— Прямо в Дулут, — ответил я, — если только канал Святого Лаврентия не пострадал при бомбардировке. На озерах теперь почти нет движения, а значит, не будет ненужных встреч, да и о горючем не надо беспокоиться.

Мне досталась первая вахта. Крис и Элис заняли единственную койку в каюте. Реджелин завернулся в одеяло, лег на полу и тут же заснул. Несмотря на напускную браваду, он здорово Сдал — земная гравитация изматывала его до предела. Я сидел у румпеля, перебирая в одиночестве мысли, образы и воспоминания. Прошло около часа, потом дверь небольшой каюты открылась. Крис тихо вышла на палубу и села рядом со мной.

— Не могу заснуть, — сказала она. — Ты не хочешь поговорить со мной, Дейв? Я чувствую себя ужасно тоскливо.

— Давай поговорим, — согласился я.

Она посмотрела на небо, где, сунув нос под лапу, дремала Большая Медведица, где туманность Андромеды казалась невообразимо далеким завитком серебра и среди созвездий бледной рекой струились скопления солнц галактического пояса.

— Интересно, с какой звезды они прилетели? — прошептала она.

— Об этом можно только гадать, — ответил я. — Вселенная такая большая.

— Большая и холодная, — поежившись, добавила она.

Я обнял ее за талию и притянул поближе к себе.

— За себя-то я не боюсь, — ответила она жалобным и тоненьким голосом — голосом ребенка, в котором чувствовался стон непонятной боли. — Слишком много пришлось пережить за последний год, чтобы бояться судьбы и смерти. Но Элис… она все, что у меня осталось.

Мне захотелось взять ее на руки.

— Знаешь, Крис. Я тоже не герой. Но не мы заварили эту кашу. И если честно, то я не столько спасаю Землю, сколько собственную голову. Боюсь, что Реджелин среди нас троих единственный альтруист.

— Он… хороший, — сказала она. — Я даже не знала, что марсиане могут быть такими чуткими людьми. — В ее голосе вдруг послышалась ярость. — Но эти твари рассорили два наших мира! Это они заставили нас убивать друг друга.

— Возможно, им просто некуда деться, и они пошли на это ради жен и детей, — ответил я. — Война всегда была мерзким и пакостным делом.

Крис удивленно посмотрела на меня и спросила:

— А в тебе когда-нибудь просыпается ненависть?

Я только пожал плечами:

— Конечно. Но мне удается отогнать ее прочь. Побывав в космосе, человек меняется. О чем там только не передумаешь… И вещи больше не выглядят такими простыми, как тебе бы этого хотелось.

— Дейв, если бы каким-то чудом мы добились успеха… если этих чудовищ можно каким-то образом разоблачить и победить… что тогда?

— Не знаю. Мне кажется, Марс упростил бы для нас условия мира. Они, конечно, не отказались бы сразу от контроля за ситуацией, но дали бы нам возможность отстроиться. А через несколько лет два наших мира могли бы организовать межпланетный союз типа ООН. По крайней мере, появилась бы какая-то надежда.

— А ты… что делал бы ты?

— Так сразу и не скажешь. Скорее всего, пошел бы в ракетостроение. Ты даже не представляешь себе, какая это огромная область для исследований и развития. А возможно, я бы вернулся домой и попробовал писать по-настоящему. Мне очень хочется поведать людям о тех мыслях, которые одолевают человека среди звезд, и рассказать всю историю космоса.

— А ты хотел бы когда-нибудь иметь семью?

— Да, — прошептал я и заставил себя рассмеяться. — Если хочешь, можем вместе подумать над этим.

— Знаешь… — Она замолчала, а затем тихо и очень нежно добавила: — Мне кажется, я бы не возражала.

Вскочив на ноги, я едва не врезался головой в конец румпеля, который выпустил из рук.

Наверное, не стоит описывать все детали нашего путешествия. Это была странная и невыразимо счастливая интерлюдия. Солнце, дождь и ветер, сияние озер, зеленые леса на берегах, а вокруг, словно крепостные стены, — безмолвие и одиночество… Нам приходилось экономить запасы еды, мы жались друг к другу от холода и сырости во время дождей, нас трепали колючие ветра, но радость зарождавшейся любви дарила веру и силы. Нас швыряло на волнах, страх сжимал сердца при виде редких самолетов над головой, и каждый день приносил все новые и новые неудобства, но нам хотелось, чтобы это плавание длилось вечно.

Реджелин тактично притворялся слепым и глухим и большую часть времени проводил с Элис, развлекая ее играми. Иногда он присоединялся к нашим разговорам, но чаще Крис и я оставались вдвоем. Мы вспоминали прошлое, и годы юности проносились перед нами — такие же яркие и нереальные, как солнечный свет или унесенные ветром облака. Нашу жизнь с двух концов сжимала тьма безысходности, но мы жили этими краткими мгновениями, мы держали их в руках, и они казались нам вечностью.

Через две недели плавание подошло к концу, мы посадили судно на прибрежную гальку у северных пляжей Дулута и побрели по берегу к лесу. Нам пришлось спать на сосновых ветках, в густой чаще, где ветер всю ночь шептался с деревьями. Птица счастья вырвалась из рук, и на следующий день мы отправились в новую столицу Северной Америки.

Глава 7

Дулут стал оживленным портом, но после разрушения Чикаго он не выдерживал нагрузки, и верхние среднезападные города, избежавшие бомбардировок, все равно были обречены на скорое вымирание. Мы обошли порт стороной и начали пробираться в глубь страны, путешествуя по пустым дорогам и ночным полям, пока над нами сияли безжалостные звезды. Днем мы прятались в рощах, стогах сена и пшеничных полях. В отличие от восточных районов, фермеры здесь почти не страдали от беженцев из городов. Мне без труда удавалось выпрашивать у них еду для нашей группы — со своими запасами мы расправились еще на яхте.

Сиамская пара Миннеаполис — Сент-Пол приобрела после третьей мировой войны исключительное значение и превратилась в транспортный узел для быстро набиравших силу воздушных перевозок; однако уже через десяток лет технология сделала такие центры ненужными, и сдвоенный город, с второстепенным космопортом и причудливым промышленным комплексом, остался величавым пережитком прошлого. Учитывая его уцелевшие строения и выгодное местоположение в центре охраны, марсиане решили разместить в Миннеаполисе свой континентальный штаб. Крис и я здесь прежде не бывали, но Реджелин знал город довольно хорошо, поэтому, несмотря на мрачный юмор ситуации, мы полагались теперь на его руководство.

Переход от Верхнего озера к Сент-Полу занял неделю. Мы остановились в небольшой роще, чтобы привести себя в порядок, помыться и постирать в реке нейлоновую одежду. Вскоре Крис и я выглядели, как обычная городская пара. Достав из своего узла форму, Реджелин полдня драил и высушивал еб, пока пластиковая ткань, с засиявшим серебром на черной поверхности, не стала соответствовать его понятиям о воинской опрятности.

— Сейчас мы временно рассредоточимся, — сказал он. — Если кто-нибудь из нас не дойдет до места встречи, остальные должны продолжать борьбу.

В его словах звучала решимость, в шестипалом рукопожатии чувствовалась твердость намерений. Я восхищался им, поскольку самого меня переполняла тупая безнадежная боязнь, или, вернее, разбитая вдребезги храбрость, которая толкала вперед лишь потому, что ничего другого не оставалось.

Присев в высокой траве, мы следили за его фигурой, уверенно шагавшей по шоссе. Чуть позже с севера показался марсианский грузовик; Реджелин жестом приказал водителю остановиться и хладнокровно залез в кабину. Ему не требовалось никаких объяснений, если только там, конечно, не находился другой офицер.

— Счастливчик, — прошептал я.

— До тех пор, пока его кто-нибудь не узнает, — ответила Киска.

Мы отправились в путь на закате — мужчина, женщина и ребенок. К полуночи нам удалось добраться до темной Линдел-авеню в северном жилом районе города. На углу Бродвея царило оживление: из нескольких открытых баров раздавалась музыка, время от времени по улице проезжали машины. Мое сердце дрогнуло, когда я увидел марсианина, стоявшего на углу с блокнотом в руках. Крис втянула меня в темную подворотню; ее рука в моей ладони казалась кусочком льда.