Сначала Пауль подумал, что Финчер снова проводит его в конференц-зал, где он беседовал с генералом и его советниками. Но они прошли через другую дверь в другое помещение, почти такое же большое, как и конференц-зал, хоть и казавшееся меньше из-за книжных шкафов, закрывавших стены от пола до потолка и набитых книгами. Пахло бумагой, старыми книгами, и Пауль решил, что этот запах ему очень нравится. Он всегда любил книги.

Сидя в массивных кожаных креслах, их ожидали двое: Жан Кристоф Гавальда и Хуан Фелипе Мартин. Пауль и Финчер заняли два стоящих рядом с ними кресла. На столике между ними была пара бокалов и прозрачная бутылка со стеклянной пробкой. Бутылка была примерно наполовину наполнена темной, поблескивающей золотом жидкостью.

– Коньяк, добрая влага с моей родины, – пояснил Гавальда, наполнив четыре бокала. – Выпьем по глотку, прежде чем обратиться к серьезным вещам. Недавние события довольно безрадостны.

Пауль лишь пригубил напиток. Он вообще мало пил, а сегодня к тому же почти ничего не ел, поэтому французский коньяк мог повлечь за собой нежелательные последствия.

Финчер, напротив, выпил коньяк, как воду, облизал губы и несколько громче, чем следовало, поставил бокал обратно на столик. Затем он повернулся к Паулю и окинул его пронзительным взглядом.

– Пауль, то, о чем мы будем здесь говорить, не должно коснуться чужих ушей ни при каких обстоятельствах! Дайте нам слово!

– Даю слово, – не колеблясь ответил Пауль; ему очень хотелось узнать, в какую историю он влип.

Финчер покосился на Гавальда и Мартина.

– Я уже сообщил брату Кадрелю, что солгал полиции. Думаю, нашему гостю не терпится услышать пояснения.

Генерал подмигнул своему секретарю, побуждая его продолжать.

Тот снова обратился к Паулю:

– Правда заключается в том, что комнату отца Сорелли обыскали еще до приезда полицейских и до того, как они попросили нас никого в нее не пускать. Некоторые ящики и полки были перерыты, а книги – разбросаны по полу. В комнате царил настоящий хаос. Нам пришлось потрудиться, чтобы привести все в порядок.

Пауль смотрел на американца, не скрывая своего изумления.

– Бы там все убрали? Но ведь… тем самым вы, возможно, уничтожили важные улики. Улики, которые могли привести к убийце Сорелли!

Финчер скривился, но Пауль не смог разгадать выражение его лица. Была ли это неудавшаяся извиняющаяся улыбка или только выражение серьезной тревоги?

– Мы вовсе не хотели уничтожать улики, а надеялись самостоятельно найти что-нибудь прежде, чем это обнаружит полиция. Мы надеялись, что тот, кто обыскал комнату – кем бы он ни был, – мог что-то проглядеть, и это навело бы нас на след убийцы Сорелли. К сожалению, обыск нас разочаровал. Мы ведь люди Божьи, а не сыщики. Вот почему мы вызвали вас в Рим, Пауль.

– Меня? Я вас не понимаю, отец Финчер.

– Вы хорошо знали Сорелли, лучше, чем большинство из нас, и вы по образованию юрист. Во время обучения вам приходилось иметь дело с уголовным правом, методами дознания и всем, что с этим связано.

– Да, но только с точки зрения юриспруденции. Я ведь не полицейский и совершенно определенно ничего не понимаю в работе сыщика.

Слово взял адмонитор:

– Вы не должны зарывать свой талант в землю, брат Кадрель. У вас были высокие отметки по уголовному праву. Вы могли бы оказать значительную помощь полицейским во время следствия.

Постепенно Пауль начал понимать, чего именно хотят от него трое иезуитов. Но это показалось ему таким необычным, что он просто не мог в это поверить.

– Я должен помочь полиции? Вот они меня поблагодарят! Эта комиссар не показалась мне человеком, который охотно позволит заглянуть себе в карты.

– Но удача на нашей стороне, – возразил ему адмонитор. – Чезаре Компаньи посещал колледж иезуитов и всегда был тесно связан с нашим Обществом. Он не откажет нам в желании привлечь вас к расследованию.

– Чезаре Компаньи? Кто это?

– Начальник полиции.

Вот теперь Пауль все же осушил свой бокал, да еще и одним глотком. И пока коньяк наполнял его слегка жгучим, но в целом приятным теплом, он смотрел на трех предводителей своего ордена со смешанным чувством благоговения и удивления.

У Общества Иисуса за плечами довольно бурное прошлое, во время которого его членам приходилось обороняться от преследований и запретов. Не было, пожалуй, ни одного бесчестного поступка, в совершении которого не обвиняли бы иезуитов, начиная со стремления к мировому господству и заканчивая союзом с самим дьяволом. Разумеется, иезуиты всегда отстаивали политические интересы, но якобы делали это лишь для того, чтобы защититься от недоброжелателей. Однако когда Пауль, находясь под влиянием своего воспитания и примера, которым для него всегда служил Ренато Сорелли, принял решение вступить в орден, он не верил, что обнаружит там овеянный преданиями старый кружок заговорщиков. А вот теперь у него создалось иное впечатление и возникло чувство, будто он очутился в другом времени, в давно минувшем столетии, когда иезуиты плели интриги, чтобы свергнуть правительство или посадить на трон другого монарха. Пауль словно очутился в одном из романов Александра Дюма.

– Но в каком качестве я должен выступить? – спросил он, как только сумел преодолеть изумление. – В качестве помощника следователей или вашего шпиона?

– Шпиона? – протяжно повторил Финчер. – Это ужасное слово, оно вызывает ассоциации с холодной войной и покушением на убийство, сделанным из засады. Разумеется, вы должны держать глаза открытыми и информировать нас обо всем, но вы также должны помогать полиций раскрыть убийство отца Сорелли.

– Разумеется, таким образом, чтобы не нарушить наших интересов, – поспешил добавить Мартин. – Общество Иисуса не должно приобрести дурную славу.

Пауль посмотрел на худое лицо адмонитора, напрасно пытаясь понять, что происходит за этим морщинистым лбом.

– И что же может навлечь дурную славу на наш орден?

Казалось, вопрос был неприятен Мартину. Он заерзал в своем кресле, будто его настиг удар невидимой плети.

– Я высказался в общем, – наконец процедил он и сжал узкие губы.

Пауль собрал все свое мужество и заявил:

– У меня возникло впечатление, что вы не говорите мне всей правды. Мы все хотели бы знать, почему Сорелли убили и кто его убил, но решение этой загадки мы вполне могли бы возложить на полицию. Зачем нам вмешиваться, зачем играть в шпионов? Возможно, вы опасаетесь, что убийца Сорелли находится среди нас?

Адмонитор прикинулся возмущенным.

– Да как вам такое в голову пришло?

– Но это ведь очевидно. Тот, кто обыскал сегодня утром комнату Сорелли, скорее всего является иезуитом. В конце концов, это здание вовсе не общедоступное место. К тому же не стоит забывать и о числе 666 на лбу Сорелли, и об орудии убийства – кинжале с религиозной сценкой на рукояти. Все указывает на то, что убийца – выходец из клерикальных кругов.

Улыбнувшись, Финчер хлопнул ладонью по подлокотнику.

– Ну, что я вам говорил? Брат Кадрель рассуждает как истинный криминалист. Иезуитский Шерлок Холмс, так сказать. Он прекрасно подходит для этого задания!

– Ваши советы всегда очень ценны, отец Финчер, – заметил генерал и перевел взгляд на Пауля. – Вы правильно рассуждаете, брат Кадрель. Нам приходится опасаться заговора в собственных рядах.

– Но какую цель преследуют заговорщики? – спросил Пауль, отчасти зачарованный данной новостью, отчасти ошеломленный ею.

– Цель заключается в том, чтобы получить власть над Обществом Иисуса.

– Этого я не понимаю. Ведь вы, преподобный генерал, решаете в нашем ордене все!

– Больше нет. – На почтенный лик Гавальда легла тень. – Я скоро умру. С относительной уверенностью могу сказать: следующего празднования по случаю Рождества я уже не переживу.

– Но… – пробормотал Пауль. – Как же…

– Рак, – сухо пояснил генерал. – Избавьте меня от деталей. В любом случае в ближайшие дни я намеревался созвать генеральную конгрегацию. Но пока ее придется отложить.