Уходя в дом, оглянулся на одинокий столб. За день и не притронулся к стройке. И старичок не появлялся, разве что когда Пётр за секатором в магазин бегал. Хотя тогда бы Пётр его по дороге встретил. Не было старика. Явился, смутил душу разговорами и пропал. Истинно, дьявольский посланец.

Ночью проснулся как от толчка. Тихо было, но знал наверное, что возле источника кто-то есть. И не просто кто-то, а вчерашнее видение. Как ее… родница! Чертов старичок ужом вертелся, доказывая, что родница — это не русалка, а что-то наподобие греческих нимф. Может, он и прав, но для христианина тут разницы нет: что родница, что русалка — одно бесовское порождение, и гнать их надо крестом и молитвой.

Спешно поднялся, схватил фонарь, потом заметался… Что еще брать? Образ Спаса непременно надо взять, но и палку тоже надо. От черта крестом, от буяна пестом. А руки всего две… Бросил фонарь — и без света обойдемся! — правой рукой ухватил дубинку, левой принял икону и во всеоружии пошел навстречу неизвестности.

На этот раз в роднике никто не бултыхался, но Пётр знал, что предчувствие не обмануло его, и зорко оглядывался по сторонам, выискивая, куда забилась проклятая бесовка. Жаль, фонарь не удалось захватить, ну да ничего, не уйдет, тварюга! И он нашел ее, быстро и безошибочно, должно, потому что с самого начала знал, где следует искать. Родница сидела на иве, на самых нижних, толстых ветвях и, склонив голову к плечу, гладила остатки скушенных секатором стеблей. Лицо печально и серьезно, ни следа вчерашнего смеха не было заметно на скорбных губах.

— Вот ты где! — угрожающе пропел Пётр, вздев обе руки разом.

— Ты зачем иву попортил? — спросила родница. — Ей же больно. И ленточки мои выкинул…

Вот уж в беседу вступать с бесовской тварью Пётр не собирался!

— Изыди! — потребовал он громко.

— Ну куда я изыду? — спросила родница, ничуть не испуганная видом иконы. — Я тут живу, это мой дом, мне отсюда уходить некуда. Я уйду, и ручей уйдет, одна грязь останется. Я тут три тысячи лет людей пою, и никто меня прежде не гнал. И ленточек моих никто не трогал. Один ты такой… непреклонный.

— Сгинь, вражья сила! Пропади! Ступай в преисподнюю!

Пётр замахнулся вырезанной накануне палкой, но та впустую стукнула по ветке; за мгновение до удара родница спрыгнула на землю и стояла теперь совсем рядом, дразня взор безумно молодым обнаженным телом.

— Какой ты смешной! Ты уж что-нибудь одно выбери: или палку брось, или икону выкини!

Пётр зарычал гневно, уже без слов и, отшвырнув разом и дубинку, и святой образ, ринулся на родницу, целя скрюченными пальцами в тонкое горло. Он ожидал, что почувствует под рукой мокрое, холодное и склизкое, наподобие лягушачьего брюха, но тело родницы неожиданно оказалось теплым и живым до помрачения. Толчок сбил родницу с ног, Пётр рухнул следом и, ничего уже не соображая, вместо того чтобы сжать пальцы на девичьем горле, принялся стаскивать с себя мешающую одежду.

Июльские ночи не слишком темны, но кому глазеть вдалеке от человеческого жилья, куда только днем приходят люди за святой водой?

Белая фигурка поднялась с земли, склонилась над второй, черной, горбом выпирающей из земли. Погладила тонкой рукой, как до этого гладила искалеченные ивовые ветви.

— Вот оно как вышло. Ты не сердись, Петечка, но так тебе, наверное, лучше будет. Ты же сильный, настоящий мужчина, имя у тебя тоже подходящее, а в монахах ты бы пропал. Нрав у тебя тяжелый, да и сам ты не легок… — тихий смешок прервал речь, — так у меня тебе самое место. Полежишь тут годик-другой, я с души тебе черноту посмою, тогда ты сам поймешь, что все правильно вышло. А что ленточки срезал, это не беда, добрые люди новых навяжут. И дедушку моего, старый камень, расколол. Но это тоже не беда, ему давно пришла пора песком рассыпаться. Зато у меня теперь ты есть… Ты ведь на меня не в обиде? Камнем быть, конечно, скучно, а в избушке твоей много веселья было? Зато я тебе дочку рожу, красавицу. Время придет, пробьется дочурка на свет маленьким родничком, зажурчит земле и людям на радость. Слушай, давай назовем дочку Реченькой?

ВИДЕОДРОМ

Интервью

В начале года зрители смогли увидеть четвертую часть популярного российского «богатырского» мультсериала — «Три богатыря и Шамаханская царица». Зрителями горячо любимы три предыдущих фильма тетралогии: «Алёша Попович и Тугарин Змей», «Добрыня Никитич и Змей Горыныч», «Илья Муромец и Соловей-Разбойник». О том, как создавался четвертый фильм, читателям «Если» расскажет его сценарист Ольга Никифорова.

Ольга Никифорова известна как автор сценариев различных сериалов и юмористических передач «Я лечу», «Игры разума», «Дворик» и т. д. Также популярны ее работы как поэта-песенника, автора текстов для Александра Пушного. Но основная специализация Ольги — детские юмористические проекты: «Смешарики», «Домашние сказки», «СМЕШные праздники», «Мой друг Вася Книжкин» и «Бодрое утро» (два последних для «Бибигона»). А также «расшутка» полнометражных мультипликационных фильмов для детей: «Смешарики ЗД: Долгая Дорога Домой», «Иван Царевич и серый волк». Поэтому нет ничего удивительного в том, что по поводу работы над остроумным сценарием для мультипликации обратились именно к ней.

— Четвертый фильм цикла в некотором смысле интегральный — он сводит воедино героев предыдущих «серий»: князя, трех богатырей, их жен, животных и т. д. Насколько было сложно работать с героями, созданными другими сценаристами?

— Работать с «готовыми» героями и образами, с одной стороны, проще, с другой — сложнее. Проще в техническом смысле. Я, заказчики, режиссер и зрители уже знаем, какие они, герои фильма. Не нужно договариваться и сводить наше видение к общему знаменателю. Меньше споров, эффективнее работа.

Но если бы я работала над образами с первого фильма, богатыри были бы совсем не такими. Мне, скажу откровенно, они не нравятся, потому что в моем понимании являются пародией на своих былинных прототипов. И мне как человеку, любящему русскую культуру и свои корни, это очень горько.

Взять того же Алёшу Поповича. Он же сын попа, священника! Он был грамотен, образован, что большая редкость по тем временам. У нас же в фильме он главный дурак. Есть претензии и к остальным мультяшным богатырям. А также к образу недалекого и сластолюбивого князя киевского, в котором всякий узнает Владимира, хотя создатели и не ставили перед собой такой цели.

Когда я была просто зрителем, мне (и не только мне) казалось, что это чуть ли не происки Мировой Закулисы… Но, пообщавшись с создателями этой истории, поняла: они искренне не ждали такого эффекта и задачи обсмеять русские святыни перед собой не ставили. Хотели просто развлечь зрителя, которого почему-то принято считать недалеким.

Мне оставалось только одно: работать с имеющимися персоналиями и сделать фильм уж если не патриотичным, то добрым, семейным, объединяющим.

— Мне кажется, что все четыре мультфильма достаточно патриотичны. Но вот в интернете раздаются обвинения в адрес четвертого фильма: мол, русский князь — клоун, богатыри — тупицы, без жен и бабушки с дедушкой никуда не годные… Как бы вы прокомментировали такой взгляд на сюжет?

— Я думаю, что целью фильма было неназидательное воспитание семейных ценностей, по крайней мере, мы ставили перед собой такую задачу. А насколько она выполнена — судить вам.

Поясню. Не то чтобы богатыри без жен, друзей и родственников ни на что не способны. Способны, но и самые сильные из нас могут быть побеждены хитростью и коварством. А вот если рядом с нами близкие люди, с которыми мы связаны родственными и дружескими узами, или наши единомышленники — тогда нам ничего не страшно. Идея, безусловно, не нова, впрочем, как и каждая стоящая истина.