ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. В БИТВЕ ЗА БЕЛЫЙ ДОМ
И обратился я, и видел под солнцем, что не проворным
достается успешный бег, не храбрым -- победа, не мудрым --
хлеб, и не у разумных -- богатство, и не искусным --
благорасположение, но время и случай для всех их.
Экклезиаст, гл. 9:11 Президент Джимми Картер не мог похвастать симпатией демократической партии и в силу этого никогда ей не доверял. Правда, во многом он сам был виновен в антипатиях демократов. Его помощники, будучи выходцами из южной глубинки, не обладали необходимой культурой и элементарным чувством такта, рассматривая всех обитателей Вашингтона как личных врагов. Да и сам президент мог очень много рассуждать о грехе, морали и человеколюбии, но прибыв в Вашингтон потрясал окружающих своей мизантропией. Еще в 1977 году Картер удивил вашингтонских политиков, громогласно заявив, как он рад, что ему не надо лизать зад Теда Кеннеди. Несколько озадаченный этим "изящным" выражением, Эдвард только пожал плечами. Но в преддверии президентских выборов Картер и вовсе разошелся. Многочисленные опросы общественного мнения показывали, что президент серьезно уступает в популярности Кеннеди. Озабоченные помощники посоветовали Картеру спровоцировать Эдварда объявить о вступлении в борьбу на самом раннем этапе кампании. Что Картер и постарался сделать. В июне 1979 года на встрече с большой группой конгрессменов президент неожиданно заявил потрясенным законодателям: -- Если Кеннеди решит баллотировать, я надеру ему задницу! Как и рассчитывали помощники президента, многие из присутствующих поспешили передать слова Картера Эдварду, но тот не стал втягиваться в полемику с президентом. Как справедливо полагал сенатор, Картер и сам прекрасно справлялся с подрывом собственной репутации. По всем опросам его популярность упала до 25%, ниже, чем в последние дни Никсона, раздавленного Уотергейтом. Обеспокоенный Картер поспешил запереться в Белом Доме, где спешно вырабатывалась предвыборная стратегия. Наконец 15 июля 1979 года президент выступил по телевидению с обращением к нации, полным пафоса и угрозы. Следуя советам помощников, Картер изо всех сил старался изобразить себя человеком решительным и сильным. Коль скоро американцы чувствовали разочарование в нем, он постарался обвинить в кризисе доверия их самих. А еще через несколько дней Картер потребовал подать в отставку членов своего кабинета, причем у трети из них он и впрямь отставку принял. Конечно, для управления государством никакой нужды в данной отставке не было, но как еще президент мог продемонстрировать решимость? К тому же среди отправленных на отдых было немало сторонников Кеннеди. Двойная выгода. Но и этот финт повысил популярность президента лишь ненадолго. Шансы Эдварда по прежнему были высокими и 7 ноября он планировал объявить о выдвижении своей кандидатуры на пост президента США, тем более, что Роуз Кеннеди и даже Джоан, бросившая наконец-то пить, обещали ему поддержку. В начале осени 1979 года к Эдварду от лица телекомпании Си-Би-Эс обратился один из известнейших американских журналистов Роджер Мадд с предложением снять о нем специальный телефильм под названием "Портрет Эдварда Кеннеди". При этом предполагалось, что фильм будет сдержанно восхвалять Кеннеди и покажет его деятельность, как законодателя. Согласию Эдварда и его сотрудников в немалой степени способствовало то обстоятельство, что Мадд доброжелательно относился к клану Кеннеди и даже был другом Роберта. При этом было оговорено, что фильм будет показан лишь после официального вступления Кеннеди в борьбу. До этого момента времени оставалось еще много, но Мадд уговорил Эдварда разрешить сопровождать его со съемочной группой в Хайаннис-Порт. Он пообещал сенатору, что никаких сложных вопросов задавать не будет, мол, основная беседа пройдет в Вашингтоне, а встреча на Кейп-Коде будет ни чем иным, как разминкой. Когда Мадд с операторами приехал к дому Кеннеди, Эдвард встретил их один, без помощников и пресс-секретаря. Собственно Мадд мог быть почти уверен, что сенатор поступит именно так. Многие репортеры отмечали, что Эдвард гораздо более открыт, чем все остальные политики, которые ни за что не позволят включить камеры, пока жестко не заявят, на какие темы они не будут говорить ни при каких обстоятельствах. И на этот раз сенатор поступил по своему обыкновению. Камеры были включены, и Мадд задал первый вопрос: -- Не думаете ли вы, что из-за вашего чрезмерного увлечения политикой ваш племянник Дэвид остался без должного надзора и увлекся наркотиками? От подобного начала интервью Эдвард просто опешил, а когда пришел в себя, то отвечал с раздражением и злостью. Но Мадд продолжал задавать и другие подобные вопросы: об алкоголизме Джоан, семейных проблемах Кеннеди и, конечно, опять о Чаппакуидикке. Как ни странно, но даже после такого многообещающего начала, ни Эдвард, ни его помощники не встревожились. Через несколько дней Кеннеди дал интервью Роджеру Мадду в Вашингтоне, которое прошло благополучно. Само собой лишь малая часть записанного должна была попасть на экран, все куски, где сенатор выглядел не самым лучшем образом, предполагалось вырезать. Но 2 ноября Си-Би-Эс организовала утечку части интервью в печать. При чем далеко не лучшей части. А 4 ноября, вопреки всем договоренностям, телекомпания представила зрителям и сам фильм, который был переименован в "Тедди". Уже само это название способно было создать образ человека несерьезного и легкомысленного, но в добавлении ко всем неприятностям за час до демонстрации фильма потрясенные американцы узнали, что в Иране захвачено американское посольство и его сотрудники стали заложниками. В подобных условиях Эдварду вряд ли помог бы телефильм, будь он сделан даже в самых лучших тонах. Но во всяком случае он не смог бы повредить ему. К несчастью, фильм был так мастерски отредактирован, что из него было убрано все, что показывало бы Кеннеди уверенным и способным политиком, смелым и решительным законодателем. Зато те кадры, которые Мадд обещал убрать, заняли основное время фильма. Избирателям не было никакой возможности узнать сенатора, которого даже лидер республиканцев в верхней палате Конгресса Ховард Бейкер называл одним из самых эффективных законодателей. В целом, фильм нанес Эдварду такой ущерб, что журналисты вспоминали об этом еще несколько лет спустя. Зачем Си-Би-Эс и Роджер Мадд поступили подобным образом? Американские политологи не задавались подобным вопросом, гораздо больше рассуждая о "непростительной ошибке" сенатора. Если вас обманывают, писали они, то вы сами в этом виноваты. Джон Кеннеди использовал телевидение, но не позволял использовать себя. К тому же, по их мнению, главная ошибка Эдварда заключалась в самой попытке сенатора ответить на вопрос Мадда, почему он хочет стать президентом. Что ж, возможно Кеннеди и впрямь стоило сказать Мадду, что его вопрос нелеп и на него нельзя ответить. В 1986 году он так и сделает. Тогда Эдвард вновь будет приглашен в журналистский клуб Гридирон, посещение которого в 1971 году способствовало поднятию его репутации в глазах американских журналистов. В 1986 году он прекрасно знал, что больше всего волнует пиратов пера -- его неудачное интервью Мадду. И выдал им по полной программе: -- Этот человек, -- в нарочито преувеличенном и потому комичном негодовании говорил Кеннеди, -- приходит в мой дом, на моем Кейп-Коде, сидит в одном из моих кресел, на моей лужайке, и задает мне идиотские вопросы типа "А почему это вы хотите быть президентом?" Журналисты хохотали, но вряд ли слова Эдварда были такой уж шуткой. Впрочем, американский юмор нередко вызывает большое недоумение. 7 ноября Кеннеди официально объявил о своем решении добиваться поста президента. Его сторонники восторженно приветствовали его решение, но вскоре после этого на Эдварда было совершено покушение в здании американского Сената. Нападавшей оказалась некая Сюзен Осгуд, психически больная женщина. Агенты секретной службы, в соответствии с законом охранявшие Эдварда как кандидата в президенты, обезаружили несчастную, но у многих так и остались вопросы, каким образом она смогла совершенно беспрепятственно дойти до офиса Кеннеди при существующих в американском Конгрессе мерах безопасности? К тому моменту, когда Эдвард объявил о выдвижении своей кандидатуры, у избирателей уже сложился его образ как нерешительного и ненадежного политика. Американская пресса, которая еще недавно трубила о необходимости второго пришествия Кеннеди, начала в подробностях излагать все минусы его кандидатуры, и здесь опять главное место занимали Чаппакуидикк, история с испанским языком и сложные взаимоотношения Эдварда и Джоан. А знаете ли вы, вопрошали журналисты, что Джоан не намерена жить в Белом Доме вместе с мужем, если ему удастся победить на выборах? Знаете ли вы, что даже республиканцы хотели бы поддержать Картера, как например конгрессмен Джон Родс, заявивший, что не желает победы Кеннеди. "Вокруг него всегда какая-то мистика -- имя, два убитых брата, деньги. Так и до беды недалеко". А журнал "Ньюсуик" и вовсе порадовал избирателей опросом "Почему люди не хотят голосовать за Кеннеди?" Чаппакуидикк был предложен им под номером первым (хотя по количеству голосов он стоял лишь на пятом месте), низкие моральные качества под вторым (соответственно шестое место), ну а такая мелочь, как взгляды сенатора, заняла только третье место. Конечно, опросы общественного мнения самое обычное дело в ходе выборов, но в подавляющем большинстве полстеры спрашивают, почему люди хотят голосовать за кого-либо. Но не стоит забывать, что постановка вопроса сама по себе способна создать определенное настроение. Ведь опросы проводятся не только для того, чтобы узнать настроения избирателей, но и для того, чтобы воздействовать на них. А само положение на международной арене, в особенности кризис с заложниками и введение советских войск в Афганистан, позволял Картеру изображать себя умудренным государственным деятелем, уклоняться от всякого обсуждения внутренних американских проблем и обвинять любого несогласного с президентской позицией в раскачивании лодки. В 1980 году праймериз должны были пройти в 35 штатах, количество, которое многие признавали чрезмерным и способным скорее уморить кандидата, чем избрать его. Картер демонстративно не покидал Белого Дома, уверяя, что занят государственными делами, но на практике занимался обработкой нужных ему людей, пользуясь для этих целей американской казной. Конечно, это не значит, что деньги налогоплательщиков шли на оплату телевидения или специалистов в том или ином штате. Нет, действия президента были гораздо более беспардонными. Какими бы деньгами не обладала семья Кеннеди, они не способны были предоставить газетному магнату Руперту Мердоку заем в 290 1миллионов 0 долларов в обмен на поддержку в ходе выборов со стороны принадлежавших Мердоку газет. Или подбросить пару миллиончиков негритянской общине штата Флорида, или же напротив лишить город Чикаго доступа к причитающимся городу средствам из-за позиции его мэра на выборах. И все это не стоило Картеру ни цента, ведь расплачиваться приходилось избирателям. Первые же праймериз в штате Айова принесли Эдварду поражение. Президент получил голоса 30 делегатов предстоящего съезда, а Эдвард только 15. Затем последовали поражения в штате Мэн и Нью-Хэмпшире. В сообщениях прессы зазвучали высказывания, что избирательная кампания Кеннеди подошла к концу, и в результате поток пожертвований в фонд его кампании существенно сократился. Вряд ли еще недавно кто-нибудь мог представить подобную ситуацию, но факт оставался фактом -- мультимиллионер Кеннеди не имел достаточно средств на ведение выборов. Эдварду пришлось отказаться от арендованного реактивного самолета и пересесть на небольшой одномоторный, и в результате команда дружественно настроенных журналистов потеряла возможность сопровождать его в перелетах из штата в штат. И все-таки Кеннеди не сдавался. Он отмечал, что политика Картера заводит страну в тупик, что иранского кризиса никогда бы не было, если бы президент сам его не спровоцировал. На обвинения же президента, будто его выступления непатриотичны, Кеннеди ответил: "Американский народ был свидетелем того, что когда мы не обсуждали нашу внешнюю политику, мы совершали серьезные ошибки -- и примером тому является Вьетнам". Некоторые советники Эдварда, опасаясь разыгравшейся в стране истерии, настоятельно советовали сенатору не затрагивать злободневные вопросы. Но Кеннеди только стукнул кулаком по столу: -- Не надо говорить мне, чего я не могу сказать! Уж если мне придется проиграть, я проиграю сражаясь за то, во что я верю. -- Немного помолчав, сенатор добавил: -- Если через двадцать лет мои внуки спросят меня, почему я добивался поста президента в 1980 году, я смогу им ответить. И, однако же, не смотря на все попытки, Кеннеди не мог заставить средства массовой информации обратить внимание на его конкретные предложения. На одной из пресс-конференций, которую он посвятил экономическим проблемам, Эдварду задали 56 вопросов, но ни один из них не имел отношения к теме, которую объявил сенатор. Опять Чаппакуидикк, личная жизнь Кеннеди, жизнь его детей и племянников. Эдвард язвил, что если он скажет какую-нибудь шутку или же обнимет кого-нибудь из членов своей семьи, газеты будут трезвонить об этом не меньше месяца, но ни за что не напечатают его предложений по вопросу здравохранения... Кеннеди был прав. Но чем тяжелее было положение в его кампании, тем лучше и лучше он выступал. После нескольких поражений он добился победы в таких важных штатах, как Нью-Йорк и Коннектикут. Политические профессионалы, удивленные тем, что Эдвард не только не выходит из борьбы, но и начинает набирать очки, постепенно начали чувствовать к нему неподдельное уважение. Возобновились денежные поступления в фонд избирательной кампании сенатора. Многие партийные боссы начали признавать, что проблемы, о которых говорит Кеннеди, вовсе не выдуманы им. К тому же, им, может быть, и удалось бы оказать давление на Эдварда и принудить его прекратить избирательную кампанию, но каким образом им бы удалось воздействовать на тех избирателей, что отдали сенатору свои голоса? С другой стороны старые профессионалы отдавали себе отчет, что в успехах Картера значительную роль сыграли внешние обстоятельства и те рычаги, которые традиционно находятся в руках президента, и которыми Картер пользовался с большей беззастенчивостью, чем в свое время президент Форд или даже Ричард Никсон. И однако не смотря на все старания президент так и не смог остановить своего противника. Не значит ли это, что он не сможет одержать верх и над кандидатом республиканцев? А раз так, то не следует ли отказаться от вышедшего в тираж президента и поискать другого кандидата? Эдварду были известны эти настроения, и они побудили его с прежней стойкостью продолжать борьбу. Накануне праймериз в Калифорнии он предложил Картеру встретиться в серии дебатов, пообещав рассматривать выборы в штате в качестве референдума и выйти из борьбы в случае своего поражения. Картер отказался от предложенных дебатов в самой грубой форме. Отказ президента вызвал смешанные чувства избирателей. Журналисты утверждали, что президенту нет никакой нужды соперничать с каким-то сенатором, но многие наблюдатели пришли к выводу, что Картер попросту испугался. Тогда Эдвард устроил потрясающее зрелище, проведя дебаты с... магнитофоном. Воистину, это была замечательная выдумка. Сенатор включал то или иное выступление Картера, а потом его комментировал, но иногда предоставлял делать комментарии самому президенту, включая одно за другим прямо противоположные высказывания Картера, относящиеся к одному и тому же вопросу. Выборы в Калифорнии Эдвард выиграл, нанеся президенту крайне обидное поражение в важном штате. И все-таки набранных в ходе праймериз голосов хватило бы президенту для победы на съезде при первом же голосовании. Тем не менее Кеннеди и после этого не вышел из борьбы, утверждая, что продолжит ее на съезде. Картер был раздражен, не понимая, на что, собственно, может надеяться сенатор, но вскоре сообразил, что его собственное положение в демократической партии не так уж и крепко. Действительно, среди побед Кеннеди числились такие важные, как победы в штатах Нью-Йорк, Коннектикут, Пенсильвания, Калифорния, Нью-Мексико, не считая штатов поменьше. Все это были штаты с многомиллионным населением, которые недвусмысленно поддержали мятеж массачусетского сенатора. Картер вдруг обнаружил, что не сможет гарантировать, чтобы все эти люди отдали ему свои голоса на ноябрьских выборах. Что еще хуже, среди политических профессионалов все сильнее раздавались голоса в пользу проведения так называемого "открытого съезда", что означало бы, что делегаты получат право голосовать на съезде свободно, а не так, как им было предписано партийными боссами и руководителями делегаций. Картер бурно протестовал против подобной возможности, чувствуя, что демократическая партия может выкинуть его за ненадобностью. А тут еще удар по президенту нанес конгрессмен Дж.Андерсон, независимый кандидат в президенты, заявивший, что если на своем съезде демократы выдвинут кандидатом не Картера, а кого-нибудь другого, например сенатора Эдварда Кеннеди, то он снимет свою кандидатуру. Заявление Андерсона вызвало настоящую бурю в политических кругах США. Там всегда с большим опасением смотрели на так называемых "третьих" кандидатов, расценивая их выступления, как угрозу двухпартийной системе. И вот теперь, когда у Эдварда появлялась возможность стяжать лавры человека, который выведет из борьбы независимого кандидата и вернет выборы в рамки двухпартийной системы, его кандидатура становилась весьма привлекательной, как политика, который мог стать гарантом сохранения статус-кво. Скрипя сердцем, президент Джимми Картер был вынужден признать, что ему срочно необходимо договориться с Кеннеди. К собственному несчастью, в ходе первичных выборов он столь часто позволял себе оскорбительные выпады в адрес сенатора и скатывался до такого хамства, что практически полностью отрезал себе путь к примирению. Первые два звонка президента в штаб-квартиру Кеннеди остались вовсе без ответа. На третий ему сообщили, что сенатор отдыхает. Лишь на четвертый раз президенту удалось договориться о встрече с Эдвардом в Белом Доме. 5 июня, когда Кеннеди направился на встречу с президентом, у Белого Дома его встретила внушительная толпа. -- Не выходи из борьбы, Тед! -- кричали люди. -- Не выходи из борьбы! Беседа с сенатором не принесла Картеру никакой выгоды. Он крайне неудачно начал с жалоб, обиженно вопрошая, почему Эдвард все время нападал на него? Кеннеди с некоторым недоумением посмотрел на президента, словно хотел спросить, неужели же тот с таким упорством звонил ему только ради того, чтобы пожаловаться? -- Я никогда не нападал на вас лично, -- наконец ответил он. -- Я критиковал только вашу политику. Это была правда. Эдвард даже не воспользовался возможностью распять Картера, демонстративно устранившись от слушаний по Биллигейту, скандалу, связанному с незаконными финансовыми махинациями и сотрудничеством с М.Каддафи младшего брата президента. Когда же его жена Джоан позволила себе заявить, что она лучше подходит на роль Первой Леди, чем Розалин Картер, которая даже не получила высшего образования, Эдвард строжайше запретил ей дальнейшие нападки на Розалин. Картер попытался было спорить, но Эдвард остановил его, предложив перейти к делу. Он предложил обсудить некоторые пункты партийной программы, но об этом не желал говорить уже Картер. Тогда сенатор прервал встречу, предупредив президента, что он по прежнему продолжает борьбу. Довольные манифестанты у стен Белого Дома привествовали Эдварда громкими криками: -- Кеннеди в президенты! Обстановка на съезде демократической партии в Нью-Йорке больше всего напоминала раскаленную сковородку. Советники и сторонники Эдварда усиленно обрабатывали делегатов съезда, убеждая их высказаться за "открытое" голосование. При чем среди сторонников подобного шага были не только доброжелатели Кеннеди. Они указывали, что до сих пор Картеру удавалось избежать дебатов, но при столкновении с республиканцами это станет невозможным. Неужели делегаты полагают, что президент, основательно запутавшийся в своей политике, и больше всего напоминающий уснувшую рыбу, способен одержать верх над Рональдом Рейганом, который, возможно, и может нести полную чушь, но зато говорит ее самым проникновенным голосом, отличающим профессионального артиста. Другим аргументом в пользу "открытого съезда" было то обстоятельство, что принцип формирования делегаций не отражал реального количества голосов, поданных за того или иного кандидата. Так, в штате Иллинойс Картер получил 65% голосов, а Кеннеди 30%, но вот разница в количестве полученных ими делегатов была разительной -- 14 человек у Эдварда и 165 у Картера. Формирование же делегаций в штатах, где вместо праймериз проходили партийные собрания, так называемые кокусы, и вовсе не имело ничего общего в принципами демократии. Но Картеру в очередной раз удалось взять верх. В результате закулисных сделок и всевозможных обещаний президент перетащил на свою сторону сенатора А.Рибикоффа, которые еще недавно рьяно выступал за "открытый съезд". -- Этот год не для либералов, -- оправдывался сенатор. -- Время Теда еще не пришло. Эдвард хорошо понимал, что на этот раз его кампания и впрямь завершилась. О чем и заявил на пресс-конференции: -- Я реалист и понимаю, что означают результаты голосования. Мои усилия добиться выдвижения кандидатом в президенты от демократической партии закончились. -- Нет! Нет! Нет! -- закричали сторонники и многочисленные добровольцы, работавшие на сенатора. -- Не выходи из борьбы! Эдвард улыбнулся и поблагодарил всех за поддержку. И в это время печальное настроение собравшихся изменилось: -- 1984! 1984! 1984! -- кричали они. -- Кеннеди в президенты в 1984! Для самого сенатора поражение еще не означало уход от борьбы на съезде (предстояло еще обсуждение партийной программы), хотя, конечно, он был расстроен. -- Не огорчайся, -- сказал ему один из близких друзей. -- Когда человек неправ и терпит поражение, он должен чувствовать себя ужасно. Но ведь ты-то прав! Разве этого не достаточно? -- Да, конечно, -- отозвался Эдвард. -- Но все же надо быть правым и при этом побеждать. И сенатор стал готовиться к большой речи на съезде, в которой хотел обратить внимание на некоторые аспекты партийной программы демократов. На свою беду президент Картер и его люди совершенно забыли о предполагаемом выступлении Эдварда, а возможно, опьянев от победы, просто потеряли ощущение меры. Накануне своего выступления сенатор прочел в газетах заявление одного из помощников президента, что Картер совершенно не нуждается в поддержке Кеннеди, что он без труда победит без всякой помощи со стороны. Эдвард не стал возмущаться. Он просто взял свою речь и убрал из нее чуть ли не все упоминания о президенте, видимо, решив преподать Джимми Картеру наглядный урок политологии и элементарной вежливости. Речь Эдварда Кеннеди была его звездным часом и самым запоминающимся событием на съезде демократов. 45 минут перед выступлением Эдвард провел в небольшом помещении за кулисами, с беспокойством наблюдая, с каким равнодушием делегаты относились к выступлениям ораторов. Они болтали, ходили по залу и даже не удосуживались повернуться лицом к трибуне. -- Не один из них не обращает ни малейшего внимания... -- расстроено произнес Кеннеди. Беспокойство не только политика, но и прирожденного артиста. -- Не волнуйся, -- ответил ему кто-то из близких друзей. -- Как только ты выйдешь, они сразу же начнут обращать внимание. Так и оказалось. С появлением Эдварда на трибуне в огромном зале съезда установилась тишина, и среди этой тишины раздался звучный голос сенатора от Массачусетса: -- ...Я совершаю необычный шаг и лично выношу дело и руководящие принципы моей предвыборной кампании на наш национальный съезд. Я выступаю, испытывая чувство настоятельной неотложности, порожденное тревогой и острыми проблемами, свидетелями которых я был во время поездок по всей Америке... Речь Эдварда длилась 32 минуты и все это время делегаты как завороженные слушали голос Кеннеди. Первоначально люди Картера, которых в это время не было в зале, не испытывали тревоги, но постепенно, видя, как даже самые верные их сторонники в потрясении уставились в телеэкран, не в силах оторвать взгляд от лица Кеннеди, начали паниковать. -- Что вы об этом думаете, Джесси? -- поинтересовался у негритянского священника Дж.Джексона один из помощников президента. -- Это чертовски здорово, -- даже не обернувшись, ответил Джексон. -- Ну, это все на пользу президенту... -- неуверенно пробормотал его собеседник. Тем временем Кеннеди говорил о том, какой должна быть демократическая партия. Многие делегаты могли не соглашаться с его "либеральным манифестом", как выразились репортеры, но не в силах были побороть магию его красноречия. В абсолютной тишине зала звучали прекрасные строки английского поэта А. Теннисона, те самые, которые любой из нас знает с самого детства, хотя и не догадывается, откуда они. Помните? "Бороться и искать, найти и не сдаваться!" -- Очень часто в эту кампанию нам приходилось идти против ветра, -- говорил сенатор, -- но мы всегда твердо держали руль. Очень многие из вас делили с нами цели и надежды. Вы подарили мне свою помощь, но, что гораздо важнее, вы подарили свои сердца. Благодаря вам эта кампания была счастливой!... В самом конце речи Эдвард пригласил на сцену Джоан и своих детей, а затем завершил выступление: -- Для меня несколько часов назад это кампания подошла к концу. Но для всех тех, чьи заботы были нашими заботами, работа продолжается, надежды по прежнему живы, а мечты никогда не умрут. Несколько мгновений после окончания речи сенатора в зале стояла тишина, а потом она взорвалась бурным восторгом. Делегаты съезда, забыв о своих пристрастиях, вскочили на ноги и разразились овациями. Это продолжалось 10 минут, 20, 30, 40! Репортеры бегали между рядами и спрашивали у делегатов их мнение: -- Проклятье! -- вытирая слезы, говорил один из делегатов от штата Огайо. -- Он может перевернуть всю эту чертову страну! Если бы он так выступал в течении всей кампании, это был бы его съезд! Он был неправ. В условиях, когда средства массовой информации всячески игнорировали выступления Эдварда, все его красноречие, все то, что американцы обожают называть магией, не способны были изменить ситуацию. Но на съезде демократов, которое транслировалось на всю страну, замолчать речь сенатора было невозможно. Он наконец-то получил трибуну. В зале творилось нечто невообразимое. Сидя в своем номере, президент чуть не плакал от злости, видя эти восторги. Так не должно было быть. Все это совершенно не соответствовало американским политическим традициям, по которым американцы не любят проигравших. Но кто был проигравшим, и кто победителем? Люди президента в отчаянии звонили председателю съезда, требуя любым способом прервать неуместные восторги. Неужели нельзя включить мелодию "Снова пришли счастливые деньки" или что-либо подобное? Неужели же это никак нельзя заглушить? Заглушать было бесполезно. Как отмечали репортеры, Кеннеди украл у президента все шоу. Позднее, когда Картер был официально выдвинут кандидатом в президенты США, ему достались лишь вежливые аплодисменты, а появившегося рядом с ним Кеннеди делегаты встретили бурными восторгами. -- Он подстроил все это нарочно! -- твердил своим помощникам Картер. -- Он хочет побольнее ранить нас напоследок, даже если для этого ему придется испытать боль самому. "Кеннеди морально доминировал на съезде", -- утверждали журналисты, и президент так и не смог простить этого*. Ему пришлось публично признать заслуги сенатора. Ему пришлось просить о поддержке: -- Тед, ваша партия нуждается, я нуждаюсь, в вас и вашем идеализме, в вашей преданной работе... Я благодарю вас за вашу поддержку. Вместе мы будем замечательными партнерами и этой осенью надерем задницу республиканцам! * Уже в 1982 году, представляя прессе свои мемуары, Дж.Картер не смог сдержать своей ненависти к Эдварду Кеннеди. Тогда журналист из "Тайма" прямо спросил его, ненавидит ли бывший президент сенатора Кеннеди, и хотя Картер отверг подобное предположение, его дальнейший монолог лишь подтвердил общее мнение. Нет, что это за нездоровый интерес к чужим задницам? И что за слог! Не смотря на задиристость Джимми Картера ему не удалось одержать верх над республиканцами. Вместе с ним безжалостный вихрь унес и многих сенаторов-демократов: Джорджа Макговерна, Фрэнка Черча, Берча Бая, Джона Калвера, Джона Танни... Но удивительное дело. Даже после этого поражения, даже после того, как называться либералом стало не принято, в американский журнал "Тайм" шли и шли письма читателей, предлагавших назвать Эдварда человеком года. За то, что он дал надежду миллионам обездоленных.