Краснов, несколько смущенный бессвязной и мало вразумительной речью французского союзника, взмахивал руками, дирижируя, и по его указке до хрипоты кричали "ура!".

Кряжистый, с длинным красным носом, генерал Толкушкин, успевший по случаю приезда союзной миссии проглотить лишних стакана два водки, покачиваясь из стороны в сторону, хрипло пробасил:

- Эх, братцы вы мои! Дали б мне наши союзники два танка, я б с ними да с одним лишь казачьим разъездом через неделю вошел бы в Москву. Ей-богу, не вру! Господин Пуль, разрешите...

Оттолкнув стоявшего на пути Мамонтова, Толкушкин, пошатываясь, подошел к Пулю, помахивая красиво отделанной плеткой.

- Господин генерал!

Краснов, с опаской доглядывая на пьяного Толкушкина, сказал по-английски Пулю:

- Этот генерал хочет с вами говорить.

- Слушаю вас, - сказал Пуль, останавливаясь и смотря на Толкушкина.

Толкушкин взмахнул нагайкой. Краснов похолодел - ударит. Но нет, тот не ударил.

- Генерал, - сказал Толкушкин, пьяно всхлипывая. - Все казачество радо вашему приезду... И я рад... Потому как вы ведь наши союзники... А раз союзники, то и пойдем вместе бить нашего общего врага - большевиков... Будем бить их в хвост и в гриву, не давать с...

Краснов смутился и не перевел последней фразы. Заметив улыбки на лицах белогвардейских офицеров, Пуль потребовал от Краснова, чтобы тот дословно перевел сказанное Толкушкиным.

- Это непристойность, сэр, - сказал Краснов.

- Ничего, скажите, - настаивал Пуль.

Краснов перевел. Пуль громко расхохотался.

- Остро сказано.

- Возьмите, генерал, эту плеть на память от донских казаков, - вдруг предложил Толкушкин нагайку Пулю. - Она вам пригодится... Этой нагайкой вы крепко будете хлестать нашего врага.

- Оригинальный подарок, - улыбаясь, сказал Пуль, рассматривая красиво отделанную нагайку. - Я рад принять этот подарок от донского казачества. Подарок мне этот, действительно, пригодится.

...Расстроенный происшествием с отцом, Константин, хмурясь, стоял у вагона, дожидаясь, когда члены миссии пойдут в него. Здесь-то его и разыскал Василий Петрович.

- Сынок, - сокрушенно сказал он.

Константин вздрогнул и воровато огляделся вокруг: не наблюдает ли кто. Убедившись в том, что на них никто не обращает внимания, он недовольно спросил:

- Ну что тебе надо, отец?

Старик ошарашенно посмотрел на него.

- Да ты сын мне али кто?

- Сын, - мрачно промолвил Константин. - Но ты сегодня в такую глупую историю влип, что мне просто стыдно с тобой разговаривать...

- С отцом стыдно?!

- Да, - сердито выкрикнул Константин. - Именно с тобой, с отцом. Какой тебя черт заставил в этот дурацкий почетный караул становиться?.. А если уж стал, то надо бы не выпячивать брюхо, как беременная баба. И вообще-то, зачем ты сюда попал? Почему ты бросил дом, мать, семью?.. Ведь не могли же тебя мобилизовать, старика.

- Сам пошел, добровольно, - угрюмо буркнул Василий Петрович.

- Сам, - озлобленно усмехнулся Константин. - Глупость сделал. В твоих ли летах это делать?

- Хотел помочь...

- Помощник мне тоже. Что ты сегодня натворил? Ты ж меня осрамил. Хорошо еще, что никто здесь не знает, что ты мой отец, а то прямо-таки хоть убегай отсюда. Иди, я с тобой больше не могу говорить. Вот, кажется, на нас обращают внимание. Иди!

Василий Петрович ошеломленно смотрел на сына.

- Так ты, стало быть, своего отца стыдишься, а? - наливаясь гневом, спросил он у Константина. - Гонишь отца?

- Не кричи! - сморщившись, - зашипел Константин. - Услышать могут.

- Ах ты, сукин сын! - вдруг громко завопил Василий Петрович. - Нехай все слышат, какой ты мерзавец. Отца застыдился... Будь ты проклят, сатана!.. Ишь ты, в полковники его вывел, а он теперь с отцом не желает разговаривать, стыдно, вишь, ему.

Константин, как обожженный, рванулся к вагону, ухватился за поручни, вспрыгнул на площадку и скрылся за дверью.

- Ишь ты, - продолжал бушевать старик. - Полковником стал, ваше высокоблагородие. Значит, теперь и родителей не надо признавать. Пожалуюсь самому атаману Краснову.

Вокруг него собиралась толпа любопытных.

- Я те дам, проклятый полковник! - грозился в окно вагона Василий Петрович. - Отца постыдился...

- В чем дело, казак? - подходя к старику, строго спросил Мамонтов. Что ругаешься?

- Да как же, ваше превосходительство, - стал жаловаться ему Василий Петрович, - он хоть и полковник, а ведь сын мне родной...

И он рассказал Мамонтову о своей обиде на сына.

Выглянув украдкой в окно, Константин увидел, что Мамонтов за что-то распекал отца.

"Пусть, - махнул он рукой. - Его стоит пробрать".

Проходя мимо Константина, Краснов спросил у него:

- Полковник, что это там бушевал казак?

- Пьяный, господин генерал.

- А-а, - понимающе протянул Краснов. - Тогда понятно. Он, кажется, вас оскорблял?.. Почему вы его не посадили под арест?

- Бог с ним, ваше превосходительство, - великодушно проговорил Константин. - Наш станичный он, сосед, неудобно будто это сделать.

- А-а, сосед? Ну, тогда не стоит.

XVIII

...В то время подпольный большевистский комитет возглавлял Журычев. Это был сравнительно молодой человек, небольшого роста, сухощавый. Он вел огромную революционную работу в тылу врага, помогал объединять вокруг подпольного комитета всех коммунистов не только Ростова, но и Таганрога, Александровск-Грушевского, Новочеркасска, Сулина, Азова и многих казачьих станиц Дона. Под руководством Журычева подпольный комитет развернул работу среди рабочих промышленных предприятий городов, среди казаков и крестьян станиц и слобод. Смелую агитационно-пропагандистскую работу вели большевики в воинских частях белой армии, для чего подпольщики под видом добровольцев вступали в ряды белогвардейцев, как это и было с Виктором и Афанасьевым.

Сам Журычев, подвергаясь риску быть пойманным и расстрелянным, дважды переходил линию фронта для налаживания связи с Зарубежным Донским бюро РКП(б), которое руководило всей подпольной работой на территории Донской области, занятой белыми.

В Донбюро Журычев получал партийные директивы, политическую литературу, воззвания к населению. Во второй его приход ему дали даже десяток опытных подпольных работников из числа донских казаков для работы в казачьих станицах и частях.

Напряженно работала подпольная типография, в которой печатали прокламации, листовки, воззвания. Весь этот материал распространялся не только среди населения территории, занятой белыми, но даже и на фронте. Иногда подпольный комитет выпускал прокламации на английском и французском языках, и они попадали в руки иностранных солдат, наводнивших Кубань и Дон.

Вся эта работа подпольщиков давала заметные результаты. Под влиянием устной и печатной агитации и пропаганды большевиков рабочие и многие казаки отказывались идти в белую армию, тысячами дезертировали, создавали партизанские "зеленые" отряды и дрались против белогвардейцев...

...Однажды Семаков пришел к Виктору поздно вечером. Был он страшно бледен, чем-то сильно взволнован. Не поздоровавшись с ним, тяжело опустился на диван.

- В чем дело, Иван Гаврилович? - встревоженно спросил юноша, чувствуя, что с его другом что-то произошло.

- Беда, Виктор! - хрипло прошептал Семаков. - Большая беда... Полный провал... полиция открыла нашу типографию. Много товарищей арестовано... Арестован и Журычев...

- Что ты говоришь! - всплеснул руками Виктор. - Журычев арестован?.. Что же делать теперь?.. Надо попытаться освободить его.

- Едва ли это теперь возможно, - сказал Семаков. - Контрразведчики, после нашего побега, стали более бдительными. Сейчас идет по городу повальная облава. Беляки рыщут по всем квартирам наших подпольщиков, арестовывают всех, кого застают дома... Я тоже чуть не попался в их лапы. Чудом уцелел... Подхожу к квартире, смотрю - в окнах свет. "Что за диковина, думаю, кто это в моей квартире?" Иду к подъезду, смотрю у двери стоит полицейский, я - круть, да назад. Он за мной, стрелять стал... Едва убежал... Пришел вот к тебе, думаю, что о твоей квартире никто не знает. Переночевать можно у тебя?

- Что за вопрос, Иван Гаврилович! - воскликнул Виктор. - Конечно, можно. Только я боюсь, как бы не нагрянули и сюда.

- Нет, - успокаивающе сказал Семаков. - Ты же совсем недавно здесь стал жить. Никто еще не знает из наших о твоей квартире.

- Да, это верно, - согласился Виктор. - Иван Гаврилович, как белые могли узнать адреса типографии, Журычева и других наших товарищей?

- Может быть, провокатор у нас завелся, - угрюмо буркнул Семаков. Он и выдал всех.

- Неужели среди нас есть такие люди?..

- Наивный ты, Витя, - горько сказал Семаков. - Мы ведем с классовым врагом борьбу не на жизнь, а на смерть... Враг ухищряется всевозможными методами вредить нам, мешать нашей борьбе. Они протаскивают в наши ряды своих агентов. Эти-то подлецы и предают нас...

XIX

Арест руководителя подпольного комитета Журычева и многих других подпольщиков, а также провал типографии не сломил воли подпольной партийной организации. Коммунисты не опустили рук, не растерялись. Они продолжали выполнять дело, порученное им партией.

На партийной конференции единодушно был избран комитет из пяти человек. В число их вошла волевая большевичка Клара Боркова, носившая кличку "Елена". По поручению подпольного комитета она занялась подготовкой к освобождению Журычева из тюрьмы. Об этом знали только самые проверенные, преданные товарищи, в том числе и Иван Гаврилович Семаков.

Как-то Виктор спросил у Семакова:

- Иван Гаврилович, неужели наша руководительница, товарищ Елена, именно та женщина, с которой ты меня познакомил весной?.. Помнишь? На подпольном собрании в Нахичевани?

- Совершенно верно, она. Сейчас я к ней иду...