— Вы замужем?
Удивлена (точнее — великолепно изображает удивление):
— Нет. А почему вы спросили?
Все как всегда. Спросил, потому что исчезновение Зотова завязывается пока в банальный узел: женщина, отвергнутая любовь и, как следствие, суицид. Но мне следует столкнуть примитивную версию под откос, и я задаю вопрос о «личной жизни». Мог бы и не задавать — все слишком очевидно, да ведь в нашем деле… Кто знает?
Объяснить я ничего не могу, нельзя. В том, конечно, единственном случае, если возникает новая версия. Если не возникает — тогда… Впрочем, что и зачем тогда объяснять? Тогда просто похороны и… забвение.
Она смотрит удивленно, немного иронично:
— Тайна? Хорошо. Я поняла. Я была замужем — Игорь ведь родился, не так ли? (Это она шутит — всяк шутит по-своему.) Муж — врач, мы разошлись 10 лет назад. А сколько лет вам?
Прищурилась, щелкнула замком лакированной сумочки, длинная тонкая сигарета вспыхнула синим дымком (разрешения не спросила).
Зачем ей мой возраст? Любопытство? Праздность? Желание выглядеть независимой и умной?
И вдруг обожгло: Господи, да ведь она ищет знакомства, тривиального знакомства, ведь совсем не трудно угадать мой возраст — 45. Все налицо: строгий добротный костюм, крахмальная рубашка, галстук, чуть более вольный, чем следовало бы, и нет обручального кольца.
Традиция… Наша традиция. Революционер и золото несовместны.
Впрочем, она полагает, что я один из старших начальников ее сына. Игоря… Как интересно… Моего бывшего звали так же.
Бывшего. Мне было 35, я встретил женщину и оставил семью. Игорь обратился к самому высокому руководству. Меня «вернули» в лоно, любимая женщина ушла, а жена… Мы живем в одной квартире, в разных комнатах, сыну я запретил появляться в доме. Мы чужие, мы враги… Пусть виноват я один…
Кольца я не носил никогда. В том ведомстве, в котором я служу после окончания Высшей специальной школы, это не принято — по соображениям, возникшим еще в 1847 году[1].
Итак, нет кольца, она обратила внимание, и это первое.
Хочет познакомиться?
Надо же… Это — второе.
Из-за сына? Ей нужна информация, опора, наконец?
А может быть, просто — понравился? Это — третье.
Я, в конце концов, вполне ничего: рост 1.75, волосы на месте, глаза голубые, говорят — проникновенные, нос слегка вздернут (жена некогда призналась, что именно мой нос привлек ее более всего), живота нет и в помине, специальная борьба (занимаюсь 15 лет) придает уверенность и осанку.
Ну что ж… Я глотаю «крючок» в «оперативных целях»? А почему, собственно, только в оперативных? Теперь другие времена. Прекрасно!
— Мне сорок пять.
— Мне 38 (я здорово ошибся, два года — великое дело в ее возрасте. Присмотрелся: в самом деле — она моложе, чем показалась сначала). Я приглашаю вас поужинать. Надеюсь, это не противоречит? Игорь ведь не совершил ровным счетом ничего?
А вот это предстоит проверить. Вперед?
— Прекрасно, очень рад. Вы… Зинаида Сергеевна, не так ли? Меня зовут Юрий Петрович. Куда же мы пойдем?
И все-таки в «оперативных». Пока в оперативных. Это — четвертое, и последнее — на данный день и час.
— Я знакома с метрдотелем «Савоя». Не возражаете?
— Но ведь там только за валюту?
— Ну почему… Деревянные тоже берут. Встретимся ровно в 20.00 у входа, идет?
— Идет, — я улыбнулся очаровательно и чуть-чуть грубовато. Она должна убедиться, что я из МВД. А вот «20.00»? Это следует проанализировать. Военный манер. Но — почему, откуда и зачем?
Дома я сменил рубашку и примерил японский галстук — черный с оранжевыми полосами. Что ж, вполне ничего… Убедительный джентльмен с волевым усредненно-правильным лицом, под глазами едва заметные мешочки — следы деловой активности, а в потускневших волосах нечто вроде пробора… Ба, да ведь это начинающаяся лысина, надо же, как я раньше не замечал… Впрочем, если в течение этого года не получу третью пентограмму[2] — процесс старения выйдет на финишную прямую. Подполковник служит до 45, полковник до 50 и еще пять — с разрешения высшего руководства. Как стать полковником?
В половине восьмого я вызвал служебную машину и с шиком (но не без скромности) тормознул у «Савоя». Прелестница уже прохаживалась на звенящих каблуках. Шляпка с вуалеткой — по моде 20-х, горжетка из выхухоли, одним словом — вся из себя, как это некогда определял бывший сынок.
Поздоровались, в ее глазах пристальный интерес, кажется, я произвел впечатление…
Хотя… Зачем это мне? «Пусик», «гусик», поцелуйчики, финтифлюшки и… нарастающее раздражение. Холодно предложил:
— Сядем… там, — и показал в дальний от эстрады угол. — Там спокойнее. Рок-н-ролл и все в этом роде действует на меня как удар молотка.
Согласилась, привычно подождала, пока подвину стул (отметил мимоходом — этот ритуал ей знаком давно), улыбнулась:
— Аперитив? — И сразу же официанту: — Этому джентльмену — коньяк, мне — рюмку водки.
Официант отошел, она углубилась в меню:
— Икру? Это банально… Вот: сырое мясо. Да? А на первое?
— Мне — суп с клецками.
— Хм… Тогда и мне. На второе? Бифштекс? Банально…
— Кто эта женщина? — почему-то спросил. — Та, что погубила вашего Игоря?
Она удивленно замерла, потом медленно опустила меню на стол.
— Эта женщина? — переспросила, словно выбираясь из сна. — Она… Я не знаю, как ее зовут. Если бы знала — нашла. И убила бы. Понимаете?
Ах, как она непримирима, яростна, как поблескивают белки и сколь черны мгновенно сузившиеся зрачки…
— Не знаете? Тогда почему…
— Потому, — перебивает она грубо и, щелкнув крышкой серебряного мужского портсигара, подставляет мне длинную-длинную сигарету. Кажется, это «Мого». Я тоже щелкаю — зажигалкой, она у меня примитивная, кто-то из сослуживцев привез в подарок лет пять назад. Прикуривает, затягивается сладко и, не видя меня (это на самом деле так), пускает мне дым в лицо. — Игорь перестал приходить домой. Сначала он являлся за полночь. Потом — под утро. Потом через день. А затем и вовсе перестал являться. Я переживала. «Оставь, мама», — был ответ. Я настаивала. «Тебе лучше ничего не знать».
— Не знать?
— Он так говорил. Именно так…
— Не знать о той, кого он любит?
— Да. Я поняла так.
— Но… почему? Она что, недостойная женщина?
— Возможно.
— Уличная? Проститутка, что ли? Наркоманка? Преступница?
— Возможно… Теперь это вы должны выяснить.
— Как она выглядит?
— Я ее никогда не видела.
— Он говорил по телефону? При вас?
— Никогда.
Подали суп, я ел клецки и вспоминал Гауфа, немецкого сказочника, там у него кто-то ел гамбургский суп с красными клецками. Эти, впрочем, были белые… Сны далекого детства, и думал ли я когда-нибудь, что судьба приведет меня в мою организацию, а потом и в МВД — в качестве стража служебной нравственности?
К чему это все… Полковником мне не стать — должность не позволяет. Возраст критический, куда и зачем я лезу? Дело табак, перспектива — ноль. Мальчик Игорь влюбился, натерпелся, разочаровался и… суицид. Самоубийство по-русски. Дурак. Пошлятина. И эта его мама — пожилая кокетка, и я — стареющий флиртовальщик и болван…
— Мне пришла в голову одна идея… Благодарю за прекрасный вечер, но мы должны идти…
В ее глазах вспыхнула надежда:
— Я позвоню завтра?
— В конце рабочего дня.
Боже, какая скука, какая невыразимая тоска… Она улыбается, словно десятиклассница:
— Спасибо, Юра. Вы позволите так себя называть?
— Да. Д-да, конечно…
— Тогда я — просто Зина.
Только этого мне и не хватало.
— Конечно… Зина. Я провожу вас до такси или до метро.
— Может быть… выпьем кофе? У меня как раз голландский, вкусен до одурения.
— Огромное спасибо, но — в другой раз. Идея требует моего немедленного присутствия на службе.