У нас в семье елку обдумывал, подготовлял и устраивал отец, и ему помогали в этом только очень нами любимая горничная Зина да верный лакей Климентий, умевшие оба молчать и не выдавать никаких тайн будущих наших восторгов. Потому-то для всех членов семьи и для всех вообще домочадцев елочные подарки становились настоящим сюрпризом.

Устраивали елку всегда на половине отца, находившейся на другом, нижнем этаже, совсем отдельном от всех помещений, и устраивалась она в первый день Рождества. Обставлено это было весело, но слегка торжественно, так как, кроме общего праздника, в этот же день праздновался и день рождения матери.

Приглашенные начинали обычно съезжаться к пяти часам вечера, и ровно в шесть по крутой винтовой лестнице все спускались на половину отца. Впереди, вприпрыжку, бежали дети, за ними, более спокойно, шла молодежь, а взрослые замыкали шествие.

Высокая елка до самого потолка освещала всю комнату сотнями свечей. Долгожданная сказка становилась прекрасной реальностью, но реальностью мира волшебного и чудесного. Вся елка была убрана гирляндами блестящих цепей, прелестными картонными игрушками, забавными зверюшками, блестящими карликами и дедами-морозами, прихотливыми домиками, бонбоньерками, хлопушками, золочеными орехами, фруктами и всякими безделушками. Все это благоухало и заливало присутствующих волнами тончайших ароматов и запахов.

Из старинной музыкальной шкатулки с металлическими пластинками доносились громкие, веселые мотивы.

В первые минуты от восторга мы ничего не могли разглядеть — все сливалось в общем блеске и свете. Мы стояли не двигаясь, без мысли и почти без дыхания, но постепенно первое оцепенение проходило, детали становились видны, появлялись желания, возвращался дар речи, только восторг оставался таким же возвышенным...

В те благодатные времена еще искали качества и красоты вещей, не думая о расходах, и, так как вкус отца был безукоризненным, елка выходила на славу. Все было красиво и интересно. Всякая конфета, шоколад, наполнявший бонбоньерки, всякий пряник, всякая пастилка — все было вкусно и тонко оформлено. И пахло так необыкновенно хорошо! Казалось, что в этой комнате вокруг темно-зеленой, разукрашенной елки сосредоточились все самые любимые нами ароматы и запахи, так как рождественская елка является одним из самых полных, законченных и удивительных ароматов, найденных человеком. Уже дерево само по себе полно живительного и исцеляющего запаха. А тут еще его переносят в сухую и теплую комнату и согревают свечами. Одна только елка из всех наших европейских деревьев может дать столь легко и быстро такую благоуханность. И душистость елки успешно способствует развитию всех других ароматов, соприкасающихся с ней. Особенно крепко пахнут мандарины, апельсины и крымские яблочки, создавая троичность одеколонного характера, душистую и свежую, так ярко дополняющую озонирующую бальзамичность самой елки.

К этим природным благоуханиям примешиваются вкусовые запахи грецких орехов, изюма, медовых пряников и пряников мятных, фруктовой пастилы и мармелада, конфет, шоколада и леденцов... Запахи яркие, знакомые, напоминающие о солнце и деревне и сливающиеся в легкий медовый аккорд летней поры.

Запах горящих или только что потушенных свечей усиливал это впечатление, подчеркивал его и выявлял, подобно могучему действию альдегидов в хороших духах. И ко всему этому примешивался запах елочных картонных игрушек, клея и красок; он казался несколько звериным, тяжелым, амбровым. Но и этот амбровый дух говорил о жарком летнем дне в деревне, об изобилии плодов, о смоле, сочащейся по стволу и замирающей прозрачными каплями, об истоме самого воздуха, то неподвижного и застывшего, то разливающегося душистыми волнами.

Лопались пороховые ленточки в хлопушках, разливался яркий и терпкий запах пороха, и становилось еще веселее. Женственный аромат елки на мгновение покрывался началом мужским — почти что мускусным. От этого смешения диапазон елочной благоуханности еще более расширялся, обострялся и поднимался, а с ним вместе поднималось и общее настроение.

Но еще веселее, еще радостнее становилось, когда вокруг елки зажигали фейерверочные палочки и они превращали все дерево в яркую, сияющую и дробящую свет звезду. Казалось, что звук, цвет, вкус, аромат — все достигало сказочного совершенства. Хотелось остановить время, не упускать его, и точно, время останавливалось, так как эти минуты не стерлись из нашей памяти, мы сумели пронести их с собой через всю нашу жизнь.

Прошли годы. Я посвятил себя парфюмерии, и вот тут-то, изучая шипровые ноты духов, я был и удивлен и обрадован, открыв в них почти полностью всю ароматическую гамму рождественской елки. Особенно ярко и характерно выразилась она в знаменитых духах этой ноты, а именно в "Chypre" от Коти, "Mitsouko" от Герлена, "Crкpe de Chine" от Мийо, "Fruit Vert" от Флореля и в "Rumeur" от Ланвена. Во всех них замечательно ярко передана шипровая светящаяся и теплая душистость, такая знакомая нам от рождественских праздников.

Закроешь глаза и, как в детстве на елке, чувствуешь запах леса летней порой, душистость елей и сосен, бальзам стекающей смолы, крепкий аромат дуба, прель мха и грибов под вянущими листьями, влажную пряность трав и земли, яркое дыхание земляники; видится тропка, по которой только что пробежал дикий зверь, оставляя за собой мускусный ветерок; мерещится душистая опушка леса, утопающая в ковре полевых цветов.

И все это кажется новым, хотя и известным с раннего детства. Все это радует и живет, и всему этому мы причастны всем нашим бытием, нашей связью с землей, растениями и животным миром.

Хотя в шипровую ноту духов входит множество заморских ароматов, как-то: пачули, ветивер, сантал, мирра, мускус, цибет, иланг-иланг, перец, гвоздика и еще многие другие, — однако в конечном счете получается тонкая и светлая благоуханность чисто европейского типа. Только по-разному разрабатывали ее парфюмеры — создатели вышеназванных духов. Так, на тончайшей цибетово-амбровой базе, пронизанной солнцем и жасмином, основан гениальный "Chypre" от Коти; фруктовой свежестью и пряностью дышит знаменитые "Mitsouko" от Герлена; аккордом ценных пород деревьев в букете роз и гвоздик является "Crкpe de Chine" от Мийо; звонкая крепость альдегидов и ландыша на фоне лесных ароматов различается в "Fruit Vert" от Флореля, и, наконец, в "Rumeur" oт Ланвена сильный фруктовый аккорд выдается на могучем душисто-зверином фоне.

Однако, несмотря на все эти характерные различия, все эти духи одинаково четко и тонко усиливают солнечную прелесть женственности.

Вдыхая их, мы чувствуем тепло и видим свет, словно сидим у пылающего камина, словно душистость елки переносит нас снова в мир чудесной мечты...