В 1960 году она не работала и в качестве невесты Алена Делона везде следовала за ним. Ален между тем начал сниматься в фильме «Под ярким солнцем». Его постановщик Рене Клеман был приятно удивлён, что на съемках присутствует исполнительница Сисси, и дал Роми маленькую роль сопровождающей одного из героев. Для неё, привыкшей с пятнадцати лет блистать в главных ролях, это было ударом по самолюбию. «В первый раз в моей жизни я стала ревнива к чужим успехам»[28], — констатировала актриса в журнале «Квик». Потом Роми поехала с Делоном в Италию, где он должен был сниматься в фильме «Рокко и его братья». Висконти отнёсся настороженно к невесте своего героя. Однако в душе миланского герцога жил неистребимый интерес ко всему немецкому и, в частности, к тому периоду истории, что нашёл отражение в трилогии о Сисси. Спустя десять лет после первой встречи с Роми Шнайдер Висконти совершил путешествие по Баварии и Австрии, которое задолго до него предпринял восторженный почитатель монархии Эрнст Маришка. Лукино Висконти знал и понимал немецкую культуру, о чем убедительно свидетельствовали его картины «Гибель богов» (1969), «Смерть в Венеции» (1971), «Людвиг» (1973).

После окончания съёмок фильма «Рокко и его братья» Висконти подписал контракт на постановку в «Театр де Пари» пьесы «Нельзя её развратницей назвать» жившего в XVII веке английского драматурга Джона Форда. Действие этой пьесы происходит в Парме 1540 года. Ален Делон должен был исполнить роль знатного дворянина Джованни, ослепленного преступной страстью к своей сестре Аннабелле и в припадке ревности убившего её.

Висконти решил поставить пьесу с предельной близостью к материальной культуре той эпохи. С необыкновенной тщательностью создавались декорации. Костюмы исполнителей, выполненные из драгоценных тканей, в точности повторяли крой ренессансной одежды. На постановку пьесы было отпущено 50 миллионов старых франков.

Вместе с Делоном Роми посещала все репетиции, ловя каждое слово мэтра. Это и побудило Висконти попробовать её на роль Аннабеллы. Так из наблюдателя она превратилась в участника спектакля, оказавшего решительное влияние на её дальнейшую судьбу. Вот что об этом рассказывала сама актриса.

«Тогда я носила тёмные волосы с пробором посередине. С этой прической я выглядела старше своих лет. Возможно, именно это натолкнуло Висконти на мысль пригласить меня в спектакль. Он посмотрел на меня испытующе:

— Что, Ромина, хочешь быть партнёршей Алена? Ты была бы идеальной исполнительницей…

— Боже правый, да я ни разу в жизни не стояла на сцене. Неужели девушка без сценического опыта способна сыграть в английской пьесе, переведённой на французский язык и поставленной итальянским режиссёром? Да критики уничтожат меня. Я не умею говорить по-французски и двигаться по сцене. Это было бы творческим самоубийством.

— Так, значит, у тебя не хватает мужества, Ромина? — сказал он, затронув мое самое больное место.

— Дело не в мужестве, я знаю, что мне это не по силам.

— Я пошлю тебя в Париж, Ромина, чтобы ты научилась языку. Когда овладеешь языком, начнём пробы.

У мадемуазель Гийо в Париже я брала уроки фонетики и дикции. Она начала с азов, будто я совсем не владела французским, занимаясь со мной день и ночь. Ни один человек не верил в меня. Наконец первая репетиция в «Театр де Пари». Четыре недели репетиции шли только за столом.

Актёры сели вокруг и начали зачитывать свои роли вслух. Когда очередь дошла до меня, я не могла выдавить ни слова и была близка к обмороку. Другие посматривали на меня многозначительно, будто и не ожидали ничего другого. Они были правы. Всё! Прощай, Париж!

Никогда не забуду того дня, в который я почувствовала, что стала актрисой. Сцена в «Театр де Пари». 1350 пустых кресел. И только одно место в пятом ряду занято. За режиссерским пультом Лукино Висконти, холодный, придирчивый наблюдатель, молчание которого может убить кого угодно. Он не говорит ни слова. Значит, не доверяет мне, если не говорит, как я работаю. Я чувствую себя предательницей, и это чувство растет во мне день ото дня, как кошмар. Ален не может мне помочь. Никто не может мне помочь, кроме Висконти. Ален — типичный киношник. Он хочет попробовать себя на сцене, но театр его не привлекает. Я чувствую себя связанной традицией, и она обязывает. Я думаю о моей бабушке, чудесной, незабываемой актрисе Бургтеатра Розе Альбах-Ретти, и в свои восемьдесят пять лет продолжающей нравиться публике. Она всегда хотела, чтобы я стала театральной актрисой. И вот теперь я играю в театре, к тому же на чужом языке. Вспоминаю своего отца Вольфа Альбах-Ретти, свою мать и говорю себе: «Ты не должна их опозорить».

На первую репетицию я пришла в брюках, но Висконти настоял, чтобы я переоделась в длинную юбку. Она помогла мне почувствовать себя Аннабеллой, После многочисленных костюмных фильмов у меня не было проблем с длинной юбкой. Я всегда чувствовала себя именно тем персонажем, костюм которого носила. Правильные движения сами приходили ко мне. Но сейчас все было по-другому. Я робела на сцене. Она казалась мне длиной в несколько километров. Не знала, что делать с руками, они болтались без нужды, как плети. Я постоянно внушала себе: ты должна это делать, ты достаточно подготовлена для этого. Но что-то меня смущало.

Висконти во время репетиций сильно повредил колено и потому ходил с тростью. Он клал руки на ручку трости и внимательно следил за мной. В центральной сцене вместо безумного смеха я издала какое-то жалкое хныканье. Висконти сказал: «Я тебя не слышу». Это была его тактика. Он хотел меня помучить и подготовить к дальнейшим испытаниям. После одной долгой тирады, которую я произносила по-итальянски, Висконти откинулся на спинку стула и долго хохотал. Но это было только начало, худшее ждало впереди. Нужно было спеть песню по-итальянски. Композитор долго занимался со мной. И вот однажды Висконти сказал мне: «Песню... » Я растерялась и попросила перенести репетицию на завтра. Минута молчания, и потом разражается гроза. «Если ты не споёшь сейчас, значит, ты не споёшь никогда. Можешь отправляться домой». Его трость указала на дверь. «До свидания, мадемуазель!» И я запела тоненьким, дрожащим голоском сжавшегося в комочек ребенка, покрытого от страха гусиной кожей. А Висконти только повторял: «Дальше, дальше!». Вдруг я почувствовала себя в форме, и не нужно было пить шампанское, которое меня всегда взбадривало. Чувство неполноценности ушло.

После обеда я работала с Висконти и его ассистентами Джерри Макком и Даниэлем Сорано, повторяла песню снова и снова. Висконти молчал. Десять, двадцать раз он слышал мой лепет. И вдруг что-то освободилось во мне. До сих пор я помню это чувство. Какой-то щелчок в голове, мои легкие наполняются воздухом. Что-то во мне изменилось. Я была Аннабеллой, только Аннабеллой! Никакой Роми Шнайдер больше не существовало!

Кричу, пою песню в полный голос, двигаюсь, как Аннабелла! Продолжаю говорить, повторяю весь диалог, одна во всем мире! Меня больше никто не интересует — ни режиссёр, ни партнёр, ни театр. Свобода!

И потом конец. Опускаюсь на пол, позволяю себе упасть и лежу, не шевелясь. Висконти поднимается на сцену, кладет руку на плечо. «Неплохо, Ромина». Большой комплимент от человека, который не привык хвалить.

Иду в бистро рядом с театром. В то время как Ален примеряет костюм, позволяю себе полностью расслабиться. Не помню, что пила — шампанское, вино, виски. Осталось ощущение безграничной свободы. Я была счастлива, наконец осознав себя актрисой.

Сначала мы играли перед приглашёнными — художниками, писателями, профессорами. Потом была намечена генеральная репетиция. Висконти наблюдал за всем из своей ложи. Я, как и прежде, ощущала его доверие, силы, которые вливались в меня. А во время генеральной вдруг почувствовала себя несчастной и больной, меня бил озноб. Едва упал занавес, я пошла в гардероб, бросила парик в угол, и в этот момент меня пронзила боль в животе. В гримёрной боль появилась во второй раз. Моя мать, приехавшая на генеральную, перекрестилась: «Будем надеяться, что это не аппендицит». Потом мы все поехали в творческий клуб. Боль стала нестерпимой. Но при этом меня не оставляла мысль — ты не можешь заболеть. От твоей игры зависит премьера самого дорогого спектакля Парижа — в постановку вложено 600 тысяч франков.