— Они могли бы прислать сюда и вашу семью, — с сочувствием произнес я.

— О, только не это. Я никогда бы не пожелал такого. Пусть уж они остаются в старом замке на краю Пурпурной Бездны. Пусть они дышат воздухом, который чист и прохладен, пусть собирают колючие соцветия и слушают на закате кристальные колокола далеких песчаных равнин.

Я не видел ничего привлекательного в его мрачном и бесплодном мире, но на всякий случай кивнул.

Он неторопливо начал нащупывать что-то в кармане кителя.

— Ага, вот! Позвольте мне вам их показать. На этой фотографии моя жена и трое детей…

Марсианские женщины похожи на людей еще меньше, чем мужчины, но я постарался выразить восхищение.

— У вас тоже очень привлекательная молодая женщина, — застенчиво произнес он.

— Она не моя, — ответил я и поднялся. — Мне пора возвращаться домой.

Мы медленно шли по тропе, болтая о всяких мелочах. Оказалось, что Реджелину нравилась наша классическая музыка, но при своей занятости он не мог посещать концерты в Олбани. Прежде марсианин пользовался моими дисками, но с тех пор как я вернулся, ему пришлось отказаться от этого удовольствия.

— Так в чем же дело? Можете брать все, что захотите.

— Вы очень любезны, командор, — ответил он.

Я достаточно хорошо знал кодекс чести марсиан, до странности схожий с рыцарскими манерами, и понимал, что он, незаконно называя меня старым воинским званием, выказывает мне значительное уважение.

— Очень жаль, что вы не можете услышать нашей народной музыки. Но я как-то на досуге развлекался тем, что транспонировал некоторые мелодии в ваш диапазон слышимости, и если вам это интересно…

— О, конечно! В доме есть прекрасное фортепиано, к тому же я сам неплохо играю на скрипке. Давайте как-нибудь попробуем.

Беседа перешла на новую тему. Меня поражала его осведомленность в области нашей литературы. Многие книги ставили марсианина в тупик, но он упорно пытался представить себя в образе человека. Я предложил ему несколько книг, а он подсказал мне наиболее удачные переводы марсианской классики, выполненные на английском и португальском языках.

Вскоре мы вышли к лужайке перед домом. Крис играла с малышкой на траве; свет и тени подчеркивали все изгибы ее тела.

Она подняла голову и заметила нас. Реджелин поклонился, но она смотрела только на меня, и в ее глазах появился такой лютый холод, которого я никогда не видел прежде.

— Ну что ты делаешь? — закричала она. — Ее голос переполняла обида.

— А что такого? — запинаясь, спросил я. — Мы просто поговорили. Я встретил севни Реджелина, и он…

— Я это вижу. — Она произносила каждое слово отдельно, с подчеркнутым презрением. — Теперь мне все ясно. Всего хорошего, мистер Арнфельд. Завтра же ноги моей здесь не будет. Благодарю вас за гостеприимство.

— Но послушай, подожди!

Я схватил ее за руку. Она яростно оттолкнула меня.

— Крис! Киска, ты же не можешь так…

Ее губы задрожали, и я увидел в глазах у нее слезы.

— Оставь меня в покое, — произнесла она чуть ли не по слогам.

Реджелин превратился в колонну из черной стали; его длинная тень пролегла между нами темной и узкой полосой. Взглянув ему в лицо, я увидел, что оно стало холодным и невозмутимым. Голос марсианина наполнился сухим треском и походил на щелканье спускового крючка.

— Мистер Арнфельд, примите мои извинения за то, что я побеспокоил вас, но меня к этому побудили служебные обязанности. Что касается записей, о которых мы говорили, не беспокойтесь, я не буду требовать их от вас. Надеюсь, мне больше не придется нарушать покой вашей семьи.

Он поклонился, зашагал прочь и, пройдя мимо отсалютовавшего часового, уединился в своем кабинете. После этого я не видел его несколько дней.

Крис вытерла слезы, извинилась и вошла вместе со мной в дом. В тот же вечер я отправился в поселок и напился до потери пульса.

Глава 4

Не всегда события, меняющие в корне жизнь людей, отмечены особыми приметами. Цепочка бед, которая ныне привела нас к беспомощному ожиданию гибели, началась через пару недель после моей беседы с Реджелином. Как-то раз он сообщил, что у нас будут гости. Марсианин сказал мне это вежливым и холодным тоном, который вошел у нас в привычку. Третьи веки скрывали от меня его глаза.

— Завтра к нам приедут двое гостей. Они пробудут здесь три-четыре дня. Одного из них зовут Дзуга ай Замудринг, он инспектор комендатуры Северной Америки. Второй — какой-то землянин, выполняющий обязанности офицера связи. Поскольку помещения в нашем крыле переполнены, а в вашей части есть свободная спальная, я прошу вас предоставить им эту комнату.

— Но наш договор не содержит подобного пункта, — ответил я таким же натянутым тоном.

— Вам будет выплачена значительная сумма. И я предпочел бы не переносить эту просьбу в разряд требований, мистер Арнфельд.

Конечно, мой голос здесь ничего не решал. В случае отказа он просто приказал бы мне подготовить комнату для приезжих, а это еще больше подорвало бы те тонкие узы взаимной симпатии, которые и без того вот-вот могли порваться. Любезным тоном я выразил согласие и пошел искать Киску. На втором этаже нашего крыла располагались три спальни — моя, ее и одна пустая, которая находилась в конце коридора. Услышав новость, Крис состроила гримасу.

— Прямо у меня под боком, — возмущалась она. — Я бы еще могла согласиться жить рядом с марсианином, но с предателем…

— Некоторым людям приходится сотрудничать с ними, чтобы сохранить на Земле хоть какие-то остатки самоуправления, — устало ответил я. — Если хочешь, мы можем поменяться комнатами.

— Мм-м… хорошо.

Крис потерла подбородок рукой, и по ее глазам я понял, что °на о чем-то задумалась.

— А что представляют из себя эти гости?

— Пара инспекторов. Они проверяют разные районы и готовят сводки коменданту континента. Это очень важные чиновники.

— Ладно, я останусь в своей комнате. — Ее голос стал каким-то далеким и отрешенным. — Мы не будем меняться. — Внезапно ее настроение переменилось, и я снова услышал милый бархатный смех. — Дейв, ты сделаешь кое-что для меня?

— Конечно, — ответил я, а про себя добавил: «Все что угодно, Киска».

В нашем доме имелся небольшой музей семейных реликвий, и оказалось, что она захотела позаимствовать оттуда слуховую трубу моего предка из девятнадцатого века. Крис придумала новую игру для Элис. Я согласился, и она засмеялась, но уже по-настоящему. Киска чмокнула меня в щеку, и мне с трудом удалось удержаться от ответного поцелуя — ничего не поделаешь, братские чувства.

Вечером я заметил, что в душе пропал шланг. Это вывело меня из себя, потому что заменить его было нечем. Я позвал миссис Гус и начал выяснять подробности, но она поклялась, что ничего не знает, и, ворча, начала поиски, которые успехом не увенчались. Вскоре это небольшое происшествие выскочило у меня из головы.

Инспектор появился на следующий вечер. Длинная приземистая машина с ревом промчалась по аллее в сопровождении отряда охранников на реактивных скутерах. Солдаты в легких защитных костюмах держали в руках оружие; очевидно, марсиан не раз обстреливали по ночам из засад. Охрана расположилась в палатках на заднем дворе, а важных особ провели в гостиную. Инспектор — высокий морщинистый марсианин, который, казалось, скрипел от старости, — опирался на руку единственного в его команде землянина. Как потом оказалось, этого полного лысого мужчину средних лет звали Хэлом. Меня и Крис попросили присоединиться к ним, и она, к моему великому удивлению, повела себя с необычайным обаянием, все время улыбалась, смеялась и без устали обносила гостей напитками. Я еще тогда подумал: к чему бы это?

Хэл подарил мне пачку сигарет, которых я не видел несколько месяцев, и поднял бокал.

— Я счастлив, что встретил таких радушных и… умных людей, — сказал он с добродушием старого политика.

Его громкий голос совершенно не соответствовал этой скромной уютной комнате. Семейное предание гласило, что однажды здесь принимали самого Томаса Джефферсона. Я кивнул, изобразив на лице холодную улыбку, но Крис с восторгом поддержала его тост.