Корыстные побуждения были выражены у Мечина слабо и по своему содержанию инфантильны: дальше приобретения магнитофона на деньги, полученные от ограбления сейфа, его личные планы не шли...

Свистов Николай. Родился в марте 1953 года. Окончил шесть классов. Причем шестой класс дублировал дважды, после чего бросил школу и поступил в профтехучилище. Окончив его, работал каменщиком.

Все это время жил у родственников. Рано пристрастился к спиртным напиткам и, как показывают его соучастники, никаких других интересов почти не имел.

По характеру Свистов раздражителен, склонен к злобным аффектным вспышкам, во время которых плохо контролирует свое поведение. Состояние опьянения делало эти свойства еще более заметными...

Елин Александр. Родился в 1954 году в Хоперском. Двоюродный брат Свистова. К моменту ареста был учеником восьмого класса. В восьмом учился второй год.

В 1955 году отец Елина был осужден к лишению свободы на семь лет. Возвратившись из мест заключения, много пил. Учителя характеризуют Елина как несобранного, неуспевающего ученика, с низким умственным развитием.

В показаниях некоторых соучастников Елина говорится, что он «рвался» на преступления и заявлял о своем желании участвовать в убийстве. Эта тенденция возникла у него из стремления заслужить уважение товарищей, обрести равные с ними права...

Вот таких индивидов и собрал Василий Буканов в своем доме на Нижней улице. Он тщательно отобрал только шестерых из многих десятков ребят, заходивших к нему «на огонек». Из них он и сколотил свою преступную шайку.

В доме Буканова молодые люди чувствовали себя свободно. И хозяин, человек взрослый, держался с ними запросто, поначалу даже дружески.

Из шести несовершеннолетних участников группы трое были оторваны от своих семей, двое жили в таких условиях, где на них почти не обращали никакого внимания.

Здесь же рядом был старший, который мог всегда заступиться, хорошо говорил о смелости, находчивости, мог научить приемам самбо, боксу.

А затем, когда уже все они были связаны круговой порукой общих тяжких преступлений, общим страхом перед ответственностью, страхом перед главарем, друг перед другом, у них не оставалось, как они полагали, другого выхода, другой жизни, другого дома, кроме волчьего гнезда на Нижней улице.

Итак, преступная романтика кончилась. Настал период ответственности каждого за свои злодеяния.

В июне 1971 года Верховный суд РСФСР, приняв дело к своему производству, рассмотрел его с выездом на место и приговорил Буканова и Горева к исключительной мере наказания — расстрелу. Других участников шайки — к различным срокам лишения свободы.

История этого дела показывает, как порой отсутствие воспитательной работы дает возможность взрослым преступникам толкать несовершеннолетних на нарушение советского правопорядка.

СЧАСТЬЕ ДАРИТЬ СВОБОДУ

Вот уже в который раз перечитывал Николай Федорович Полозков, прокурор района, вникал, как говорят юристы, в суть самой фабулы: «На основании изложенного обвиняется...» Это объемистое дело в коричневой папке поступило к нему от следователя Управления внутренних дел Шутилова. Обязанность прокурора — утвердить обвинительное заключение и направить в суд. Или не утвердить, вернуть на доследование.

Дело лежит на прокурорском столе. Не однажды им прочитано. Но Николай Федорович не спешит принять решение. Перелистав густо исписанные листы, он еще раз отыскал протокол допроса обвиняемого Сорокина. «Виновным себя признаю полностью» — таковы его показания.

Итак, преступный результат налицо. Обвиняемый известен. Более того, он признал свою вину, раскаивается в совершенном. В деле фигурируют показания десятка свидетелей. Прокурор не усмотрел какого-либо нарушения закона. Стало быть, следствие проведено объективно. Можно утвердить обвинительное заключение и дать делу законный ход.

Но Николай Федорович почему-то никак не может взять ручку и поставить свою подпись. Снова и снова перед ним все детали дела.

В эти ранние утренние часы, когда еще в кабинетах царит тишина, ничто не мешало ему сосредоточиться.

Да, обвиняемый ясно сказал: «Я виновен». И тем не менее ему, опытному прокурору, хорошо известно, что признание обвиняемого само по себе еще не является абсолютным доказательством вины. Следствию нужно отыскать веские доказательства, подтверждающие это признание. Полозкову думается, что следователю все-таки не удалось воспроизвести полную картину происшедшей трагедии.

Это случилось среди бела дня, на оживленной улице. Неужели, рассуждал прокурор, никто, ни один человек не заметил точно, какая ситуация создалась для водителя в это роковое время? Где пробегал мальчик улицу? Почему не увидел его водитель еще в тот момент, когда он стоял на обочине дороги перед своими последними шагами?

Нет. В таком виде направлять дело в суд нельзя, решил Полозков. Всякий раз, когда речь шла о судьбе человека, Николай Федорович не терпел поспешности. Этого же требовал от людей, которые с ним работали.

Но как разыскать дополнительные доказательства виновности Сорокина спустя два месяца? Под силу ли это следователю? Тем более что Шутилов — молодой, не очень-то опытный криминалист. Прокурор отчетливо представлял себе, как осложняется теперь расследование дела.

Николай Федорович снял телефонную трубку:

— Екатерина Семеновна? Зайдите, пожалуйста.

В районной прокуратуре четыре следователя. Все юристы с высшим образованием. Не год и не два на следственной работе. Но почему-то Николай Федорович в самый ответственный момент отдавал предпочтение именно ей, Голосовой.

— Екатерина Семеновна, — сказал он ей, когда она вошла, — я прошу вас взять это дело, — он показал на объемистую папку, лежавшую на столе. — Думаю, Шутилов все же не разобрался до конца. Гложут меня сомнения, а дело ведь очень серьезное.

И Николай Федорович выложил все, о чем передумал за долгие часы, перелистывая десятки страниц.

...Стоял пасмурный мартовский день. Временами накрапывал мелкий частый дождь, который перемежался с мокрым снегом. Прямо скажем, неважная погодка для водителя. Иван Кузьмич Сорокин на своем самосвале, с мощными буйволами на боковинах, в этот день вывозил гравий на завод железобетонных изделий. Один рейс он уже сделал. Вот сейчас завершит второй.

Его тяжело груженная машина катилась по мокрому асфальту с грозным урчанием. Крепкие руки надежно держали баранку. Мимо проносились встречные машины. Сорокин хорошо помнит то недалекое время, когда здесь была городская свалка. За каких-нибудь восемь-десять лет вырос современный городок. По обеим сторонам улицы — высокие красивые дома с разноцветными балкончиками. Конечно, в этой большой стройке есть доля и его труда. Больше половины жизни провел он за рулем. За эти двадцать восемь лет сколько всякого груза перевез! Отличный водитель, ударник коммунистического труда. Несколько лет подряд улыбающийся Иван Кузьмич смотрит на молодых водителей — своих учеников — с Доски почета.

Сегодня настроение у Ивана Кузьмича приподнятое. В доме торжество. Придут друзья: у супругов Сорокиных серебряная свадьба. Вот уже двадцать пять лет идут они одной дорогой с Верой Андреевной. Не все было, конечно, гладко. Они поженились в самые трудные военные годы. И тот и другой гол как сокол. Теперь живут в достатке. Вырастили двоих детей. И те уже вошли в самостоятельную жизнь.

Эти мысли не мешали Сорокину ни на минуту не выпускать из поля зрения дорогу. Мимо потоками уплывает вереница встречных машин. И вот перед ним возник желтый кружок с цифрой «20 км», протянутый на проволоке через дорогу. Он сбавил ход. Справа у дороги на этом самом месте (он это знал) другой знак — треугольник с надписью «Дети».

Здесь, около двух больших школ, в любое время могут появиться непоседы мальчишки. Внимание на пределе. Слева он увидел новенький автобус с большой буквой «Л» впереди. Он выезжал из боковой улочки. Автобус только что прошел мимо, как вдруг прямо перед самосвалом Сорокина стал перебегать дорогу мальчик. На размышления оставались доли секунды. «Ехать прямо — не миновать трагедии, может случиться непоправимое». В эту секунду водитель всем телом навалился на руль и рванул его вправо. МАЗ как-то странно подпрыгнул. Сорокин с трудом остановил машину. Распахнул дверцу и стремглав выскочил из кабины. Он глянул назад. И на какое-то мгновение словно потерял сознание. Он стоял как вкопанный.