Его глубокий голос звучал бесстрастно, но слова заставили Сару вздернуть подбородок и прямо встретить его насмешливый взгляд.

— О? А какое вы имеете право давать мне советы? Или тащить сюда, не спрашивая…

— Когда мы расстались вчера вечером, вы отлично знали, что я приду сегодня, не так ли? Ну же, Дилайт, не будем доводить до крайностей наш танец перед случкой! Каждый из нас исполнил свои па, и теперь ваша очередь пойти мне навстречу, гм-м?

Он обхватил ее затылок своими длинными пальцами, погрузив их в ее локоны, и держал голову так, чтобы она не могла отвернуться от его хмурого лица.

Глаза Сары широко раскрылись, чувствуя, как его взгляд, словно горячие угли, обжигает ее так же сильно, как это произошло во сне прошлой ночью. Она никак не могла понять, что приковало ее к месту, лишая возможности говорить и двигаться. По телу расползлась та же самая томная слабость, которую она ощутила, просыпаясь утром. Почему она не может оторвать свои глаза от этого точеного лица с почти арабскими чертами? В нем было что-то жесткое и безжалостное, что заставляло дрожать и чувствовать беспомощность перед его гипнотическим воздействием. Неужели он жесток? Почему он преследует ее так неотступно, как леопард свою жертву? Что ему от нее надо?

Сара стала трясти головой, почувствовав, как по спине пробежала дрожь неподдельного страха, а он сильно сжал пальцы, так что ей было больно повернуть голову.

— Дилайт…

Она видела, как он смотрит на ее губы, и ее снова охватила дрожь, когда он заговорил хриплым голосом.

— Вас так назвали из-за губ, которые обещают наслаждение. Почему мы тратим время на всякие игры?

Он нагнулся и с обманчивой нежностью впился в ее губы, и она все время чувствовала, как он удерживает готовую вырваться на волю страсть.

Это так ее напугало, что она с отчаянием уперлась обеими руками в его плечи.

— Прекратите! Прекратите немедленно! Я не играю ни в какие игры! И я… предпочитаю, представьте себе, когда меня сначала спрашивают!

С опозданием вспомнив, что она должна играть роль Дилайт, которая в подобной ситуации обязательно выругалась бы, Сара решительно добавила:

— И я была бы признательна, если вы пошли бы к черту и держались от меня подальше!

Он отпустил ее, но Сара с испугом заметила, что он просто шагнул назад и прислонился спиной к двери. Как ни странно, если не считать угрожающей позы, его не очень смутила ее грубая реплика, скорее рассмешила.

— Почему вы говорите не то, что думаете?

Она сжалась, словно ожидая, что он снова дотронется до нее. Но он только скрестил руки на груди, продолжая беспристрастно смотреть на девушку.

— Почему вы боитесь ответить мне? — Его ноздри чуть вздрогнули, предвещая смутную угрозу, и он добавил мягким тоном: — Я думаю, вы чувствуете то же, что и я; будучи эмансипированной американской женщиной, вы боретесь против законов природы. Я думал, что встречу более откровенную, более смелую молодую женщину, синьорина Дилайт Адамс! Похожую на вашу мать, которую при всех ее недостатках, по крайней мере, можно назвать настоящей женщиной!

Если своими язвительными словами он хотел ужалить ее, то они задели ее достаточно, чтобы разбудить темперамент, который до сих пор почти никогда не пробуждался.

Она вскочила со стула и, подбоченившись, встала прямо перед ним. На зеркальной стене кабинета Пола Друри Сара увидела отражение своей стройной худощавой фигуры. Выцветшие джинсы плотно облегали ее. В них она заправила рубашку из красного шелка с короткими рукавами (застегивающуюся только на три пуговицы!). Лицо было бледным, и пятна наложенных румян ярко выделялись на нем. Благодаря гриму глаза казались больше. С волосами, собранными в узел, она больше походила на подростка, чем на… разве не он сказал «настоящую женщину»?

8

Впоследствии Сара с удивлением думала, что бы произошло, если бы он не прервал ее гневную тираду, облеченную в выражения, за которые ей стало стыдно, а Дилайт несомненно поаплодировала бы им.

— А теперь для разнообразия послушайте, вы, самодовольный, надменный, презренный…

Сначала он слушал, все еще скрестив руки, с выражением невыносимой скуки и снисхождения на лице. Но когда Сара высказала, что она о нем думает (Нэнни Стегс была бы довольна), его лицо выражало дикую ярость. Он очень напоминал дикое животное, готовое наброситься и разорвать свою жертву на куски. Но Сара зашла слишком далеко и потеряла всякую осторожность. Она слышала, как ее голос стал почти визгливым, и видела, как его глаза, сузившиеся до щелок, угрожающе косятся на нее. По обе стороны резко очерченного рта появились глубокие складки, казалось, что даже ноздри его дрожали от злости.

Когда она умолкла, чтобы перевести дух, он сказал ледяным спокойным голосом:

— Это все, что вы пока имеете против меня?

Вопрос вызвал ответную ярость Сары:

— Нет, не все, между прочим!

Она осушила бокал вина, чтобы смочить пересохшее горло.

— На самом деле…

На этот раз он прервал ее, больно ущипнув за нежную кожу через тонкую красную рубашку.

— На самом деле вы пьяны и ничего не соображаете! Вы заметили, что во время вашей тирады я открыл вторую бутылку? Возможно, вы не хотели… кажется, вы большая любительница выпить и, превысив свою норму, не владеете собой! А теперь прекратите! — Он встряхнул ее с такой силой, что она испугалась. — Перестаньте вести себя, как дешевая, ругающаяся сука, которую я мог бы подобрать на мишурных улицах Голливуда!

Сара была в ужасе и от себя (неужели она выпила столько вина?), и от ярости, прилив которой она вызвала. Тем не менее она никак не могла удержать свой развязавшийся язык.

— Мне следовало бы вызвать охрану, чтобы вас выдворили со съемочной площадки… за то, что вы пристаете ко мне! Вы притащили меня сюда силой, постоянно оскорбляя… и тогда вы… о!

Он снова встряхнул ее, и ей показалось, что у нее вот-вот сломается шея.

— Вы успокоитесь? Действительно, пристаю… если бы я хотел изнасиловать вас, я бы не стал так возиться. Если бы я желал только этого, то добился бы своего на полу в том пустынном вестибюле, где впервые увидел вас! Вы хоть это понимаете? Вы понимаете, что такое обольщение, или вы предпочитаете… более прямой подход?

— Прекратите…

Ее голос звучал чуть слышно, и он безжалостно продолжал, не обращая внимания на эту реплику.

— Прекратите… — передразнил он ее с издевкой, хищно приблизив к ней свое лицо. — Есть только один способ заткнуть вам рот, не так ли? И мы оба это знаем…

Он поцеловал ее с прежней жестокостью и заставил пережить полные унижения минуты, насильно прижав к себе и заставив почувствовать животный страх и удивление от прикосновения к внутренней стороне ее бедра чего-то твердого, угрожающе возрастающего, пока его руки железной хваткой прижимали ее к нему за талию и плечо.

Саре казалось, что ее сжигает пламя его страсти и гнева, и временами девушку охватывал неподдельный, безумный ужас. Она беспомощно билась о его грудь и плечи, пытаясь вырваться. И вдруг ужас сменило какое-то умиротворение, почти свойственная капитуляции покорность.

Капитулировать? Дилайт уступила бы, доносился из темного угла ее души довольный, бесстыдный шепот. Что бы она ощутила, если бы прижалась к мужчине, притянув к себе его гордую голову? Что бы она ощущала, перебирая пальцами его волосы?

Сара со вздохом подняла руки, в которые проникла разливающаяся по всему телу и сделавшая ее безвольной слабость, и замкнула их на шее Рикардо. Его поцелуи окончательно лишили ее способности думать… она хотела лишь одного — продлить удовольствие, которое испытывала: жар и холод, огонь и лед, и снова огонь, когда ее неискушенное тело уже по собственной воле прижималось к нему.

О… Сара! Наверное, это и есть то самое! Даже знакомый внутренний голос звучал исступленно, без тени рассудительности.

Что могло произойти, если бы не открылась дверь? У одной из стен уютного кабинета, который вполне мог сойти за жилую комнату, стоял удобный диван. Не было ни одного письменного стола — Пол Друри не нуждался в них.