— Его же отродясь в архиве никто не видел! Притащили откуда-то…
— Ну вы даете! Чтобы такого притащить, понадобились бы три сильных мужика. Так вы полагаете, что трое мужиков с трупом болтались по всему телецентру и никто их не заметил?
— Да что говорить, сам туда спустился!
— Зачем?!!
— А то вы не знаете! Он же Кшицкого когтями оторвал от уже обещанной ему экранизации Жеромского…
— Какого еще Жеромского? Ему Родзевичувну подавай!
— Она-то ему зачем?
— А как же, «Девайтис» — это вам не хухры-мухры!
— Типун пану на язык, какой еще «Девайтис», это же Литва, не хватало нам только международного скандала!
— Вздор, он на самого Крашевского покусился, на «Старое предание»!
— Не на Крашевского, а на Пруса, переделывал его «Форпост» под российский раздел Польши! Какой ужас! Какой скандал!!!
Однако намного интересней были инсинуации личного плана, тут выделялись дамы. Несколько взволнованных женских голосов выкрикивали, что несчастье произошло в связи с тем, что покойник отбросил сценарий Каминской, вот баба и взъярилась!
Кто-то пытался свернуть в сторону писательской братии, уверяя, что погибший изуродовал последнее творение Гжеляка и тот пришел в бешенство, ну и… Женский хор заглушил дальнейшее. Нет, не в этом дело, а в том, что труп отбил у Павляка его лахудру, а Павляк не стерпел, он уже давно грозился прикончить каждого, кто на нее покусится.
— Да вы что же, ничего не знаете? — напирала на них оппозиция. — Все дело в Баське! Та давно клеилась к нему, все ТВ об этом знало, и нож у нее в руке уже сам собой открывался. Издалека было видно! Ну тогда этот коротышка Юзик не выдержал, все насмехались над ним…
Словом, в мотивах недостатка не было, как и в способах убийства жертвы. Тут назывались яд, удушение, выстрелы из всех видов стрелкового оружия, кто-то настаивал на гарпуне, ссылаясь на склонность покойного к рыбалке. И только когда да полиция приступила к допросу свидетелей, выяснилось полное отсутствие конкретных данных.
Разочарованная полиция, в свою очередь, пришла в ярость и в отместку за дачу ложных показаний запретила всем — абсолютно всем! — покидать здание ТВ, окружив его для верности цепью из полицейских. И не допускать никого из прессы! Перекрыть всю связь с внешним миром!
Оказавшись запертыми, сотрудники ТВ на какое-то время притихли, а потом взвыли. Они сразу же вспомнили о демократии и принялись упрекать власти за злоупотребления, указав на то, что представители прессы еще до их прибытия оказались в здании и обо всем успели сообщить в свои издания, ибо земля слухом полнится. Слухи докатились даже до меня, правда, оттуда, откуда я менее всего их ожидала.
В телефонной трубке раздался голос Миськи, сестры Ляльки.
— Вот так всегда бывает, — раздраженно затараторила она, — пятнадцать лет о человеке ни слуху ни духу, а потом раз за разом на тебя валятся известия одно страшнее другого. А я, зная о вашей с Лялькой дружбе, сочла своим долгом предупредить тебя, что некий Яворчик все подозрения норовит бросить именно на тебя.
Я лихорадочно стала припоминать, кто такой Яворчик, но напрасно старалась. Нет, не было такого в моей биографии.
— Кто такой Яворчик и какие подозрения? Не знаю я никакого Яворчика.
— Да есть такой тип! Я с ним тоже не знакома. На телевидении работает.
— Тогда откуда у тебя такая странная информация? И почему ты надумала мне позвонить?
— Да просто из чувства приличия. Я знаю тебя как честного человека, ты мне никогда ничего плохого не делала, вот я и решила — мой долг тебя предупредить.
— Ты не могла бы обо всем рассказать подробнее?
— Не сейчас, совсем нет времени. Знаю лишь, что в телецентре сегодня кого-то убили, этот покойник вроде как твой злейший враг, и Яворчик донес в полицию, что ты как-то связана с этим. Что это все каким-то образом связано еще и с Эвой Марш, а ты меня в последнее время расспрашивала об Эве, вот я и решила предупредить тебя на всякий случай.
— А откуда ты вообще узнала об убийстве на ТВ?
— Позвонил мой парень, он в этих сферах вращается, и он слышал, как Яворчик об этом говорил. А он, я имею в виду моего парня, тебя любит, ну, как писательницу. И вообще мне пора. Пока!
— Большое тебе спасибо, — пробормотала я в трубку, в которой уже раздавались короткие гудки.
Свое мнение о творчестве Заморского я высказывала неоднократно, нелицеприятно и зачастую в присутствии незнакомых людей. Яворчик же, в противоположность парню Миськи, должно быть, меня очень не любил, или я что-нибудь нехорошее брякнула по поводу его выступления, вот он и нашел случай мне отомстить и с радостью подсунул ментам подозреваемую номер один, припомнив мои неосторожные и слишком эмоциональные высказывания насчет творчества Заморского. Не исключаю, мог слышать и мой кровожадный клич по адресу последнего: «Давить таких надо! Как клопов давить!»
Из всех лиц, которых телевизионщики подсовывали полиции в качестве подозреваемых, я совсем не знала девицы Павляка и маленького Яся. С остальными иногда перебрасывалась словом-другим, но близкое знакомство не водила. А о Миськином парне и вообще никогда не слышала.
Немного ошеломленные многообразием и разноцветьем свидетельских показаний, следователи все же сохранили хладнокровие и непреклонную веру в факты. Нелегко было сохранить объективность под лавиной вымыслов, но им это удалось. И в первую очередь они установили причину смерти Заморского. Умер он от сильного удара по макушке твердым и тяжелым предметом какой-то не совсем понятной формы. Эксперты упоминали о гранях и тупых углах — возможно, орудие убийства использовалось как нечто декоративное. Второй удар, и тем же самым предметом, жертва получила по загривку. Естественно, следователи тут же подумали об историческом реквизите ТВ, уж очень напрашивались королевский скипетр, гетманская булава или турецкий буздыган, причем предпочтение отдавалось двум последним.
Заморский упал и покатился по лестнице, хотя, возможно, ему дополнительно придали ускорения. Скатился он так неудачно, что повредил себе все, что мог повредить.
Судмедэксперт заявил, что покойный умер не сразу, невзирая на удары и другие телесные повреждения. Если бы пострадавшему сразу оказали медицинскую помощь, он, скорее всего, выжил бы, но на всю жизнь остался бы парализованным дебилом. Однако медицина явилась с опозданием, так что он успел благополучно скончаться.
В этом темном и редко посещаемом месте труп пролежал приблизительно часа три с половиной, что сразу же сняло вину с вестника несчастья. Иначе что же получается, что убийца три с лишним часа сидел над своей жертвой? Наслаждался содеянным? Рыдал от раскаяния? Ожидал прибытия многочисленных зрителей? А потом вдруг сорвался с места, сообщил о трупе и сбежал? Согласитесь, странное поведение. Так что вестник несчастья, заключили сыщики, ни при чем.
Скорее всего, Заморского пристукнул кто-то другой, после чего незаметно скрылся, прихватив орудие убийства. И сделал он это вполне сознательно, поскольку вряд ли сподручно убегать с декоративной палицей.
Поскольку зловещая весть прозвучала около двенадцати тридцати, преступление было совершено в девять утра. Разве что…
Помещение архива следственная группа осмотрела лишь после длительных, изматывающих переговоров. Телецентр ни за что не желал впустить посторонних, а тем более чрезмерно любопытных полицейских в свое святилище, где на полках хранились постыдные тайны телевидения: многочисленные «полочники» — фильмы, положенные на полку и никогда так и не вышедшие на экран; документальные кинохроники недавнего прошлого, смотреть которые было больно и стыдно; маленькие сценки для вечерних новостей политического и социального плана с возвышенными лозунгами, на которых в неприглядном виде оказались заснятыми отцы нации; «проколы» в выступлениях крупных чиновников, теперь представлявшие отличный материал для шантажа, и т. п.
И все же полиция выиграла этот короткий бой и ворвалась в архив. Эксперты мигом обнаружили там легкий беспорядок. Нет, не разгром или бедлам, когда все перевернуто вверх дном, просто беспорядок, но он бросался в глаза. Часть кассет не стояла на полках, а лежала на столиках, в одном углу они валялись на полу. Но главное — пыль. Эксперты определили по неравномерному слою пыли на кассетах, что их трогали совсем недавно, явно что-то искали, причем торопливо, не заботясь о том, что этот факт будет обнаружен. Кто-то побывал в архиве и что-то там пытался найти.