Изменить стиль страницы

А закончить этот обзор хочется вершиной лингвистической НФ, которую давние читатели «Если» увидели на рубеже тысячелетий. Для этого нам вновь нужно обратиться к творчеству одного из самых изобретательных и глубоких фантастов современности — Теду Чану. Его повесть «История твоей жизни» в блестящем переводе Людмилы Щекотовой разворачивается как настоящий научный детектив (и попутно снабжает читателей сведениями из области языкознания, которые сами порою выглядят фантастикой!). Изучая язык пришельцев, героиня приходит к пониманию невероятной природы их мышления и существования. Более того, сила языковой системы оказывается столь велика, что и лингвист, и ее наиболее упорные коллеги меняют образ мыслей, словно бы «подстраиваясь» под чужаков.

Так что же такое лингвистическая фантастика? Эстетский изыск? Литература ради литературы или способ продемонстрировать колоссальный потенциал явления, которое все мы привыкли считать бытовым и само собой разумеющимся? Однозначного ответа нет. В конечном счете, каждый автор самостоятельно определяет для себя желанные цели. Нам же остается лишь с головой погрузиться в книги. Ведь возможность видеть мир изреченным — это великий дар.

ИСТОРИЯ С ДРАКОНАМИ

Майкл Суэнвик. ДРАКОНЫ ВАВИЛОНА. Эксмо

«Если», 2011 № 04 i_010.jpg

Полтора десятка лет назад по земному летосчислению читатели узнали историю человеческого детеныша Джейн и железного дракона Меланхотона, решивших бросить вызов Богине и уничтожить Вселенную. Именно тогда благодаря фантазии американского писателя мир фэнтези обзавелся охранными сигнализациями, киберпсами и военно-промышленным комплексом. Новый роман Майкла Суэнвика «Драконы Вавилона» возвращает нас в знакомые локации культовой «Дочери железного дракона».

На первый взгляд, лишь мир, в котором разворачивается действо, да боевые железные драконы связывают два произведения. Суэнвик — один из самых интеллектуальных авторов современной фантастики — оказался слишком утонченным для клонирования успешных идей в толстых многотомных эпопеях. На сей раз главным героем книги становится молодой фей Вилл, который, подчиняясь обстоятельствам военного времени, покидает родную деревню и в конце пути оказывается в граде Вавилоне. Компанию ему составляют наделенная удачей и обделенная воспоминаниями Эсме и мастер Праведной и Почтенной Гильдии Жуликов, Мошенников и Плутов Нат Уилк, известный как Икабод Дурила. С прибытием героев в город их приключения только начинаются, и Виллу предстоит пройти крутым маршрутом из подземелий во дворцы Вавилона.

Отметим, что схожим образом построена и «Дочь железного дракона», в которой беглянка Джейн Олдерберри оказывается в кругах высшего общества.

Параллели очевидны. Сравнение неизбежно.

Перед нами снова роман воспитания, описывающий становление героев, и поначалу кажется, что дилогия — это, в сущности, женская и мужская версии истории человека в обществе победившего магического индустриализма. Однако торопиться не стоит. При внешнем сходстве фабулы отличия между книгами значительны.

Вспомним, что «Дочь железного дракона» — произведение жесткое, весьма пессимистичное, философски глубокое. Мрачная магия мира в нем лишь обрамляет конфликт героини. Попытки Джейн выбраться из лабиринта повторяющихся раз за разом жизненных структур неуклонно терпят неудачу.

Она не живет, а преодолевает жизнь. Жизнь, которая равно безразлична к страданиям и усилиям, не вознаграждает добродетель и не карает виновных. В финале первой книги Джейн спрашивает воплощение Богини, сотворившей мир: «Почему? Почему жизнь так ужасна? Почему столько боли? Почему боль так мучительна? Будут другие жизни? Они будут еще хуже? К чему тогда любовь? Почему есть радость? Чего Ты хочешь?» — но Богиня отвечает ей молчанием.

Не случайно даровавший Джейн свободу железный дракон носит имя Меланхотон. Оно созвучно меланхолии — темному, угнетенному состоянию, в тона которого окрашен весь роман. Единственная возможность для героини изменить собственную судьбу связана с ее готовностью уничтожить Вселенную и умереть самой.

Выбор, мягко говоря, непростой. Холодный, тяжелый, безжалостный, он завершает художественную конструкцию романа. Добавим, что открытый финал при всем его внешнем стремлении к хэппи-энду однозначного ответа, насколько удачной оказалась попытка Джейн, не дает.

Возвращаться к былым темам Суэнвик не стал. И атмосфера «Драконов Вавилона» более оптимистична.

Это роман легкий по настроению (за исключением первых глав, отягощенных присутствием дракона Ваалфазара, сбитого «василиском противовоздушной обороны») и плутовской по духу и стилю. И в этом он наследует не книге-предшественнице, а циклу рассказов о похождениях Дарджера и пса Сэра Пласа.

В то время как «Дочь железного дракона», повествуя о мироздании, роке и Герое, творит мифологию мира, «Драконы Вавилона» оказываются в этой Вселенной уютной сказкой, подчеркнуто отстраненной от прежней реалистичности повествования. Зато здесь предостаточно крутых поворотов сюжета, и «ружей», выстреливающих через минуту после появления, и вставных историй, создающих обманчивое впечатление лоскутности повествования.

Эти сказочные координаты писатель устанавливает с самого начала книги, выдвинув на роль главного героя не человека, а сказочное существо — фея-мужчину. Корни романа подпитывает фольклор народов мира. В этом поистине вавилонском смешении встречаются арабские, английские, кельтские, китайские, африканские, японские мотивы. А также отсылки к творчеству других авторов, от классиков до современников — от Уильяма Шекспира до Сюзанны Кларк. В одном из эпизодов встретится читателю и Джейн Олдерберри в специальном камео.

Суэнвику одинаково удаются и психологические портреты персонажей, и сюжетная динамика. Да и легкость текста не следует приравнивать к его простоте: автор дает читателю достаточно поводов поразмыслить на досуге о природе и сущности власти.

При внимательном прочтении в романе можно увидеть и политическое высказывание. Например, в одной из сцен Суэнвик описывает драконов, врезающихся в вавилонские башни — аллюзия прозрачнее не придумаешь!

Анатомия власти проявляется уже в первых главах романа и является предметом анализа на протяжении всей книги, автор демонстрирует последовательное изменение ее механизмов: от власти, опирающейся на силу (в деревне Вилла), до власти, основанной на знании (на вершинах Вавилона). Одинаковые названия глав подчеркивают мысль автора.

Заметим, что структуре повествования Суэнвик уделяет особое внимание и даже прорабатывает ее в графическом представлении — в своем блоге писатель выкладывал рисованные наброски к «Драконам Вавилона». На этот раз автор более благосклонен к читателю и своего замысла не скрывает.

В последней главе Суэнвик уподобляет Вавилон библиотеке из- тысячи тысяч рассказов. «Нельзя не увидеть, что все это один рассказ, славный и горестный, и он повторяется вновь и вновь, как времена года».

Так и обе книги дилогии — не связанные сюжетно и разные по стилю — образуют единое художественное пространство. Подобно известному театральному символу — двум маскам, смеющейся и плачущей, они дополняют друг друга. Каждая из них рисует читателю не оборотную, но другую сторону жизни.

Взаимосвязь обоих произведений подтверждает финал, который, будучи своеобразным зеркальным отражением концовки первой книги, дает и новое начало для истории, рассказанной в «Драконах Вавилона». И рядом с мрачной «Дочерью железного дракона» становятся жизнелюбивые «Драконы Вавилона». В конечном счете, как сказал один из персонажей «Драконов…»: «А если по большому счету, главное тут — просто позабавиться. Ты позабавился? Ну и ладушки».

Сергей ШИКАРЕВ

РЕЦЕНЗИИ

Владимир БЕРЕЗИН

ПТИЦА КАРЛСОН