сэр Генри Куртис и капитан Гуд. Гуд вырядился в такой узкий и живописный костюм, каких я отроду не видел На жилете у него, помнится, красовались пять розовых пуговиц из настоящего коралла.

За столом мы много разговаривали, шутили. Квотермейн пребывал в отличном расположении духа находясь под впечатлением от своего триумфа над неверующим Джеффризом. А Гуда буквально распирало от желания поделиться с нами своими охотничьими подвигами. Мы услышали совершенно фантастическую историю о том, как он охотился в Кашмире на каменных козлов, или козерогов. Он выслеживал их днем и ночью без сна и отдыха четверо суток. И вот, наконец, к утру пятого дня ему удалось напасть на группу из пяти-шести самок и старого красавца вожака с такими огромными рогами, что написать здесь, какой они были длины, я, пожалуй, не рискну. Гуд полз за ними по-пластунски, с трудом укрываясь за камнями, пока не оказался ярдах в двухстах. Он взял было самца на мушку, однако выстрелить помешало непредвиденное обстоятельство: на одной из дальних вершин чрезвычайно некстати появились какие-то туземцы. Самки повернулись и, прыгая с камня на камень, мгновенно скрылись из виду. Вожак же поступил более решительно. Перед ним простиралась глубокая расселина, футов тридцать шириной. Он попытался перескочить через нее, но выстрел Гуда настиг его прямо в момент прыжка. Козерог перевернулся в воздухе, полетел вниз, зацепился рогами за выступ на противоположной скале и так и повис. Долго и мучительно Гуд перебирался с одной скалы на другую — а крюк был немалый — и там, ловко и элегантно набросив на старого красавца веревочную петлю, вытащил его наверх.

Эта волнующая история из жизни дикой природы была встречена с незаслуженным скептицизмом.

— Ну, знаете ли, — возмутился Гуд, — если вы ставите под сомнение мой рассказ, совершенно, кстати, достоверный, предложите нам что-нибудь поинтереснее. Я готов выслушать все, что угодно: будь то сказка или правда. — И он гордо замолчал.

— Слушайте, Квотермейн, — не выдержал я, — вы не можете просто так отдать Гуду лавры победителя. Расскажите, как вы убили трех слонов, ну, тех самых, о которых зашла речь после сегодняшней охоты на вальдшнепов.

— Должен вам заметить, — промолвил Квотермейн невозмутимо, но с какой-то смешинкой в карих глазах, — что соперничать с Гудом — задача не из легких. И вообще, если бы не тот знаменитый выстрел, — помните, Куртис, когда он с трехсот ярдов подбил бегущую жирафу, — я бы ни за что не поверил в эту историю с козерогом…

Тут Гуд всем видом изобразил оскорбленную невинность.

— Но раз вы просите, — продолжал старик, — у меня, пожалуй, тоже найдется, чем вас поразвлечь.

Я, помнится, рассказывал недавно про трех львов и про то, как львица убила моего несчастного проводника Джим-Джима. Так вот, после этих печальных событий я решил сменить образ жизни и рискнул открыть в Претории лавку на паях с одним весьма оборотистым типом, который убедил меня, что торговать следует исключительно за наличные деньги.

Я имел кое-какой капитал, он — опыт, с этим каждый из нас и вступил в дело. Но партнерство наше длилось недолго. Буры решительно не желали платить наличностью, и к концу четвертого месяца опыт был уже у меня, а капитал — у него. Короче, я понял, что торговля — дело не мое. На оставшиеся четыреста фунтов я отправил сына учиться в Наталь, а себе купил хороший охотничий костюм и начал готовиться к новой экспедиции. Я решил отправиться за слоновой костью в такие дикие места, где до сих пор охотиться мне еще не доводилось. За несколько фунтов я купил в Дурбане билет на торговый бриг, доплыл до бухты Делагоа и оттуда в сопровождении двадцати носильщиков направился в глубь континента. План был такой: двигаться на север к реке Лимпопо, стараясь по возможности держаться параллельно линии побережья на расстоянии ста пятидесяти миль.