Серый остановил машину у сторожки. Они затащили Кола внутрь, уложили на топчан.

— Кайфа дай, Серый, кайфа…

— Сейчас, Витя, сейчас.

Вовик умело закатил рукав, перетянул руку жгутом.

Кол ожидал кайфа, бессмысленно улыбаясь и напевая что-то.

— Сейчас, Витя, сейчас.

Вовик достал большой шприц, полный мутноватой маслянистой жидкости, и ввел иглу в вену Кола.

Витя блаженно зажмурился, закрыл глаза и вытянулся на топчане, устраиваясь поудобнее.

— Все, Серый, — Вовик спрятал шприц в кейс, — он поехал к своим далеким предкам.

— Сколько ему еще жить?

— Минут десять. Отравление наркотиками.

— Поехали.

Билась над гаражным городом цветомузыка. В разноцветных сполохах гаражи напоминали элементы космического ландшафта.

Гремела музыка, дергался свет, и в разных концах города лежало двое убитых.

— Открывайте, — сказал Игорь врачу.

— Ну, как хотите, я вас предупреждал.

— Открывайте.

Врач надавил на ручку, выдвинул носилки.

Корнеев подошел, поднял покрывало.

Он смотрел всего несколько секунд, но они показались ему часами.

Врач посмотрел на него внимательно и сказал:

— Хватит. Я же предупреждал вас. Нельзя на вашей службе так расстраиваться…

— Это был мой самый близкий друг.

— Извините.

Игорь повернулся и пошел к дверям.

— Подождите! — крикнул ему в спину врач.

Но Игорь не остановился, ему хотелось как можно быстрее уйти из морга.

На улице его ждал Ковалев.

— Его убил Кол, Игорь Дмитриевич, наширялся наркотиками и убил. А потом сам умер от отравления.

— Его убил я, Ковалев, понимаешь, я.

— Вы же в Дагомысе были.

— Я его убил, — Игорь пошел сквозь чахлый больничный сквер, мимо людей в халатах чудовищного цвета, мимо женщин с кошелками, мимо равнодушных, привыкших ко всему врачей.

Он шел по улице, не замечая людей, словно пьяный. Резко, со свистом затормозила машина.

— Ты, сука, алкаш поганый, — выскочил из кабины водитель. — Жить надоело, в Москву-реку прыгни, а людей под срок не подставляй.

И тут Корнеев очнулся и увидел себя на мостовой, и машину «Волгу» рядом увидел, и людей, с любопытством глядящих на него.

Пелена словно спала, и он вновь ощутил свою связь с городом, людьми, машинами, надвигающимся московским вечером.

— Извини, — сказал Игорь.

— Погоди, — водитель подошел ближе, — да ты трезвый никак. Болен, что ли?

— Вроде того.

— Садись. Подвезу, а то откинешь копыта, не дай Бог.

— Спасибо.

— Тебе куда? — спросил водитель, когда Корнеев уселся в салоне.

— На Новокузнецкую.

— Это как делать нечего.

На Новокузнецкой у булочной Игорь попросил остановиться. Достал пятерку.

— Да ты что, друг, не обижай, — водитель хлопнул его по спине. — Слава Богу, отошел ты. Горе, что ли?

— Лучшего друга убили.

— Кто?

— Пока не знаю.

— Кооператором был?

— Нет, инженер.

— Вот суки, рвань. Ты, друг, иди домой и стакан вмажь, очень советую, полегчает.

Машина ушла, а Игорь остался на Новокузнецкой.

Вечерняя улица жила обычной жизнью. Шли значительные ребята из Радиокомитета, торопились женщины с руками, оттянутыми сумками, мужчины стекались к винному магазину.

Игорь подошел к громадной очереди и понял, что стоять здесь не сможет.

Мимо метро он прошел к рынку и увидел Борьку Ужова из соседней квартиры, главного районного алкаша.

— Боря! — крикнул Игорь. — Уж!

Сосед обернулся и опасливо подошел к Корнееву.

— Здорово, Игорь.

— Привет.

— Ты чего?

— Достань бутылку.

— Так цена ж.

Игорь полез в карман, вынул три десятки.

— На.

— Так много не надо, для тебя за двадцатник сделаю.

Он исчез за какими-то палатками, торгующими кооперативной дрянью, и через несколько минут появился с пакетом.

— Держи, «Сибирская».

— Спасибо, Уж.

— Да чего там. Мы же с понятием.

— А у тебя стакана случайно нет?

— Неужто на улице будешь? — с изумлением спросил Борька.

— Буду.

Уж залез в необъятный карман куртки и вытащил стакан.

— На.

Игорь сунул стакан в пакет и пошел по переулку. Он шел еще не зная куда, не думая о том маршруте, но ноги сами несли его.

Сначала переулок, потом площадка детская, проходняк узкий, как щель, дыра в заборе и пустой школьный двор. Когда-то здесь они учились вместе с Женькой. Когда-то, тысячу лет назад.

Двор был пуст. Здание школы заляпано краской, красная вывеска разбита чьей-то безжалостной рукой.

Игорь сел на ступеньки, достал стакан, поставил его рядом, свинтил пробку и налил его до краев.

Выдохнул воздух и выпил стакан в два глотка.

Тепло разливалось по телу постепенно. Оно сожгло застрявший в груди, как булыжник, ком горя, и Игорь заплакал.

Зажглись фонари, на город опустились сумерки, а он сидел и плакал, закрыв лицо руками.

Глава вторая

Сидел на ступеньках школы Корнеев, он перестал плакать, и глаза у него были сухие и жесткие.

…А Филин только что закончил рыбачить. Он шел по лесной тропинке к даче, поодаль Вова нес затейливый спиннинг и сеточку с рыбой.

Тишина. Покой. Душевное спокойствие.

…В кооперативном кафе «Маргарита» за столом, заставленным закусками и выпивкой, гуляли Серый, две роскошные девицы и крепкий парень в кожаной куртке. Он потянулся к бутылке, и на руке стала отчетливо видна татуировка — три звездочки, как на погонах у старшего лейтенанта.

…В Софийском аэропорту Роман Гольдин брал билет до Москвы. Он сунул руку в карман брюк, достал толстую пачку долларов.

— Первый класс, — сказал он на плохом английском.

…А Козлов умывался у реки, у них там уже утро начиналось. И впереди у него был тяжелый день. Работа была впереди. Настоящая. Мужская.

…В Вене у дверей комнаты, в которой лежал Сергей Третьяков, сидел полицейский. Он внимательно поглядывал на пробегавших мимо людей в белых халатах. На редких посетителей.

Второй полицейский в штатском сидел в конце коридора, рядом со столом дежурной сестры.

Самолет авиакомпании «Балкан» приземлился в Шереметьеве-2.

Роман Гольдин, помахивая сумкой, поблагодарил стюардессу и вошел в гофрированный переход.

Пятнадцать лет он не видел пограничников в зеленых фуражках, пятнадцать лет не ступал на землю этой страны.

По переходу шел не тот Роман Гольдин, который спешно покидал родную Москву.

Сюда прилетел преуспевающий бизнесмен, одетый дорого и элегантно.

Он заполнил декларацию и получил чемодан.

Прошел таможню.

Опытным взглядом сразу определил крутежников, скупающих на корню технику и заграничные вещи. Огляделся по сторонам и увидел высокого парня в кожаной куртке, внимательно разглядывающего его.

Роман сразу же направился к нему, куртка эта была униформой московских деловых.

— Вы Гольдин? — спросил Серый.

— Да.

— Давайте ваши вещи.

…Сергей Третьяков открыл глаза, мучительно, поэтапно сознание возвращалось к нему.

Сначала он увидел белый потолок, потом кусок занавешенного окна.

Он попытался приподняться, но острая боль пронзила все его тело.

Над ним склонилась молодая девушка.

Она что-то говорила ему, мягко укладывала опять.

И Сергей вновь провалился в полузабытье.

Эрик Крюгер вошел в вестибюль отеля «Цур Штадхалле».

По раннему времени маленький холл был пуст и безукоризненно чист.

Отель был старый, построенный в добрые довоенные времена. Новый владелец сохранил старовенский стиль: сияла бронза, темное дерево мебели и стойки портье. Все говорило о незыблемости доброго, надежного стиля.

— Господину угодно снять номер, — за стойкой поднялся щеголеватый молодой человек в форменной синей куртке с вышитыми золотом ключами на воротнике.