<…И добилась Маруся от хана, что он никогда не пойдет войной на Украину, и сорок тысяч невольников она вернула в их родной край, а сама… сама вернуться не могла, потому что любила хана… А что дальше, что дальше было?>
Известие о Желтых Водах и Корсуне докатилось до Мангуша. Вначале шепотом, а потом громко заговорили поселенцы с Узенчика о чуде, которое вымолили люди у чудотворной иконы Успенской Марии: хан идет освобождать Украину!
Стратон не верил. Откуда могла появиться на Украине такая сила, что смогла разгромить королевское войско, и слыханное ли дело, чтобы на помощь христианам шли мусульмане? Сам заковылял в Бахчисарай, а вернувшись, упорно молчал и только тяжело стонал по ночам, словно стреноженный бык.
Вскоре распространился слух о том, что несколько мужчин исчезло из Мангуша. Потом не стало целой семьи. Сначала говорили о них, что пошли искать других мест, но шила в мешке не утаишь.
- Убежали за Сиваш, - сказал Стратон Марии и дернул рубаху на груди так, что она затрещала.
- Стратон, Стратон, - корила Мария, - почему ты раньше не послушал меня?
- Но еще не поздно, - горячо возразил Стратон. - Ты с грамотой, а я…
- А Мальва?
- Она уже не твоя.
- Если бы у тебя были дети, Стратон, ты так не говорил бы…
Очевидно, они не возвращались бы больше к этому разговору, но неожиданно к ним зашел пастух Ахмет. Взрослый, возмужавший, он совсем не был похож на татар, которые жили внизу, - красивый, с густыми черными усами, спустился с гор, гонимый неугасимой жаждой любви.
Опустив глаза, он промолвил:
- Ахмет знает, что все пропало, но забыть ее не может. Я пришел, чтобы подышать воздухом, которым дышала она…
Старики молчали, молчал и Ахмет, опустив голову.
- Ахмет сильный и смелый, - продолжал дальше пастух. - И если бы Мальва захотела - ведь не может она вечно любить хана, потому что ни одна пташка не любит своего хозяина, который держит ее в золотой клетке, - если бы она захотела, Ахмет украл бы ее. Ему знакомы все дороги в Крыму, он отвезет Мальву на своем коне к самому Хмелю, потому что Ахмет любит… Никакой платы за это он не требует - ни любви, ни ласки. Согласен быть ее слугой…
Стратон по-молодецки вскочил со скамьи, обнял Ахмета.
- Ты можешь это сделать, ты можешь?
- Ахмет все сделает.
- Мария, чего же ты молчишь, Мария?
Надежда осенила лицо матери, она оживилась, сказала:
- Я пойду, Стратон, к ней… Я завтра же пойду.
…Она стояла у ворот ханского дворца и не решалась постучать: белокурый воин откроет и снова спросит: <Чего тебе надо, старуха?> - и тогда она крикнет: <Ты сын мой!> - и уже не от иноземца, а от родного сына услышит оскорбление… А действительно ли он ее сын? Как узнать, у кого?
Заскрипели ворота, другой страж пропустил Марию. У нее замерло сердце: <Где же Селим?>
- Где Селим? - тихо вскрикнула она, но ничего не ответил часовой, и Мария пошла мимо Соколиной башни к гарему. Дала евнуху талер и стала прислушиваться: из глубины хором чуть слышно долетала родная песня.
Мать вбежала в комнату. Мальва поднялась с миндера какая-то странная: лицо бледное, глаза лихорадочно блестят…
- Мальва, ты разве не знаешь, что делается на свете?
- А что делается?.. Были, попели и уехали… Откуда мне знать, что делается? Хан не рассказывает мне о том, что творится за стенами гарема. На, возьми кольца, ожерелья, браслеты - они не нужны здесь, взаперти, подари девушкам в Мангуше…
- Бедняжка моя… Куда же девались твои мечты о силе твоей любви?
- А что, хан послал за ясырем… туда?
- Мальва, - прошептала Мария, - послушай, что я тебе скажу. Побратим твоего покойного отца гетман Хмельницкий разбил шляхту, а хан идет ему на помощь. Ты видела тогда казацких послов… Но слово хана изменчивое, кто его знает, как он завтра поступит. А теперь есть возможность. Ахмет поможет нам уйти на Украину. Люди уже уходят.
Мария ждала ответа. Мальва впилась взглядом в лицо матери и долго не могла оторваться, но вдруг, словно сбрасывая с себя оцепенение, развела руками и сказала, прислушиваясь к собственным словам:
- Это судьба моя, мама… Моя судьба, мама… Ты предлагаешь уйти на Украину? Как мне уйти? Я уже совсем другая, чем те, что живут на Днепре. Я только почему-то затосковала по ним и никак не могу избавиться от этой тоски, а твоя Мальва теперь - татарская, ханская, мама…
- Отступница ты моя…
- Мама, может, так хотел твой бог, чтобы меня взяли в плен, чтобы я забыла свой край и чтобы только тогда тронула меня родная песня, когда я стала женой хана? Может, мне суждено больше сделать добра для твоего края здесь, чем родить казаку ребенка?
- Что ты бредишь, доченька? Ты пленница, что ты можешь сделать?
- Говоришь - хан идет помогать казакам? И может изменить им? Я не позволю ему совершить это, он любит меня. А теперь я еще больше разожгу его любовь ко мне… и он вечно будет верен Хмелю.
- Цари, Мальва, изменяют, не советуясь ни с кем.
- Если он это сделает…
- Так что?
- Я… - И Мария увидела давно уже забытое: по-отцовски вспыхнули глаза дочери-отступницы.
Ислам-Гирей дивился неожиданной перемене султан-ханым. Вечером Мальва встретила его бурными объятиями, от чрезмерной нежности он расчувствовался до слез, размяк жестокий властелин, забывая обо всем, плененный ее страстью.
- Ты мудрый мой царь, ты свет очей моих, - шептала Мальва, - ты рыцарь, перед которым падают ниц твои враги, ты подаришь свободу своему и моему народу.
- Какому твоему, Мальва? - приподнялся на локоть хан и настороженно посмотрел на жену. - Ты же мусульманка, как и я, и мой народ является твоим народом.
- Я люблю тебя, хан, и Крым стал моей отчизной. Но ты пойми, что и журавлю, когда он живет в теплых краях, не все равно, когда холодная метель на севере. Есть ведь такие, что и не возвращаются на родину, но печально курлыкают, когда в родном краю вымерзают деревья и цветы, жара высушивает зелень и братья, вернувшиеся домой, погибают от голода на родной земле. Я верила, что ты не станешь врагом моего края. Теперь я знаю обо всем! Великая победа одержана на Украине, так поклянись мне, мой муж и властелин, что ты не предашь казацкого гетмана!
Хан поднялся на ноги, отстранил руки Мальвы. Такого еще не было, чтобы жена вмешивалась в ханские дела и требовала клятвы от него. Он сурово взглянул на Мальву, схватил ее за плечи.
- Чьи слова повторяют твои уста, ханым? - спросил он и привлек ее к себе, пристально глядя ей в глаза.
- О мой хан, не подозревай меня в хитрости. Ты мудрый и сильный. Я никогда не изменю тебе, потому что люблю, ты грезился мне еще в детских снах. Можешь убить меня, можешь озолотить - я в твоей власти. Но прислушайся к искренним словам слабой женщины. Несведущее мое сердце чувствует то, чего, возможно, еще не осознает твой ум. В твоих руках теперь такое могущество, которого ни у кого не было до тебя. Какая это сила, когда два сильных объединяются против третьего! О, что они могут сделать! А если ты изменишь - много горя будет на свете. Будь верен своему слову, хан…
Ислам-Гирей опустил руку с плеча Мальвы, вспомнив: подобное уже где-то было. В памяти всплыли могущественный падишах Сулейман Великолепный и рогатинская русинка Роксолана, при которой расцвела Османская империя. И еще вспомнил хан сыновей Сулеймана, которых очаровательная Хуррем убила руками султана, чтобы подарить империи новый род от пьяного Селима.
- Принеси мне своего сына! - приказал Ислам-Гирей, и страшная угроза звучала в его словах.
- Он спит…
- Принеси мне своего сына!
Дрожь пронзила все тело Мальвы, спотыкаясь о подушки, она прошла в детскую комнату и принесла маленького Батыра. Мальчик спросонья скривил губки и прижался к матери. Лицо у него было смуглое, как у Ислама, а глаза - материнские.
Рука хана протянулась к ребенку.
- Что ты хочешь делать, хан? - воскликнула Мальва.
- Я буду мудрее Сулеймана Кануни*, - произнес он жестко. - Буду любить разумную казачку и убивать родившихся от нее сыновей!