Изменить стиль страницы

Кемаль подошел к нему и уселся рядом.

— Одного уже нет, — тихо сказал он, глядя застывшим взглядом на пламя костра. — Сколько еще погибнет?

— Гамильтон боялся именно этого, — ответил Лоренцен, поежившись от ночного холода. — Не землетрясений, чудовищ и коварных туземцев, а змей, болезнетворных микробов и ядовитых растений. И он оказался прав.

— Эта ящерица… с цианидом в зубастой пасти… какой же у нее должен быть метаболизм? — поежился Кемаль. — У нее, вероятно, совсем иная кровь, чем у нас. Чужой мир, чужой мир…

— Если опасность для нас представляют только ящерицы, то дело обстоит еще неплохо, — отозвался астроном.

— О да, конечно. Я бывал в переделках и похуже. Просто все произошло так неожиданно… Эта тварь могла напасть на кого угодно, и на вас в первую очередь — ведь вы первыми прошли мимо нее.

— Верно… — Лоренцен вздрогнул. Только сейчас до него дошло: Алаеву был рядом и не предупредил его! Почему?

Он посмотрел на группу туземцев, сидевших по другую сторону от костра. О чем они говорили? Что готовили для пришельцев со звезд?

Лоренцен хотел было поделиться с Кемалем и остальными землянами своими подозрениями, но сдержался. Возможно, это было чистой случайностью. Может быть, эти ящерицы относились к редкому виду, и рорване никогда раньше не видели их? Алаеву сам прошел рядом с ней, не выказав ни малейших признаков беспокойства. Если бы туземцы на самом деле хотели их убить, то вряд ли они стали бы полагаться лишь на подобные несчастные случаи.

Но «Да Гама» не вернулся!

Лоренцен не знал, что предпринять. Он устал, был возбужден и мог сейчас наломать дров. Что касается фон Остена, то он просто бы расстрелял туземцев на месте. Нет, нужно во всем окончательно убедиться самому, а только потом делиться своими подозрениями с остальными.

Он посмотрел в темноту, на запад. Путь их отряда лежал туда, в каньоны и ущелья предгорий, где на узких тропах могло случиться всякое. И они не могут повернуть назад, хотя и не знают о том, какие сюрпризы их еще поджидают.

Глава 11

Местность начала круто подниматься, и вскоре путники уже были вынуждены петлять среди нагромождений скал, зарослей кустарников, переходить вброд бурные реки с ледяной водой. Людям было трудно поспевать за рорванами, чьи легкие, гибкие фигуры были отлично приспособлены к ходьбе по пересеченной местности.

Спустя неделю после гибели Фернандеса, во время вечернего сеанса связи, Гамильтон недовольно спросил:

— Что за дьявольщина происходит с вашими проводниками? Вы в очередной раз свернули севернее. Почему они не ведут вас по прямому пути?

Кемаль переадресовал вопрос Эвери.

— Эд, спросите об этом ваших волосатых уродцев. Действительно, сколько можно петлять? У меня уже ноги опухли от этой проклятой ходьбы.

— Я уже спрашивал, — со вздохом сказал психолог. — Разве я не говорил об этом? Из слов туземцев я ничего не понял. Похоже, впереди простирается какая-то опасная территория, но я не уверен в этом.

Турок передал это капитану Гамильтону, который разразился проклятиями и отключил связь.

Торнтон усмехнулся:

— Возможно, рорване хотят окончательно измотать нас, чтобы затем взять голыми руками.

Фон Остен схватился за ружье.

— Клянусь всем святым, они ведут нас в ловушку!

— Спокойнее, спокойнее, — поднял руку Эвери. — Это только догадки, и ничего более. Мы все равно не знаем пути к поселению туземцев. Надо идти за нашими проводниками и держаться настороже.

Лоренцен хмуро выслушал слова психолога. Ему все меньше нравилось происходящее.

Подойдя к костру, он достал из рюкзака карту этого района, сделанную из космоса, и долго изучал ее. Насколько можно судить, впереди не было ничего необычного. Конечно, там могли жить враждебные племена…

Отложив карту, он задумался, глядя на пляшущие на ветру языки пламени. В том, что произошло во время похода, было немало странного. Например, совершенно очевидно, что рорванам не был знаком вид ядовитых ящериц, одна из которых укусила беднягу Фернандеса. Но почему? Любое опасное животное имеет обширный ареал обитания, и туземцы не могли хотя бы не слышать о нем. И этот трудный для понимания язык туземцев… Эвери утверждает, что в нем нет множества самых простейших понятий, что он почти во всем чужд разуму землян. Странно. Даже ему, Лоренцену, он казался весьма похожим на типичные индоевропейские языки. Рорване имели достаточно развитую цивилизацию, и между ними и землянами не могло быть непроходимой пропасти взаимного непонимания.

Эвери и Джугау подолгу общались каждый вечер и всегда в стороне от остальных спутников. Почему? Эд утверждал, что это были обычные уроки языка, но…

Но?..

Лоренцен попытался отогнать возникшую неожиданно мысль, забыть ее или хотя бы спрятать в глубь подсознания. Эвери нравился ему, и к тому же сейчас ничего не было хуже, чем взаимное недоверие. Не хватало еще стать параноиком!

Однако еще оставался неизвестно куда пропавший «Да Гама» — этот огромный знак вопроса, висящий во тьме космоса.

Лоренцен замерз и забрался в спальный мешок. Он слушал шум ветра, журчание ручья, крик какой-то птицы и никак не мог заснуть.

Что же все-таки случилось с первой экспедицией? Кто был таинственным саботажником, едва не сорвавшим проведение второго полета на Троас? Почему во время подготовки к экспедиции происходило так много неурядиц? Почему был скомплектован такой разношерстный, психологически несовместимый экипаж? Почему рорване были единственным видом млекопитающих, встретившимся им до сих пор? Они, очевидно, достаточно цивилизованны — почему же из космоса не было заметно ни малейших следов их деятельности? С чем связаны особенности их языка, якобы недоступного пониманию людей? Вопросы, вопросы, десятки вопросов… И еще эта ядовитая ящерица, неизвестная туземцам, и непонятное петляние на довольно ровной местности…

На каждый из вопросов можно было найти более или менее правдоподобный ответ, но все вместе они нарушали известный принцип «бритвы Оккама». Каждое объяснение отвергало остальные, порождало новую гипотезу, противоречащую остальным. Было ли что-то объединяющее в этой груде фактов? Или всему причиной лишь странное стечение обстоятельств?

Один из аборигенов, Силиш, ходил кругами вокруг затухающего костра, держа ружье наперевес. О чем он думает? Он научился играть в шахматы, был внешне дружелюбно настроен к людям — и все же мог оказаться более чуждым для них, чем та ядовитая ящерица. Кто знает, быть может, он и его соплеменники заманили в ловушку экипаж «Да Гама», а затем растерзали землян, словно хищные звери?

Эвери… Психолог казался правдивым, добродушным человеком, и все же у него ровным счетом ничего не получалось. Сплотить экипаж он так и не смог и как лингвист ничем пока не блеснул. Может быть, рорване попросту обманывают его? Или чем-то подкупили? Но чем?

Лоренцен заворочался, пытаясь заснуть, но сон никак не приходил. Слишком многое надо было обдумать. Слишком многого приходилось опасаться.

Наконец он пришел к решению: пока никому ничего не рассказывать о своих подозрениях. В конце концов, никаких фактов у него не было. Кроме того, рорване никогда не оставляли людей наедине друг с другом, — кто знает, быть может, они уже освоили английский?

Зато он должен использовать малейшую возможность, чтобы пополнять свой рорванский словарь. Надо постоянно вслушиваться в речь туземцев, и если их язык на самом деле близок по структуре к индоевропейским, то со временем ему удастся уловить не только смысл отдельных слов, но и их грамматические формы. Многие слова можно узнать, задавая, казалось бы, вполне невинные вопросы. Да, этим необходимо срочно заняться!

Успокоенный этой мыслью, Лоренцен наконец заснул.

Глава 12

— А я вам говорю, что это было убийство! — закричал фон Остен и зло топнул ногой. Эхо, отразившись от серых скалистых стен, гулко ответило ему.