— Дима с Плутоном — в воду! Иван Павлович — в воду. Я буду прикрывать отступление.

Он возобновил стрельбу, теперь уже почти не скрываясь. Несколько пуль защелкало по его скафандру, прозрачные струйки дыма окружили его.

— Живей, Иван Павлович! — повторил майор, заметив какое-то движение среди нападающих. — Сейчас бросятся в атаку…

— Пошли в воду, — ответил голос Ивана Павловича, прерываемый легким кашлем.

Послышались звон и хруст молодого ледка и три сильных всплеска воды. Одновременно донеслись громкие крики со стороны торосов. Метрах в двухстах от разводья во весь рост поднялись люди. Крича и стреляя, оступаясь и падая, они начали быстро скатываться с торосов. Две пули одновременно щелкнули о скафандр майора. Майор покачнулся от этого двойного удара, но, выпрямившись, послал ответные две пули и успел заметить, как еще один человек, схватившись за грудь, упал на снег. Майор повернулся к разводью и вдруг остановился, окаменев: в стороне, метрах в пятнадцати, полускрытая ропаками и мелкими торосами, медленно и тяжело вылезала из воды на лед фигура в скафандре, точь-в-точь таком же, как на майоре и его друзьях.

Крики атакующих приближались, и долго думать не приходилось. Было ясно: кто-то из шахты номер шесть приплыл сюда за каким-то делом, не зная, что здесь враги. И, не медля ни минуты, со всей быстротой, какую допускал скафандр, майор заковылял к неожиданному гостю. Он уже почти вплотную приблизился к неизвестному, когда тот наконец встал на ноги у самого края льда и выпрямился.

В то же мгновение, схватив незнакомца в свои стальные объятия, майор бросился в воду, увлекая его за собой.

— Что случилось? — встревоженно воскликнул Иван Павлович, запуская винт и бросаясь к месту, где в зеленоватой тьме, сплетясь и вертясь, опускались все ниже два скафандра.

— Вяжите ему ноги… — услышал Иван Павлович хриплый, задыхающийся голос Комарова.

Ошеломленный, ничего не понимая, но привыкший в экстренных случаях, не раздумывая, выполнять распоряжения своего командира, Иван Павлович сорвал с пояса веревку и… остановился: в темноте он не мог разобрать, на какую пару из четырех энергично работающих ног накинуть петлю. Привычным движением он зажег фонарь на своем шлеме. Яркий луч скользнул по синеватым скафандрам, по прозрачному шлему, сквозь которое виднелось побагровевшее от напряжения лицо майора, и задержался на знакомом смуглом лице с горбатым носом и небольшим розовым шрамом на лбу.

— Коновалов! — вскрикнул Иван Павлович.

Даже когда его ноги были крепко стянуты веревкой, Коновалов продолжал биться и извиваться, пытаясь вырваться из объятий майора.

— Вы не имеете права… — хрипел он, отбиваясь ногами. — Вы ответите… Пустите… Я со срочным поручением Лаврова на лед… Отпустите сейчас же… Я опоздаю туда… Вы ответите…

— Спокойно… Спокойно… — уговаривал его Комаров, выворачивая руки Коновалова за спину. — Ваши друзья на льду подождут… Вяжите, Иван Павлович… Я придержу… Дима, подай веревку…

Еще через минуту Коновалов со связанными руками и ногами беспомощно висел в воде между майором и Иваном Павловичем.

— Это вам не пройдет, — продолжал хрипеть Коновалов. — Вы за это ответите…

— Ответим, ответим! — подхватил уже пришедший в себя Иван Павлович. — Ответим и за появление иностранного самолета на территории Союза и за стрельбу в советских граждан… Будьте спокойны…

Он уже закончил приготовление двух больших петель на концах веревки, связывавшей Коновалова, и, надевая одну из них через плечо, обратился к майору:

— Ну-с, Дмитрий Александрович, начнем буксировать этот мертвый груз к поселку? Надевайте вторую петлю…

— К поселку… — хрипло засмеялся вдруг Коновалов. — К поселку?! Плывем, плывем… Если вы его еще найдете…

— Там посмотрим, — после минуты молчания сдавленным голосом отозвался майор, запуская одновременно с Иваном Павловичем винт. — И горе вам…

Горло его что-то перехватило, и слова оборвались…

В полном молчании отряд понесся на запад, увлекая за собой Коновалова.

Море было пустынно. Лишь тени каких-то неразличимых рыб изредка мелькали по сторонам да одинокие тюлени появлялись и тут же исчезали, взмывая к поверхности. Через десять минут стремительного и молчаливого плавания далеко впереди показалось слабое сияние, похожее на пятнышко светящегося тумана.

— Поселок впереди по правому борту! — радостно закричал Иван Павлович.

Это прозвучало так неожиданно, что в первое мгновение ни майор, ни Дима не смогли проронить ни звука. Неужели конец всем лишениям, тревогам и опасностям?

Звонкий радостный голос Димы переплелся со сдержанным густым голосом майора:

— Где? Где?

— А вон направо чуть виднеется светлое пятнышко…

Оно медленно росло, светлело, это пятнышко, постепенно распространяясь все шире и выше по темному, подводному горизонту.

И вдруг посреди этого туманного сияния сверкнула ослепительная молния, вспыхнуло огромное багровое зарево, сейчас же потухшее, раздался громовой удар. Грохочущее эхо, многократно отраженное дном океана и льдами на поверхности, прокатилось и заглохло. Что-то мягкое, но непреодолимо мощное толкнуло оглушенных и ослепленных людей, потащило их назад, несмотря на работу винтов. Спокойное туманное сияние, заполнившее было почти четверть подводного неба, исчезло, и перед глазами ослепших на мгновение людей опустилась тьма, еще более черная и непроницаемая, чем обычная ночь морских глубин.

— Что это? Что случилось? — спрашивал Дима.

— Катастрофа… — дрогнувшим голосом произнес майор. — Катастрофа в шахте…

— Гибель!.. Гибель поселка!.. — не своим голосом закричал Иван Павлович.

— Вперед! Вперед! Там люди гибнут… — раздалась команда майора. — Горе вам, Коновалов.

Не докончив, он выхватил из ножен кортик, одним ударом рассек веревку, связывающую Диму с аварийным ящиком, и устремился вперед на все десять десятых хода, увлекая за собой Коновалова и Диму с Плутоном. Теперь, без груза, двигаться было легче.

Вновь из тьмы, далеко-далеко впереди, начало возникать широкое туманное сияние. Первым его заметил Иван Павлович. Робко, едва слышно он прошептал:

— Поселок, кажется, живет… Живет… Живет, Дмитрий Александрович!

Последние слова он уже кричал уверенно и радостно. Но голос его вдруг смешался с каким-то гулом, непонятным шумом, сквозь которые прорывались едва различимые голоса и крики.

Тревога опять возвратилась в сердце майора и Ивана Павловича.

— Что там такое? — бормотал Иван Павлович. — Что делается в поселке?

Дима плыл позади, прижимая к себе Плутона, не имея сил собрать мысли, подумать, представить себе ясно, в какой вихрь событий он попал. Он чувствовал себя жалкой соломинкой в яростной толчее каких-то могучих волн.

Сияние вдруг как-то сразу выросло, охватило половину горизонта, сделалось ярким и сильным.

И под все шлемы ворвались звонки, уханье подводных клаксонов,[72] зазвучали ясные, возбужденные, перебивающие друг друга голоса:

— Листы подавай!..

— Цемент! Цемент сюда!

— Дорогу! Дорогу!..

Световое пятно росло и ширилось, превращаясь в светящееся желтое облако, отсветы которого ложились солнечными бликами на шлемы и скафандры мчащегося вперед отряда.

— Ура! Поселок живет! — неистово закричал Иван Павлович. — Мы слышим их!

— Осторожней, Арсеньев! — переплетаясь с голосом Ивана Павловича, ясно прозвучал чей-то тревожный голос. — Подальше! Подальше от края…

— Лавров! Лавров! — словно безумный, закричал вдруг Дима. — Сергей Петрович! Милый… родной… Это я! Это Дима! Сергей Петрович!.. Сергей Петрович!

Голос его затерялся в отчаянном многоголосом крике:

— Держи! Держи! Арсеньев! Арсеньев!

Глава сорок восьмая

Долгожданные встречи (Продолжение)

Вот что произошло в поселке после гибели Грабина.

Двери всех секторов были раскрыты, и клубы пара неслись из них, заполняя весь тоннель едва проницаемым для глаз туманом. Если бы не эскалаторы, добраться до щита было бы трудной задачей.