На крыльце загремели шаги, послышалась немецкая речь, потом дверь захлопнулась. В хату вошли староста и Асмус. Автоматчики остались у окон во дворе.
— Хлеб-соль хозяевам, — приподняв фуражку, хмуро поздоровался староста.
— Проходите, — так же хмуро бросил Филипп Дмитриевич.
Немец и староста окинули комнату придирчивыми взглядами. Асмус оттолкнул Аксена и прошел в переднюю. Открыл стол, поднял перину на койке, сбросил на пол подушки. Он обшарил все уголки в комнате, на чердаке, в хлеву. Автоматчики раскидывали солому, перекопали картофельные грядки на огороде. Ничего не найдя, Асмус и староста вернулись в хату.
— Господин комендант интересуется, — сказал староста, — не слышал ли ты, Филипп, о краже на немецком складе? На речке мы нашли вот эту штуковину. — Староста достал из кармана помятый конверт с расплывшимся адресом.
Аксен ничем не выдал своего волнения. Только кончики пальцев на руках задрожали, но он сжал их в кулаки.
— Мы найдем эта сволошь, — резко сказал Асмус. — Если ви будете ее скрывайт, ми вас расстреляем. Все! — Он круто повернулся и вышел.
Староста помял пальцами конверт, с подозрительной усмешкой глянул на Аксена, потом на Тимошку.
— Вас, хлопчики, это касается, следы-то остались, — сказал он с ехидцей и пошел вслед за немцами.
Филипп Дмитриевич вышел закрыть калитку. Аксен глянул на Тимошку и облегченно вздохнул.
— Проехало.
— Нехай ищут, — сказал Тимошка.
Через два дня Вербовка опять всполошилась. Кто-то увидел на сельсовете объявление. Но это объявление было совсем необычное. Тремя разными карандашами на листке тетрадной бумаги было написано: «Товарищи! Немцы брешут, что Советская власть разбита. Брешут, сволочи, что Сталинград сдался: город наш, и и наши скоро придут. Не верьте гадам».
Внизу красовалась яркая звезда, а под ней стояла подпись: «Партизаны».
Глядя на листовку, Филипп Дмитриевич сразу узнал, кто нарисовал эту яркую звезду, но никому ничего не сказал, решил поговорить с Аксеном дома, один на один.
ПРОТИВНИК НЕРВНИЧАЕТ
В первых числах октября начались первые заморозки. Лужи, образовавшиеся в займище после дождей, подернулись хрупким, прозрачным, как стекло, ледком. Мелкое слюдяное крошево появилось и у берегов Донской Царицы. Ветер, как говорили казаки, повернул с города, с севера.
Немцы все еще продолжали уверять, что Сталинград скоро падет и Россия будет уничтожена, но люди ждали других перемен.
День и ночь тащились через Вербовку тяжелые немецкие тягачи и автомашины. Они шли по широкому грейдеру, к Дону. В кузовах машин сидели унылые солдаты с поднятыми воротниками шинелей и стеклянными глазами смотрели на чужие поля. Над грузовиками торчали пулеметы. Гитлеровцы не чувствовали себя спокойно в собственном тылу.
Над Вербовкой все чаще стали пролетать самолеты с красными звездами.
Аксеновский гарнизон честно нес службу. В хуторе нет-нет да и появлялись листовки. В них говорилось, что победа придет скоро, что фашисты будут разбиты. Комендант издал приказ о смертной казни каждого, кто скрывает партизан, назначил большую награду за их поимку.
Аксен часто приходил в займище к раненому командиру, приносил ему пищу, перевязочные материалы. Нога у командира начинала заживать. Аксен сделал для него небольшой шалаш в густом перелеске, натаскал сена.
Эта встреча была вечером.
— Так, говоришь, немцы партизан ищут? — спросил командир Аксена, когда тот рассказал ему о приказе коменданта.
— Ищут.
— Это хорошо! — улыбнулся командир. — Взрывать бы склады надо, уничтожать машины, но вы не сможете сделать этого. А вот в страхе держать их — это вам под силу. И это очень здорово. Пусть думают, что действуют настоящие партизаны. Пусть нервничают. На войне и это важно.
Аксен гордился похвалой. Но все же он робко попробовал возразить:
— Мы и воевать сможем. Уйдем в леса — ищи тогда. Налетим на немцев, думаешь, не перепугаем? У меня все стрелять умеют.
— Хвастаешь, — добродушно усмехнулся командир.
— Я хвастаю? Ничуть не хвастаю, — заговорил Аксен. — Можешь проверить.
— Нет, не надо, Аксен… Делай начатое дело. Оно очень нужное дело… А насчет налетов я тебе просто отвечу. Налететь на хутор можно. Да что толку? Ведь вас, как куропаток, перестреляют. Вот и обрадуется твой Гук. Нет, Аксен, действуй тайно. А потребуется — в лес уйти недолго.
— Опять листовки клеить?
— Да, листовки. Ты думаешь, это простое дело? Народ их читает. Понятно? Читает и думает: хорошие те люди, которые правду приносят, рискуя жизнью. Разве покорятся такие люди врагу? Да ни за что! Вот о чем ты заставляешь думать своих хуторян… Но к листовкам можно и еще кое-что добавить, — командир выразительно глянул на Аксена.
Аксен поднял жарко поблескивающие глаза.
— Праздник скоро! Понимаешь? Великий праздник, Аксен. Помнишь, небось, как флаги на школе вешали?
— Помню.
— Этого не забудешь, — твердо сказал командир и вдруг тихонько хриплым голосом запел:
Помнишь эту песню? — неожиданно спросил он.
— Помню.
— Да, Аксен. Все мы помним, чем обязаны нашей власти. Жизнью обязаны… Понимаешь, какой это праздник близится?
— Понимаю, — взволнованно ответил Аксен.
— Вот возьми и повесь на самом видном месте в хуторе красный флаг. Пусть люди знают: не забыла о них Советская власть! Сделаешь?
— Сделаю! — горячо отозвался Аксен.
— Ну вот, а говоришь, заниматься нечем, — командир улыбнулся и поправил повязку на ноге.
…Через два дня Аксен собирался приступить к выполнению рискованного плана. Но неожиданные события повернули все по-другому.
Прибежал Максимка и шепотом сообщил:
— Пришла машина с фронта. Под брезентом автоматы. Сам видел…
— Где машина? — спросил Аксен.
— В хуторе стоит. Но, видать, немцы собираются ехать.
Тимошка молча набросил телогрейку и потрепанную шапку.
— Постой, не торопись, — сказал Аксен. — Нужно план придумать.
— Какой еще план? Залезть надо в машину и все…
— А тебя, как цыпленка, цап — и в кутузку. Вот тебе и все.
— Пожалуй, правда.
Потом все трое принялись думать и, наконец, решили: Максимка на ходу прыгнет в машину, а Тимошка и Аксен будут прикрывать его, лежа в кювете с винтовками.
Из хутора вышли по-одному, а в балочке у моста встретились все трое. Отсюда Аксен провел ребят на большую дорогу. Недалеко от грейдера они залегли и стали ждать…
Издали донесся рев дизельного мотора. Из-за поворота вывернулась тяжелая темно-синяя машина, крытая брезентом. Трое храбрецов припали к холодной земле. Через несколько минут мимо проплыла кабина шофера, в ней сидел автоматчик. В кузове никого не было. Шофер переключил скорость, и машина, как черепаха, полезла в гору. Из балочки к дороге метнулся Максимка. В три сильных прыжка он настиг машину и, как кошка, взобрался в кузов через задний борт. В следующую секунду на землю шлепнулся автомат, какой-то ящик. Но вдруг на дороге раздались громкие голоса немцев:
— Хальт! Хальт!
— Ахтунг! Хальт!
Увлекшись наблюдением за машиной, ребята не заметили немецких солдат, которые шли к лесу. Аксен мгновенно оценил обстановку.
— Прыгай! — крикнул он Максимке.
Максимка бросился из кузова, но машина уже остановилась, и автоматчик с шофером выскочили на дорогу. Максимка рванулся к хутору. В испуге он забыл о балочке, в которой скрылись Аксен и Тимошка.