— Кому?

— Сменщице моей Марусе. Не устает повторять: «Марусечка, дай я тебе помогу, дай то и то сделаю». Смирный, послушный такой. Вот! — Девчонка, словно обремененная тяжелой судьбой женщина, горестно покачала головой: — За это она его и любит.

Влетевшая в магазинчик бензостанции толстая баба оказалась той самой Марусей. Не обращая внимания на Женю, она бранилась и кричала, словно продолжала ссору с мужем. Собираясь под аккомпанемент ее ругани, девчонка, по привычке сочувственно кивала.

— Ты куда? — остановившись на мгновение, когда они с Женей приготовились покинуть стекляшку, удивилась сменщица. Видно, привыкла, что девчонка слушает о ее семейных дрязгах все до конца.

— Вот женщине дом бабки Зверихи показывать еду.

— Зачем?

— А там… — девчонка поразмыслила, — богатырь такой ее ждет. — Она согнула в локтях руки, изображая богатыря. И Женя подумала, что девчонка придумала точный образ для Саввы.

— В доме этом темнота, света давно не видно, не в темноте же он ее ждет? — возмущенно подбоченилась Маруся.

Заведясь, она долго не могла остановиться.

— Может, и в темноте, тебе-то что? — бросилась на защиту Жени девчонка и подмигнула новой знакомой. — Он ведь ее не на танцы ждет, а для чего-нибудь другого.

— Для другого? — Маруся окинула каким-то презрительным взглядом серый деловой костюм Жени, потом перевела взгляд на туфли без каблучков и вынесла приговор: — Для другого она не годится!

— Много ты понимаешь? — обиделась девчонка за свою новую знакомую. — Ее по телевизору показывали. Вот!

— Ее? По те-ли-ку? — вновь пробежав по Жене глазами, не поверив, повторила Маруся, всем своим видом показала, что этого не может быть. Но, вдруг резко изменив мнение, возразила сама себе: — Хоть лицо-то вроде красивое, но…

— Что — но? — собираясь защищать Женю до конца, воскликнула девчонка.

Женя чувствовала себя глупо, присутствуя при обсуждении собственной персоны.

— Без этого она совсем.

— Без чего — этого? — передразнила девчонка сменщицу.

— Секса в ней нету. Вот! Ты уж, дева, на меня не обижайся, что я так про тебя, — вдруг спохватилась Маруся.

— Я не обижаюсь, — согласно кивнула Женя. Ей хотелось поскорее прекратить перепалку и уйти.

— Моему мужику ты бы понравилась, он к скромным неровно дышит. Говорит мне: «Люблю скромных, потому что ты не скромная». А чем я не скромная, ну скажите, чем? — вновь порываясь начать ссору, напустилась она на Женю.

— Любят не потому, что ты такая или другая, любят, потому что любят! — вдруг неожиданно для самой себя высказалась деревенским женщинам Женя.

— Вот! Точно! Я ему говорю: «Я ведь тебя, пьяницу и дурака, просто люблю, люблю ни за что!» Другая бы выкинула к чертовой матери, а я нет, обмою, спать уложу. Ну на кой мне все это, если бы не любовь?

Девчонка, глядя на женщин старше себя, наматывала их разговор на ус, пытаясь своим детским умом разобраться, кто же из них правее.

«А правее оказывается Наташка», — подумала Женя, вспоминая рассказы подруги о любви.

Дверь в терем Саввы оказалась не заперта. Вдвоем с девочкой, осторожно ступая, они прошли внутрь.

— Вы кто? — Жмурясь от включенного света, Савва уставился на незваных гостей.

Он лежал на той самой кровати, на которой несколько месяцев назад они провели счастливые ночи.

— Я Луша, — робко отозвалась заправщица.

— Луша-а? — обрадовался Савва, будто только ее и ждал. — Замечательное имя, Лукерья, значит? — делая вид, что не замечает Женю, воскликнул он.

Женя подумала, что она даже не поинтересовалась, как зовут девочку.

— Кто же тебя таким именем назвал?

— Бабушка одна, потому что я сирота. Подкидыш, — неловко переминаясь с ноги на ногу, отозвалась она.

— Сирота — это плохо. Очень плохо. Темные глаза девочки погрустнели.

— Хочешь, я тебя, Лукерья, удочерю? А?

— Меня-я? — В узких темных глазах Луши мелькнул недоверчивый огонек.

Девочка откинула со смуглого лица волосы, стараясь казаться красивее.

— Да, тебя. Как, Евгения Арсеньевна, президентская зарплата выдержит, если мы с вами удочерим девочку Лушу? Ей, наверное, учиться нужно, а не бензином грузовики заправлять да мат шоферюг слушать.

— У меня скоро свой ребенок будет, а эта девочка очень взрослая для меня, — сухо отказалась Женя.

— Ах, своего ждете? Надо же? Примите мои сердечные поздравления! Значит, маленький Артурович родится.

— Нет, — потупилась Женя.

— Что нет? — вскочил с постели Савва.

— Родится твой ребенок.

Савва замолчал.

— Ну, я пошла, — сказала Луша. — У вас тут такие разборки намечаются. Если и вправду надумаете меня удочерить, то я согласна, вы мне нравитесь… — Она посмотрела сначала на Савву, потом перевела взгляд на Женю. — Оба нравитесь. Я и ребеночка вашего нянчить согласна, и учиться тоже. Вот вы тогда, помните, сказали, — обратилась девочка к Савве, — что она, — буквально ткнув в Женю пальцем, произнесла Луша, — танцовщица. Так вот лично мне очень латиноамериканские танцы нравятся.

— А-а, значит, ты на танцовщицу хочешь учиться? — будто бы обрадовался Савва.

— Да, а что, нельзя? — чувствуя неискренность и подвох в его тоне, поинтересовалась Луша. — Слышала, в Москве все можно. У нас мальчик один из моего класса в Москве школу танцев закончил, так теперь его ночные клубы на выступления приглашают и хорошие деньги платят. Так я вот к чему. Он меня немного уже подучил и считает, что я способная. Хотите, покажу? — Луша, подняв вверх тоненькие ручки, щелкнула в воздухе пальцами, словно мексиканка, и покрутилась на месте.

— Здорово! — похвалил Савва. — Только мы не по этому делу. Курьером, часом, не желаешь побегать, а то вот Евгения Арсеньевна может протекцию оказать?

— Что показать? — не поняв значения слова «протекция», переспросила Луша.

— Устроить тебя может, — объяснил Савва. — Она помощник президента крупной компании.

— То и видно, что деловая, — уважительно проговорила Луша.

— Ах, тебе видно, а я, дурак, лопухнулся, не рассмотрел, представляешь, за курьера ее принял. И она меня вокруг пальца обвела.

— Как же вы так? — обращаясь не то к Савве, не то к Жене, огорчилась девочка. А потом, назидательно глядя на Савву, сказала: — Помните, я же вам тогда еще говорила, что ее по телевизору показывали. Так там, в телевизоре, и ее должность называли. Длинное такое название, я не запомнила, и она, Арсеньевна ваша, сильно умную речь толкала. И все мужики за столом, раскрыв рты, ее слушали и кивали.

— Толкала речь, — ехидно повторил Савва, — это она может. От речей ее сладких…

— Все, прекрати издеваться! — резко оборвала его Женя. — Ты, Луша, если действительно готова работать в Москве, вот тебе мой телефон. — Женя полезла в сумку и, достав свою визитную карточку, протянула девочке. — Приезжай, позвони мне. Работа у тебя будет хорошая, и платить будут хорошо. Я обещаю. Ты, я вижу, ответственная, пост свой до конца смены не покинула. Похвально! О том, как тебе устроить жилье в Москве, я подумаю. Возможно, с нашим курьером на двоих комнату снимите. Мы оплатим. Твоя фамилия какая?

— Неизвестная. Сказала же — я подкидыш. Луша Неизвестная, — грустно повторила девочка.

— Хорошая фамилия, а если не нравится, сменишь, когда замуж выйдешь, — вмешался Савва.

— Замуж? — заулыбалась Луша. — Меня хозяин бензоколонки в любовницы зовет, — наивно призналась она.

— Хозяева — они все такие, — глядя прямо Жене в глаза, проговорил Савва. — Они всегда всех, кто им приглянется, в любовницы приглашают. А если не согласишься, тогда плохо будет!

— Нет. Мой хозяин сказал: «Не желаешь — не надо! Насильно мил не будешь. У меня жена есть».

— Так у хозяев всегда полный гарем: и жены, и любовницы, бери — не хочу!

— Конечно, они же богатые! Наш, например, всеми бензоколонками владеет в районе. У него большой дом, сад, и все девчонки в нашей деревне замуж за него готовы идти.