Верховный вождь племени избирался, как правило, из числа выдающихся ораторов, и в мирное время ему принадлежала вся полнота власти. Только во время войны, роль лидера переходила в руки боевого предводителя. Аборигены буквально преклонялись перед знаменитыми ораторами — их слава превосходила славу самых великих военных вождей.

Успех мастеров красноречия был, пожалуй, единственным предметом зависти последних, ибо оратор часто добывал себе славу в бою, а вот военному предводителю, редко удавалось научиться красноречию и отличиться речью на совете племени.

Кстати о пленниках. Вернувшиеся из похода воины, притащили трех. Как смог понять Алексей, все были родом из какого-то племени по соседству, 'правдивые мужи', или как-то так.

Одного притащили со связанными руками и ногами. Двое пришли сами, просто под охраной. Пленного привязали к столбу и после дня приготовлений, зверски, но как-то без особого издевательства, замучили. Звучит, конечно, странно. Но Алексей, как-то раз был в Европе на экскурсии. Темой, которой были застенки инквизиции. Так там, он такого насмотрелся, что могут "просвещенные" люди делать с другими людьми, что пытка огнем, которой подвергался пленный, была зверской, но не искусной.

Т.е. пленного просто замучили, а потом сожгли на костре. На следующее утро Алексей спросил у местного военного вождя и верховного вождя племени.

— Великий Вождь, за что убили того воина. И почему этих оставили в живых?

Воин покачал головой.

— Белый дух, ты уже долго живешь среди моего народа, но так и не понял главного. Воин обязан быть храбрым. А этот испугался. Он бежал и потому, мы смогли захватить тех двух, что сражались до конца. Потому, труса мы убили, чтобы вместе с ним умерла трусость и наших воинов. А храбрые воины, поживут среди нашего народа. И если великая мать увидит, что они достойны, она усыновит их.

— И ты вот так просто назовешь братом, того, с кем недавно сражался?

Вождь усмехнулся.

— Белый дух. Ты удивляешь меня. Как я могу сомневаться в брате?

— Но ведь они родом из другого племени?!

— Где они были рождены на свет, не имеет значения. Они станут нашими братьями, если Великая мать решит усыновить их. И они с радостью станут моими братьями. А если не станут, то мы убьем их.

Алексей лишь покачал головой. Он не мог понять логику этих странных людей. В голову лез роман Купера 'Последний из могикан'. Беллетристика, но все же. Вождь Гуронов Магуа, захвативший в плен Кору, одну из дочерей коменданта английского форта, временно отправил девушку к соседнему племени — делаварам. Когда Магуа пришел к делаварам, чтобы забрать свою военную 'добычу', то обнаружил, что среди них находятся его заклятые враги — английский разведчик Соколиный Глаз, майор Хейворд и юный могиканин Ункас.

Визит Магуа стал поводом для созыва совета племени — собрались и вожди, и рядовые воины делаваров. Никто не оспаривал право Гурона, увести пленницу с собой, так как она, по обычаю, считалась его собственностью. Однако Соколиный Глаз и Хейворд стали уговаривать Магуа отказаться от Коры. Вождю Гуронов предлагали щедрый выкуп за девушку, но индеец не согласился. Тогда разведчик в порыве благородства предложил в качестве пленника себя — вместо Коры. Магуа остался непреклонным. Чтобы разрешить ситуацию, делавары обратились к своему патриарху, самому старому и уважаемому из старейшин — Таменунду.

Он тоже попытался убедить гостя не уводить девушку силой, но Гурон стоял на своем. Тогда Таменунд принял решение отдать пленницу в руки Магуа и отпустить его с миром, хотя все племя клокотало от ненависти к вождю гуронов. Свой вердикт Таменунд объяснил просто: правосудие — закон великого Маниту. 'Маниту запрещает делавару быть несправедливым', — подытожил патриарх. Иными словами, старейшина делаваров не посмел нарушить обычай, признанный всеми племенами как закон. Он просто не мог поступить иначе.

Нетрудно догадаться, как решился бы этот вопрос в европейском обществе. Скорее всего, Магуа был бы убит, а в лучшем случае ему бы не отдали добычу, ссылаясь на тысячу предлогов. Но для индейцев соблюдение обычая (даже жестокого) было вопросом чести. Даже если они поступали в ущерб себе. Кстати, Ункас — последний из могикан — погиб именно тогда, когда пытался спасти Кору.

Но больше всего Алексею не давала покоя, какая-то тревога. Он понимал, что находится на Земле. В глубине души надеялся, что в своем времени просто в какой-то глуши. Но дни, проведенные в наблюдениях за небом, прошли впустую, самолеты не летали, слухи которые приносили бродячие торговцы, были полны историями, в которых не упоминались бледнолицые, ничего не говорило о том, что цивилизация существует.

Самым страшным же было то, что он не мог понять, где он. Сначала он решил, что это индейцы.

Но где вигвамы? Где лошади? Где ружья? Все что он знал, об индейцах здесь было не применимо. Поэтому он предположил, что он где-то в каменном веке. Было больно и неприятно. И сами собой опускались руки. Чего спрашивается дергаться, если от времени, в котором он родился тысячи лет. Наверное, поэтому он так легко вписался в быт племени. Он не пытался ничему особенному их учить. Просто жил как все, учил язык. Но и без дела сидеть не хотелось. К тому же, гостеприимные хозяева, рано или поздно, могли прирезать лоботряса.

— АэАэАэАэ — дикий крик сотряс дом, в котором спал Алексей, казалось до основания.

Лешка только успел разлепить глаза, как на него метнулась какая-то тень. Алексей скорее инстинктивно качнулся вправо и в его циновку, тот час воткнулось копье. Времени на раздумья не оставалось. Лешка схватил аборигена за руку, потянув на себя, от души засветил хук правой, в ухо.

Абориген хрюкнул и завалился на пол. Алексей выдернул копье, в его руках, скорее длинноватую палку и вывалился на улицу. Его место располагалось с краю, практически у входа. Не самое популярное, ну да ему было насрать. Но вот воинам, которые пытались ворваться в дом и устроить там резню, это было важно. Едва Алексей вышел на улицу, как на него кинулись сразу двое.

Алексей рванулся вправо, зайдя чуть сбоку, встретил набегающего бойца, в классическом стиле американских бойцов без правил. Кулак сочно чавкнул по носу туземца и тот без звука рухнул на землю. Второй попытался перепрыгнуть через упавшего товарища и с ходу проткнуть Лешку копьем. Алексей не дал ему шанса, просто нанизав его на свое копье, как на шампур.

Так, враги пока кончились. В деревне царила паника, повсюду женские крики и вопли. Алексей быстро оглянулся.

Отряд, ворвавшийся в деревню. Состоял из умелых, смелых и даже наглых воинов. Надеясь на эффект неожиданности, они по трое четверо врывались в дома, убивали без разбора сколько могли, потом отступали к входу и ловили размахивающих оружием и еще ничего не понимающих защитников.

— Такс. С этим надо что-то делать. Алексей добавил пару смачных ругательств.

И перехватив два копья нападавших, кинулся к ближайшей хижине. Там кипела битва. Верховный вождь сумел организовать оборону и нападавшие воины, вовсю махались на своих каменных топорах, с защитниками.

Алексей, прикинув шансы, перехватил копье и надсадно хрюкнув, метнул копье в одного из нападавших. Того как ветром сдуло. Воин, отражавший его атаки, несколько секунд, ошалело рассматривал пришпиленный к стене хижины труп, осознав, что враг умер, победно заорав, кинулся на другого врага.

Нападавшие были наглые. Их было всего человек пятьдесят от силы. Видимо, очень они на эффект внезапности, рассчитывали. А в деревне было под три сотни воинов, если не больше. Хотя, если бы их план удался, пожалуй, шанс был.

Но не теперь. Потеряв контроль над хижинами, они были обречены. Из них выскакивали все новые и новые воины защитников, а их силы таяли как снег над костром.

Алексей в этом избиении принял самое живое участие. Он не узнавал себя. Подхватил где-то два топора и в лучших традициях берсеркеров, он врубался в ряды налетчиков.