Вероятнее всего, стрелок-радист Ворошнин участвовал в испытании ядерного устройства, что взорвали над островами 15 сентября. По данным «Bellona», мощность заряда тогда якобы составила 0,5 мегатонны. Однако информации «Bellona» я не доверяю — слишком много в ней недостоверного. Другие источники, и в частности сам начальник Новоземельского полигона того времени адмирал Г.Г. Кудрявцев, называют 5, 10 и даже 20 мегатонн. Думается, это ближе к истине.

В тот год Новую Землю терзали особенно жестоко — бывало по нескольку ядерных взрывов в день. На юге разгорался жестокий Карибский кризис, и на севере, в Арктике, наши показывали американцам, что в случае военного конфликта на них тоже «кое-что» может упасть». В самом конце сентября над полигоном в районе Митюшихи сослуживцы Николая Ворошнина — летчики дальней авиации, сбросили бомбы мощностью по 25 и 30 мегатонн. Американцы, постоянно державшие корабли разведки у нашего полигона, зафиксировали их.

Гриб ядерного взрыва, каким его обычно демонстрируют на фото и в кинохронике, образовался через 15 минут после вспышки. Когда самолеты развернулись и легли на обратный курс, он уже размывался воздушными потоками, превращался в гигантское и бесформенное облако. Если обходить его на большом удалении — так рассчитал штурман — могло не хватить топлива на последнем отрезке маршрута. Вот тогда бомбардировщик и «задел краешком» радиоактивное облако…

Они вернулись на аэродром. Здесь экипаж уже ждали. Счетчики Гейгера зашкалили. Рядом с местом стоянки самолета в солдатской палатке был оборудован временный пункт дезактивации.

— Сходили мы в эту баню, — рассказывал Николай Васильевич. — Мылились, терлись мочалками часа два. Новый замер — снова счетчик шкалит. Вернулись, помылись еще. Все без толку!.. Тогда оделись и пошли в столовую…

На Николая Васильевича это было так похоже — жить как живется, зачастую отмахиваясь от своих личных проблем. Во всяком случае, он был не из тех, кто плакался о своей непростой судьбе и заострял чужое внимание на своем самочувствии.

Мы познакомились, когда вместе бедовали в больничной палате, — койки стояли рядом. Я проходил курс обследования, он лежал после очередного обострения по кардиологической части. В прошлом у него уже было два инфаркта — в 85-м и 90-м. Кололи его нещадно, а он после каждой обильной порции инъекций все шутил.

Только в последний день перед выпиской, стоя у окна больничной палаты, глядя на стремительные облака в синеве, негромко произнес: «Эх, пожить бы еще годок…» То ли сам себе сказал, то ли обращался к тому, кто всех нас выше.

После этого судьба не отвела ему и пяти месяцев…

Из семи членов экипажа его бомбардировщика к 1999 году в живых оставался только он. Четверых сгубили болезни, двое не стали дожидаться развязки на больничной койке — сами свели счеты с жизнью. Старший воздушный стрелок-радист I класса Ворошнин ушел последним, в марте 2000-го. Было ему 60 лет. Похоронен Николай Васильевич на новом северодвинском кладбище.

В 1963 году ядерные взрывы, образно говоря, загнали под землю. 5 августа в Москве был подписан международный Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, в космическом пространстве и под водой. Он вступил в силу 10 октября того же года. У военных и ядерщиков оставалась только одна возможность опробовать новые разработки — рвать заряды в специальных штольнях, под землей. Надо сказать, Китай и Франция к этому соглашению тогда отказались присоединиться. Тем не менее со стороны Советского Союза, США и Англии это стало важнейшим шагом и к международной разрядке, и к более щадящим отношениям с мировой экологической системой.

Правда, после 1963 года, как показывает статистика, частота подземных испытаний резко возросла. Это нужно иметь в виду. К 1976 году США и Советский Союз смогли договориться и ограничили мощность ядерных зарядов до 150 килотонн, но и этого оказалось достаточно, чтобы земной шар застонал от адских ударов атомной энергии.

Риск чрезвычайных ситуаций и даже катастрофических явлений при испытании ядерного оружия под землей все-таки сохранялся. Военные специалисты, ученые, пусть и в гораздо меньшей степени, нежели раньше, но по-прежнему опасно «играли с огнем». И случаи, когда чудовищная сила ядерного взрыва изнутри раскалывала земную твердь, были как в США, так и в Советском Союзе. Не всякое подобное ЧП становилось достоянием гласности, причины этого понятны, но о нескольких эпизодах буйства рукотворной, но необузданной стихии мы можем рассказать.

К осени 1969-го на Новой Земле готовились подземные испытания. Эта работа, как вспоминают ветераны полигона, шла напряженно: горняки занимались проходкой сразу двух штолен, а силенок у их экспедиции оказалось маловато. В Госкомиссии, которую возглавлял начальник 5-го управления Минсредмаша Георгий Александрович Цырков, специалисты нервничали и, как говорится, принимали меры.

Обе штольни — А-7 и А-9 — были пройдены в горе с непрезентабельным названием — Шелудивая. Ее северный склон обращен к проливу Маточкин Шар и поселку Северный, западный — к реке Шумилиха. В геологическом плане гору сравнивали со слоеным пирогом из разного вида сланцев, кварцитов, доломитов, известняков. Концевой блок штольни А-7 как раз оказался из кварцитов, а концевой блок штольни А-9 впервые в практике испытаний «уперся» в известняки. Командный пункт руководства испытаниями (КПР) находился в 6 километрах от штолен в точке, которая на карте обозначалась как высота 132. От него до уреза воды — не более 500 метров. Здесь же располагались командные пункты связи, авиации, тыла, несколько площадок для вертолетов, пункты санитарной обработки и дезактивации техники.

Подробное описание событий 14 октября 1969 года нам оставил известный новоземелец капитан I ранга в отставке Георгий Алексеевич Кауров. Правда, мы обратили внимание на одну допущенную им неточность — пассажирский теплоход «Буковина» он называет «Татарией». Правда, грех здесь небольшой, поскольку оба эти судна идентичны — из одной серии и оба ранее привлекались к обеспечению ядерных испытаний на Новой Земле.

Погода в тот день, со слов Георгия Алексеевича, выдалась на редкость хорошей. В поселке Северный вообще заштилело, а по Шумилихе наблюдалась едва заметная тяга в сторону пролива. Все было готово к взрыву, и рядом с КПР выстроилась колонна из пяти гусеничных вездеходов (ГТТ). На них так называемая группа первого броска максимально быстро должна была достичь обвалованных грунтом сооружений с регистраторами измерений. Поясним: при подземных взрывах сигналы от сотен датчиков, установленных по всей длине штолен, по кабелям передавались на специальные приборы, и уже с них так называемые осциллографические развертки фотографировались. Однако в случае радиоактивного облучения фотопленок они, естественно, засвечивались, и драгоценная информация утрачивалась. Поэтому группе первого броска и ставилась задача — в течение 30–50 минут изъять материалы регистрации и доставить их в лабораторию для проявки.

В мгновение взрыва двигатели ГТТ уже работали, а расчеты испытателей под началом Николая Волошина находились рядом с ними. Еще через три минуты колонна двинулась к эпицентру. Впереди шла машина радиационной разведки. В ней и находился наш рассказчик — Георгий Алексеевич Кауров. Одновременно над горой Шелудивая появились вертолет и самолет — тоже для дозиметрического контроля. По словам Каурова, расчеты группы первого броска сняли материалы за 41 минуту и, не подвергнувшись облучению, вер- нулись. Но чуть позже когда специалисты проводили прямые измерения радиации и газовой среды, в приустьевом участке штольни Д-9 был зафиксирован рост температуры и давления, а мощность дозы излучения достигла десятки тысяч рентген в час. Одновременно радиоактивный выброс обнаружили и вертолетчики. Тогда испытатели на машине разведки покинули приустьевую площадку. На этот момент излучение здесь составляло около 5 рентген в час.