Роковое мгновение настало… В неподвижном воздухе заклубилась струйка дыма. Азиэль крикнул, чтобы его несчастный слуга закрыл глаза. И в то же мгновение туго натянутая веревка порвалась, клетка с воином исчезла, а чуть погодя снизу донесся грохот тяжелого падения, — и почти в унисон с ним послышался пронзительный крик женщины, подхваченный эхом.

Глава XVII

«Надежда еще остается»[9]

Итобал стоял подле ворот погребальной пещеры, на его латах тускло отсвечивал свет зари. Рукоятью своего меча царь постукивал по бронзовым прутьям решетчатых ворот.

— Кто там тревожит меня? — спросил изнутри женский голос.

— Госпожа, это я, Итобал. Метем передал тебе что я приду на заре, чтобы узнать, какую судьбу ты определишь моему пленнику, принцу Азиэлю. Он уже висит над пропастью, и через час, если ты не вмещаешься, упадет и разобьется. Или же он будет освобожден и сможет вернуться к себе на родину, — это в твоей власти.

— И какова же цена его освобождения, царь Итобал?

— Ты хорошо знаешь, госпожа, — это ты сама. Я взываю к твоему благоразумию: спаси же и его и свою жизнь. А заодно и весь этот город, где ты будешь править вместе со мной.

— Этой угрозы я не боюсь, царь Итобал. Отец которого я так горячо любила, умер, зачем же мне жертвовать собой ради города, ради жрецов, которые замышляли предательски выдать меня тебе.

— Но ты можешь пожертвовать собой ради чело века, так сильно тебя любящего. Подумай: если ты откажешься, вся вина за его смерть падет на твою голову, и что же ты выиграешь?

— Я хочу смерти, потому что устала бороться.

— Тогда окончи свою жизнь в моих объятиях госпожа. Скоро ты забудешь об этой своей прихоти и станешь одной из великих владычиц мира.

Элисса ничего не ответила.

— Госпожа, — вновь заговорил Итобал, — солнце уже восходит, и мои слуги ожидают сигнала.

— А ты не опасаешься, царь Итобал, — сказала она, как бы заколебавшись, — доверить свою жизнь женщине, которой ты завладеешь с помощью гаки вот угроз?

— Нет, — ответил Итобал. — Я не верю, когда ты говоришь, что тебя не волнует судьба города; эти тысячи людей, толпящихся в верхней крепости, — надежный залог моей безопасности. Если ты заколешь меня кинжалом, в тот же день город Зимбое будет предан огню и мечу. Нет, будущее меня не страшит, ибо я хорошо знаю, что тебе только кажется, будто меня ненавидишь, я ничуть не сомневаюсь, что очень скоро ты меня полюбишь.

— Если я отдамся в твои руки, обещаешь ли ты, царь Итобал, освободить принца Азиэля? Ты уже дважды пытался его убить, как же могу тебе поверить?

— Можешь не верить мне, Элисса, но ты должна будешь поверить своим глазам. Посмотри, дорога к морю проходит под этой скалой. Выйди из своей пещеры, встань на краю пропасти, и ты увидишь принца Азиэля внизу, уже на пути к морю; ты даже сможешь с ним поговорить, чтобы убедиться, что это он, живой и невредимый, сможешь пожелать ему счастливого пути. И я клянусь тебе своей головой и честью, что никто не посмеет притронуться к тебе, пока он не уйдет, и еще — что никто не будет его преследовать. А теперь выбирай.

Последовало молчание. Затем Элисса заговорила пресекающимся голосом:

— Я выбрала, царь Итобал. Поверив твоему царскому слову, я подойду к пропасти, и когда принц Азиэль пройдет внизу, живой и невредимый, — ты сможешь, если такова твоя воля, обнять меня и унести куда пожелаешь. Ты победил меня, царь Итобал. Отныне эти губы принадлежат только тебе и никому больше. Прошу тебя, дай сигнал, я отброшу прочь яд и кинжал и выйду из погребальной пещеры.

Азиэль висел в своей клетке над пропастью, ожидая смерти и охотно готовый умереть, ибо не сомневался, что Элисса не захочет спасти его жизнь такой ценой, как замужество с Итобалом. От постоянной качки у него кружилась голова, сердце мучительно ныло, он горячо молился в ожидании конца, а вокруг него, чуя добычу, реяли стервятники.

На противоположном утесе трижды протрубил горн. Пока Азиэль размышлял, что бы это могло означать, его клетка была осторожно поднята на край скалы, а затем спущена по крутому склону.

У подножья скалы он увидел караван, на всех верблюдах восседали его воины. Лишь на одном верблюде, которого вел на поводу Метем, не было седока.

Слуги Итобала выпустили Азиэля из клетки и усадили на свободного верблюда, хотя и не развязали ему рук.

— Царь повелел, — сказал старший над ними Метему, — чтобы руки принца Азиэля оставались связанными в течение шести часов. Поезжайте спокойно, вам ничто не угрожает.

— Что происходит, Метем? — спросил Азиэль. — Почему меня освободили, вместо того чтобы казнить? Это какая-то новая твоя хитрость, или же госпожа Элисса… — Он не договорил.

— Честное купеческое слово, не знаю, принц. Вчера царь Итобал заставил меня передать свое послание госпоже Элиссе. Она сказала только одно: если предоставится такая возможность, мы должны бежать, не боясь за нее, ибо она придумала, как освободиться от Итобала, и непременно присоединится к нам по дороге.

Обогнув небольшой холм, верблюды вышли на дорогу, пролегающую под погребальной пещерой. На скале над ними стояла Элисса, поодаль — царь Итобал.

— Остановись, принц Азиэль, — прокричала Элисса звонким голосом, — и выслушай мои прощальные слова. Я выкупила твою жизнь и жизнь твоих спутников, ты спасен, ибо дорога открыта, и никто не сможет догнать двадцать самых быстроходных во всем Зимбое верблюдов. Поэтому поезжай и живи счастливо, не забывая ни одного слова из всех, мною сказанных. Сейчас я выполню обещание, которое передала тебе недавно через Метема: присоединюсь к тебе по дороге, чтобы ты не думал, будто я нарушила клятву верности тебе.

Царь Итобал, эта телесная оболочка — твоя, забирай же свою добычу. Принц Азиэль — моя душа при надлежит тебе, она будет следовать за тобой всю твою жизнь и ждать тебя после смерти. Принц Азиэль, я иду к тебе. — И, прежде чем он успел выговорить хоть слово, она кинулась вниз с утеса.

В неистовом отчаянии принц с такой силой рванул руки, что порвал стягивавшие их путы. Спрыгнув с верблюда, он упал на колени рядом с Элиссой. Она была еще жива, ее глаза, — открыты, губы шевелились.

— Я сдержала свое слово, сдержи и ты, Азиэль, еле слышно прошептала она. В следующий миг жизнь покинула ее, душа отлетела.

Азиэль поднялся и посмотрел наверх. Там, на краю утеса, перегнувшись вниз, с незрячими от ужаса глазами, стоял Итобал. Азиэль увидел царя, и его сердце затопила бешеная ярость. Своей необузданной ревностью и злодействами этот человек погубил его, Азиэля, любимую женщину, а сам все еще был жив. Рядом стоял Метем; всегда такой словоохотливый, на этот раз он не мог вымолвить ни слова. Стремительным движением Азиэль выхватил у него лук, приладил стрелу и выстрелил.

Стрела устремилась ввысь и, раздвинув пластины лат, вонзилась царю в горло.

— Это тебе дар, царь Итобал, от израильтянина Азиэля, — закричал он.

Громадный мулат продолжал стоять неподвижно, затем, раскинув руки, рухнул в пропасть. С тяжелым стуком упал он на дорогу и лежал бездыханный возле бездыханной Элиссы.

— Драма сыграна, воля судьбы свершилась, — вскричал Метем. — Смотрите, слуги царя уже спешат разнести скорбную новость; пора отправляться в путь, если мы не хотим навсегда остаться с этими двумя.

— Именно этого я и хочу, — сказал Азиэль.

— Возьмите себя в руки, принц, — сказал Метем. — Мы не можем поехать без вас. Не хотите же вы принести в жертву всех нас великому духу покойной госпожи? Этой жертвы она бы не приняла.

Азиэль преклонил колени, поцеловал лоб Элиссы и, не говоря ни слова, отправился в путь.

В тот вечер, когда стемнело, в небе за спиной путников забагровело высокое зарево.

— Вот он, конец золотого города! — сказал Метем. — Зимбое предан огню, а его дети — мечу. Иссахар — истинный пророк, он все это предвидел.