Он рассказал, что среди пирующих неутомимо шныряют мюриды, дервиши, и что они говорят:

— Времена бекства и эмирского самоуправства прошли, укрепляется власть Советов. Мы должны избрать судьей человека знатного и уважаемого, который знает божественный шариат от «ляма» до «алифа», хорошо разбирается в жизненных делах и может ладить с Советами, человека справедливого, брезгающего чужим достоянием. Не то, что этот старый общипанный перепел, бекский прихвостень, взяточник и развратник…

— Бож–же! — застонал Шахабуддии и спохватился, — Да как ты смеешь?..

— Так это не я говорю, вы же просили вам рассказать.

— Ну, ну!

— Да вот и все, пожалуй. И еще люди Черной бороды всем алтарным крысам дают по кусочку сала.

— Каким крысам? — встрепенулся Джалалов.

Посмотрев на него с явным сожалением, старик усмехнулся, показав редкие, пожелтевшие зубы:

— Ивестно каким! Тем, что в мечети с утра до ночи охают и вздыхают, как лучше вырезать сало из курдюков чужих баранов.

Ошеломленный Шахабуддин только тряс своей бородкой и шептал: «Бож–же!»

А старик со злобой продолжал:

— А, что им! Вот и этот так, и Черная борода так, и сын сарыджуйского бека так. Что от них народу? Судьи! Закон! И днем и ночью в мокрой одежде за копейку, выпрошенную, как милостыню, и я, и мой отец, и мой дед, и мой прадед и в большую и в малую воду переправляем через реку и людей и арбы. Найдешь хороший брод, хорошо, не найдешь, попадешь в яму, попадает товар в воду, и не только денег не получишь, а еще тумаков надают. Сами знаете, какая река — быстрая, глубокая. И вода ледяная. Сегодня здесь по колено, а завтра десять арб с лошадьми и людьми сгинут, и спиц от колес не найдешь. Перевернулась арба, захлестнуло ее, и пропало все… Какая работа, а нас презирают: «Ты кукнары, ты анашист!» А разве без анаши человек выдержит работу на ледяном ветру, да по пояс в воде… — Нет ли у вас щепотки чая? Вода вскипела… Да снизойдет на вас милость! Вот мой отец… Тридцать лет водил через реку людей и арбы и думал, что спокойно помрет на старости… А вышло иначе… Пейте чай, пожалуйста… Была ранняя вода, очень большая. Река бросилась на берега и ревела, как тигр. Мы с отцом и другими сучи сидели на траве и смотрели на воду. Внезапно подъехал денауский бек: «Переправляйте, — приказал он, — только знайте, что на каждой арбе груз стоимостью в сто тысяч тенег».

— Все сучи отказались: «Милостивый бек, река буйствует очень, переехать нельзя». Тогда бек разъярился: «Бей их, — заорал он, — до смерти бей!» Вышел отец и сказал: «Не надо бить, не надо убивать… Зачем такое тиранство? Они не умеют… Вам нужно, бек, на другой берег? Я проведу». Много помучились в тот день мой отец и я. Тринадцать арб провели мы через реку, тысячу раз мы глотали мутную ледяную воду, тысячу раз прощались с жизнью. Бек сидел, закусывал на берегу и смотрел: «Хорошо, — сказал он, когда последняя арба была на той стороне, — а теперь проводите меня, и получите по халату». Он сел на коня и погнал его в воду. Сердца наши трепетали. Уста наши призывали имена божьи. Только бы сошло все благополучно… Перешли, но лицо бека было черно. Он показал на свои мокрые сапоги и полы халата и, скрипнув зубами, сказал: «Так–то вы работаете! Где же ваше уважение? Но я великодушен, получайте награду». И он захохотал так, что сердце мое упало. Нас схватили, натянули на нас халаты, связали длинные рукава за спиной, затянули пояса и столкнули в поток. «А ну, искупайтесь»! — орал бек. Вы знаете реку. В половодье она тащит, шутя, камни величиной с барана… Отец утонул, я выплыл. Вот она, бекская благодарность.

Переглянувшись, Джалалов и Курбан сказали в один голос:

— Пойти коней посмотреть…

Они вышли во двор. Стало светлее. Слышно было, как жуют солому лошади. За рекой все так же пылали далекие костры. Сквозь мерный рокот реки оттуда доносилось монотонное пение.

— Вода поднимается, — послышался голос хозяина. Он вышел на улицу и с силой потянул воздух носом.

— Придется, кажется, уйти.

— Разве вода зальет берег? — с тревогой спросил Джалалов.

— В год скорпиона вода дошла до желтых холмов и смыла все нижние дома на той стороне.

— Как же мы попадем в кишлак?

— А зачем вам туда?

— Дело есть.

— Не ездите вы туда. Люди вы хорошие…

— А что с нами случится!? — с деланным смехом сказал Джалалов. — Там люди, и мы люди.

— Так–то оно так, только… — старик замолчал. Он напряженно думал.

— Там будут выбирать казия?

— Будут.

— Вот мы и едем туда посмотреть.

Голос старика внезапно снизился до шепота.

— Шахабуддин — хитрая лиса с масляными речами, а Черная борода — такая же лиса, только черная. Белая собака, черная собака — все равно собака. Вы хоть приехали с Шахабуддином, но я сразу увидел — вы не его люди. Вы не кричите, не деретесь, не шарите по углам. Вы не джигиты курбаши. Верно?

— Чего ты хочешь, царь всех хитрецов? — недовольно пробурчал Курбан. — Что, у нас на лицах печать приложена, что ты можешь по одному нашему виду определить наши намерения? А вот ты и ошибся. Мы воины ислама и едем охранять от большевиков спокойствие выборов. Великий парваначи повелел, чтобы избрали на глазах Советской власти достойного человека, угодного аллаху…

— Хорошо, пусть будет по–вашему, только вот что, — и старик быстро–быстро зашептал: — Когда вы с другом приедете в кишлак, не останавливайтесь ни у костров, ни у мечети. Проезжайте до конца улицы. По правую руку будет небольшой карагач на берегу сухого водоема, а подле домишко. Покличьте мастера. Там арычный мастер Иса живет. Скажите, что я послал. Он все расскажет. Пошли!

— Как? Ночью через реку?

— Пошли, не бойтесь… Садитесь на лошадей. Когда проехали через камыши и лошади зашлепали по воде, старик, ехавший впереди, вдруг захихикал.

— Чего ты? — спросил Джалалов.

— А Шахабуддин сидит, говорит «бож–же» и пьет чай…

Как переехали через реку, разлившуюся широко по пойме, как старик нашел брод в полной темноте, ни Джалалов, ни Курбан не могли понять. Река ворчала и ревела, ноги купались в ледяной воде, брызги летели в лицо. Курбан и Джалалов старались не смотреть в воду. Начинала кружиться голова. Тошнота подступала к горлу. Появилось противное ощущение беспомощности.

И все же, когда раздался голос старика «Приехали», Джалалов и Курбан испытали легкое чувство разочарования. Опасность как будто была большой, а на самом деле ничего особенного не случилось. Как сквозь сон, донеслись слова:

— А вода больше, чем я думал. Ну, поезжайте, только не задерживайтесь у костров.

Стало светлее. Откуда–то из–за выступивших на небе черных зубцов гор медленно струился неясный свет. Было видно, как лошадь перевозчика медленно вступила в поток и белые бурунчики заметались около ее ног.

Из–за гор поднималась луна. Вода в реке засияла множеством мелких серебяных монет. Зачернел далекий противоположный берег и стало видно, что Сурхан разлился широко и превратился в могучую реку. Напрасно напрягая зрение, Джалалов и Курбан искали на блестящей поверхности вод старика, он исчез…

Потянуло холодом. Курбан сказал со вздохом:

— Поехали, брат!

Лошади, скрежеща копытами по гальке, начали подниматься на высокий обрыв. На боках их в лунных лучах поблескивали капли воды. Фантастические тени падали на пустынную дорогу. За низким дувалом в саду горел огонь. Доносилось жалобное тренькание дутара. Неумелые руки безуспешно пытались исполнить старинную мелодию. По–видимому, топот копыт привлек внимание игрока. Чей–то голос спросил:

— Эй, откуда?

Всадники промолчали, подгоняя лошадей.

— Эй!

— Черт бы его побрал, — вполголоса заметил Джалалов, — вот навязался!

Тот же голос раздался совсем близко. Видимо, человек запыхался от быстрого бега.

— Вы из–за реки? — Он вынырнул из–за ограды и подскочил к лошадям.

— Да.

— Салом алейкум!

— Валейкум ассалом!

— Вы были за рекой?

— Да.

— Там одного человека не видели?