- Да, это правда, - согласилась Марина. - Огорчать родителей не надо.
- Я очень люблю своих родителей, - задумчиво сказал лейтенант. - И они меня любят... И если со мной что случится, они не переживут такого несчастья...
- А вы не ходите на фронт, - шепнула Марина, проникаясь сочувствием к англичанину.
- Невозможно, - вздохнул лейтенант. - Я прислан в качестве инструктора танкового дела. Я обучаю русских офицеров и солдат, как нужно обращаться с танками. Мне обязательно придется с танковым отрядом выступать на фронт...
- Без вас не обойдутся?
- Нет.
Они стали откровенно говорить между собою.
- Вы знаете, мисс Марина, - тихо сказал Гулден. - Я ведь совсем не такой, как те, - кивнул он на стол, за которым сидели англичане. - Они из богатых семей, ненавидят большевиков. А мне за что их ненавидеть? Когда мой отец провожал меня сюда, он сказал: "Джон, старайся не воевать с большевиками. Большевики, сказал он, такие же рабочие, как и твой отец". Но как, мисс Марина, я не буду с ними воевать, если меня заставляют?..
- Вы очень откровенны со мной, мистер Джон, - сказала Марина. - Я благодарю вас за откровенность. Но не со всеми можно так говорить... Во мне, конечно, вы не сомневайтесь, я ваш друг и разделяю ваше мнение...
- Я это почувствовал, мисс Марина! - воскликнул англичанин. - Я никому не могу сказать то, что говорил вам... Вы - добрая девушка. Давайте будем друзьями, - протянул он ей руку.
- С удовольствием, мистер Джон! - пожала его руку Марина.
* * *
Словно завороженные красотой морозного утра, будто к чему-то прислушиваясь, недвижимо стояли в садах опушенные инеем деревья.
Из-за лилового заснеженного бугра медлительно поднималось холодное, неласковое солнце. На яблонях и грушах, протянувших ветви навстречу солнцу, дрожали изумительные переливы разноцветных искр.
По хутору голосисто перекликались петухи. С верхушки высокого оголенного тополя о чем-то деловито и оживленно стрекотала сорока.
На краю хутора из трубы занесенного сугробами куреня вывалился клуб дыма и, вытянувшись длинным столбом, пополз к небу.
И по мере того, как солнце все выше поднималось и меняло свои тона и оттенки, менялись и яблони, и груши в садах. То они розовели на восходе, как в пору майского цветения, то становились голубоватыми и фиолетовыми, как в сумерки...
У колодца, глядя, как кавалеристы наливали в корыто воду лошадям, собрались бабы и девушки с коромыслами на плечах. Посмеиваясь и перебрасываясь шутками с солдатами, они ждали, когда те напоят лошадей.
Ведя в поводу Комиссарова жеребца, к колодцу подъехал Сазон Меркулов.
- Здорово живете, казаки и бабы! - поздоровался он.
- Здорово, здорово, казак, коль правду говоришь, - за всех ответил усатый кавалерист.
- А я всегда правду говорю, - ответил с достоинством Сазон. Он подмигнул черноокой, румяной бабе, нагнувшись к ней, пропел: - Эх, душанюшка моя, белая ты овечка, пожалела б меня, живого человечка...
- А что с тобой, родимый? - с шутливым участием спросила баба. Захворал, чи по жинке заскучал?
- А я ж неженатый, кундюбочка моя курносенькая, - спрыгивая с коня, сказал Сазон, подходя к бабе. - Была одна зазноба, да и та бросила... Теперь, девонька моя, я совсем осиротелый. Хошь, любовь закрутим, а?
Бабы и девушки захихикали.
- Да, а то что ж, - засмеялась и черноокая казачка. - Можно и закрутить, покель я еще жалмерка*... Муж мой до сей поры еще из германского плена не пришел. Парень ты хоть куда, - оценивающе оглянула она с ног до головы Сазона. - Разве вот только ростком маловат, немножко рыжеват да, кажись, на один глаз кривоват...
_______________
* Ж а л м е р к а - солдатка.
Бабы и девки снова захохотали.
- Ну, - строго сказал Сазон. - Не бреши!.. На меня кто ни взглянет влюбляется. Однова даже генеральша от меня без ума была... Скроемся, говорит, Сазон, в далекие края, да я не пожелал. Говорю: жалко, мол, твоего мужа... Сама знаешь: мал золотник, да дорог...
- Сазон у нас наипервейший кавалер и ухажер, - сказал усатый кавалерист, посмеиваясь.
- Да я вижу, - усмехнулась черноокая казачка. - Так вот, никак, Сазоном тебя зовут, - ежели есть желание, приходи завтракать, блинами угощу.
- Да ну? - облизнулся Сазон. - Со сметаной?
- Ну, конешное дело, со сметаной, - подтвердила казачка. - Приходи да на букву "ш" приноси.
- Это что ж за "ш" такая? - озадаченно спросил Сазон.
- Шпирт, - пояснила казачка.
Сазон захохотал, вслед за ним захохотали и остальные кавалеристы.
- Чего смеетесь-то? - недоумевала казачка.
- Чудачка, - сквозь смех сказал Сазон. - Разве ж это на букву "ш"?.. Так, пожалуй, тебе б ни один человек вовек не отгадал бы... Не шпирт, а спирт.
- Это, могет быть, по-вашему, городскому, он - спирт, - не сдавалась казачка, - а по-нашему, деревенскому, он - шпирт.
- Ну, это ты, бабонька, надумала уж больно мудреную штуку, - покачал головой Сазон. - Где ж его достать, спирт-то?
- А, Говорят, у вашего конского фершала его много.
- Ну, то же у фельдшера, - сказал Сазон. - У него-то, конешное дело, есть для больных лошадей. Но он же не даст мне.
- Ну, ежели тебе не даст, - засмеялась баба, - то мне даст, он мне сам принесет... С ним и погуляем.
- Вишь ведь ты какая, - укоризненно сказал Сазон. - Все ты хочешь с выгодой... Ты б меня без спирта приняла.
- Расчету нет никакого, - смеялась баба и, зачерпнув из колодца воды, ушла.
...Уже третьи сутки кавалерийская бригада, расквартировавшись по куреням, стояла на отдыхе в хуторе Кривом.
Четвертой кавалерийской дивизии все это время пришлось вести кровопролитные, ожесточенные битвы с белогвардейцами. Благодаря энергичным действиям красной кавалерии под Царицыном в начале февраля X армия было начала наступление по всему фронту. Белые торопливо стали отходить к реке Сал, а затем и к реке Маныч.
Не слезая с коней, конники-буденновцы громили тылы противника. Особенно удачен был бой под станицей Ляпичев с седьмым Донским корпусом белых под командованием генерала Толкушкина. Этот корпус буденновцами был наголову разбит.
А за месяц с небольшим, с того момента, как была сформирована четвертая кавдивизия, она в битвах и сражениях с белогвардейцами прошла до пятисот пятидесяти верст, оголила вражеский фронт на протяжении ста пятидесяти верст, разгромила двадцать три белогвардейских полка, из числа которых четыре пехотных были полностью взяты в плен.
Эта небольшая группа кавалеристов в три тысячи человек, спаянная нерушимой дружбой и железной товарищеской дисциплиной, под командованием опытного солдата Буденного, делала чудеса...
И вот теперь конники-буденновцы, отдыхали, готовясь к новым походам, к новым битвам...
Посмеявшись с кавалеристами, бабы и девушки, набрав воды, разошлись. Кавалеристы же, напоив лошадей, окружили Сазона. Сазон служил ординарцем у комиссара Ермакова, поэтому знал все новости.
- Ну что, Сазон, нового? - стали они его допрашивать. - Рассказывай.
Сазон важно отдувал щеки.
- Есть, конечно, новостишки, - сказал он интригующе. - Только поперву надобно закурить... У кого, братцы, есть добрый горлодер?
К Сазону услужливо протянулось сразу несколько кисетов. Сазон выбрал наиболее привлекательный, бархатный, с цветистой расшивкой, и закурил.
- Благодарю покорно, - сказал он, возвращая кисет хозяину.
- Ну, так что новенького? - спросил кавалерист, пряча кисет в карман. - Расскажи, будь другом.
- Баба родила голенького, - хихикнул Сазон. - Меня в кумовья звала.
- Ну да и дурило же ты, Сазон, огородное, - сердито сказал усатый кавалерист. - У тебя дело спрашивают, потому как ты у комиссара ординарцем служишь. Небось, слышишь, о чем начальство-то ведет разговоры...
- Ну, ясное дело, - уверенно ответил Сазон, - слышу и знаю все... Потому, когда разговор между комбригом и военкомом заходит, то дело чуть не до драки доходит. Спорят дюже, кулаками машут, меня кличут: "Товарищ, мол, Меркулов, иди, говорят, ради бога, рассуди нас, а то могем подраться". Ну и поневоле приходится знать все, о чем они речь-то ведут...
- Брехун, - презрительно бросил кто-то из кавалеристов.
- А чего ж мне брехать-то? - удивился Сазон. - Ни одного важного дела без меня не решают... Меня сам командующий армией, товарищ Ворошилов, скоро заберет к себе в штаб советником... Говорит, никак не могу обойтись без Сазона Меркулова... Башковитый, мол, человек...
Посмеиваясь над болтовней Сазона, конники повели лошадей по своим квартирам. Вскочив на жеребца, Сазон поскакал к хате, в которой он квартировал вместе с военкомом бригады Прохором Ермаковым.
Поставив лошадей в сарай и задав им корму, Сазон вошел в хату. На столе, пуская струи пара, пел самовар. На сковороде жарилось мясо. Пожилая хозяйка возилась у печки. Хозяин, лысый старик с сивой лопатообразной бородой, молился в горнице.
- Ты где пропадал? - спросил Прохор у Сазона, моя руки у лохани. Сестра Надя поливала ему на руки из корца.
За эти полгода, как она ушла из дому, девушка заметно повзрослела. Ее розоватое, всегда такое нежное лицо сейчас несколько огрубело, обветрилось. В глазах появилась печаль. Сколько ей, бедной, пришлось за это время видеть смертей, обезображенных трупов, сколько ей пришлось перевязать раненых!
- Лошадей поил, - отозвался Сазон. - Корму дал...
- Садись, Сазон, за стол, будем завтракать.
XXII
В начале февраля 1919 года в столице донского казачества Новочеркасске в торжественной обстановке открылась сессия Большого войскового круга.
В огромном зале атаманского дворца перед представителями округов с отчетным докладом о деятельности "правительства" донского государства выступал глава этого правительства атаман Краснов.
Деятельность эта была не блестяща, а поэтому в голосе Краснова чувствовалось уныние.
- Господа высокие представители земли донской, - сказал он, - с тяжелым чувством я должен сообщить вам - да вы и сами, как люди, стоящие у власти, отлично понимаете, - что переживаемый нами момент самый тяжелый. Мы в титанической борьбе, которую ведем с большевиками, чувствуем себя почти одинокими, и для того, чтобы выйти победителями, нужно огромнейшее напряжение всех сил и умов. Помимо того, что наши союзники, по независящим от них причинам, не смогли оказать помощи, которую мы так ждали, есть и еще другие причины для тревоги. Я, господа, совершенно далек от пессимизма, но создавшиеся для них условия, - и, надо полагать, мы на пути к еще более худшим, - невольно, даже помимо желания, вынуждают сказать старую римскую пословицу: "Я сделал все, что мог - пусть делает больше, кто может..."