Но обещания министерства юстиции и комиссии Уоррена в дальнейшем не были выполнены.

Только через три года после выстрела в Далласе окружной прокурор Нового Орлеана подтвердил опасения Гонзалеса и Маска, сказав вполне определенно, что некоторые минитмены так или иначе замешаны в заговоре против президента Кеннеди.

Но это случится значительно позже, а в то тревожное для Америки время, на переломе 1963 и 1964 годов, фашист из Норборна был даже доволен шумихой, поднятой вокруг его организации. Судя по наглости, с которой держались он и его ближайшие соратники, вожди минитменов были уверены, что их не дадут в обиду.

Через четыре месяца после убийства Джона Кеннеди газета «В цель» опубликовала следующие весьма полезные советы для семей членов организации:

«Все патриоты Америки, которые были активны в антикоммунистическом движении, сейчас стоят перед лицом чрезвычайной опасности. Еели ты хочешь купить винтовку, покупай ее теперь.

Наступает время, когда почти каждая винтовка любого калибра будет стоить столько, сколько стоит золото того же веса. И всё же твоя жизнь будет зависеть от неё. Почему же не купить её сейчас?

Мы особенно рекомендуем следующие виды оружия: для взрослых мужчин боевые винтовки — 30–06 Гаранд, 7.62 НАТО Ф.Н, 30–06 Спрингфилд или Энфилд, спортивные ружья крупного калибра по желанию, 12-зарядная двустволка, полуавтоматические винтовки.

Для взрослых женщин: Винчестер, модель 100 калибра 0.308, Ремингтон, модель 742 калибра 30–06 или 39.

Для детей старшего школьного возраста — спортивные винтовки 6 мм, 0.243, 0.270, 0.222 калибра.

Для детей младшего школьного возраста: полуавтоматическая винтовка калибра 0.22».

После разговора с Джо прошло лишь два дня, а от ресторанчика на 8-й авеню меня отделяло уже больше полутора тысяч километров. И вокруг была совсем другая Америка — спокойная, неторопливая, однообразная, основательная.

Вдоль дороги сплошь тянулись поля картошки. Изредка мелькнет дом с садиком, ударит в глаз солнечный заяц, оттолкнувшись от фольговой блестящей тарелки, вместо пугала висящей на палке (в таких тарелках продают свежезамороженные обеды), — и всё. И опять спокойствие. Машина раздвигает густой медовый запах свежести.

Дорога пустынна. Нью-Йоркская радиостанция, непрерывно приобщавшая нас к захватывающим событиям на гудзонском пирсе (обнаружено контрабандных наркотиков на 20 миллионов долларов), в Центральном парке Нью-Йорка (неизвестный выпустил пять, пуль из пистолета на детской площадке — двое детей убито, один ребенок ранен) и к налаживающимся взаимоотношениям между Ватиканом и покойным Галилеем (Ватикан официально объявил о посмертной реабилитации ученого, признав наконец, что «все-таки она вертится»), затихла еще девятьсот пятьдесят миль тому назад.

Дорогу перебежал заяц. Уши розово просвечивали на закатном солнце. Это окончательно убедило нас с женой, что мы, слава богу, вырвались из бешеной напряжённости американского Востока и достигли благодатных краев — кондовой, ядреной, кряжистой, незамутненной, относительно незаасфальтированной Америки.

Мы приближались к западной границе штата Иллинойс и, соответственно, к восточной границе штата Миссури (Иллиной и Мизури — говорят американцы).

Через реку Иллинойс мы переправлялись не по двухэтажному мосту, где на каждом уровне движутся машины шеренгами по восемь — к таким мы привыкли в Нью-Йорке, — а на ветхозаветном милом и неторопливом пароме. Строгий краснолицый паромщик с зеленой сигарой во рту загонял машины с берега на паром знаками. На нем была солдатская зеленая фуражка, похожая немного на головной убор французского ажана. Она несколько не соответствовала серой рубахе, застиранным синим штанам, сандалиям, красным подтяжкам, тишине вокруг и склонившимся над рекой ивам. От фуражки до сигары паромщик напоминал скорее офицера-регулировщика на переправе. От сигары до сандалий — отца семейства, вышедшего после дневных трудов на бережок речки Иллинойс потрепаться о том о сём с соседями.

Однако паромщик не проронил ни слова. Он изъяснялся только руками, отрывистыми, энергичными жестами. По-военному. Или как баскетбольный судья. Машины — их было четыре, — мягко приседая, въехали на паром, заполнив всю металлическую палубу. Суденышко крякнуло и с тихим вздохом погрузилось в воду вершка на два — будто из него выпустили воздух.

Был там ещё один строгий и молчаливый дядька. Тоже с сигарой во рту. Он сидел на маленьком металлическом буксирчике, который в глухом абордаже был соединен с паромом. Капитанская рубка буксира была обита потрёпанной фанерой. Чёрной краской на ней были выведены какие-то цифры и одно заборное слово, тщательно соскобленное. Зашумел мотор, и буксир потащил нас к западному берегу реки Иллинойс.

Мы вылезли из машины пофотографировать и поговорить с пассажирами парома. Но никто не последовал нашему, примеру. Всё оставались на местах и сосредоточенно глядели вперед, будто перед ними была дорога, по которой они неслись со скоростью, за которую полицейский, намусолив химический карандаш, выпишет им штраф на 25 долларов. Дядька на буксире был недосягаем для разговора. Полувоенный же паромщик, который командовал нашим въездом на судно, перешел с кормы на нос и стоял там, сосредоточенно глядя на противоположный берег и держа в руках конец тяжелой каторжной цепи. О том, что он живой человек, а не памятник миссисипскому плотоводу времен Тома Сойера и Гекльберри Финна, можно было догадаться лишь по сигаре, которая время от времени перемещалась из одного угла его рта к другому.

На дорожном атласе США «хайвеи» изображаются толстой зелёной, жёлтой или красной линией. Наша дорога № 108 была тонюсенькой голубой и замысловато извилистой. После реки Иллинойс, согласно маршрутному плану, благословленному самим господом госдепом, она переходила в такую же капиллярную дорогу № 96. По ней нам ехать до великой Миссисипи и вдоль нее, вниз по левому берегу до нового парома, который перетащит нас на правый берег.

Процедура составления маршрута для автомобильного путешествия довольно сложна. Она начинается с того, что вы раскрываете у себя на столе карту, изданную госдепом США специально для советских журналистов. Карта окрашена в два цвета: пятна белые (их больше) и пятна красные — их меньше. Впрочем, цветам верить не надо, потому что для советских корреспондентов именно территория, заштрихованная, красным, является «белым пятном»: по этим районам они не имеют права передвигаться вообще — ни пешим ходом, ни автомобилем, ни гужевым транспортом.

Двигаться можно только по белым районам. Вот и приходится вычерчивать свой маршрут так, чтобы не ступить ненароком в красный лишай. Но и по белым районам можно перемещаться, только поставив об этом в известность государственный департамент за два полных рабочих дня до начала поездки. Все повороты, все дороги — и самые жирные, и самые тощие, все места ночевок необходимо согласовать (и были своевременно согласованы мной) через работника нашего консульства в Вашингтоне с государственным департаментом Соединённых Штатов Америки.

Дорога № 96 шла вдоль самого берега Миссисипи, которая по-английски пишется через 4 «с» и 2 «п». Слева — гора, сплошь закрытая мощной зеленью, справа — развесистые деревья и за густой листвой — река. Наполненная, сильная и пустынная. Ни плота, ни парохода. Помню, еще много лет назад я очень удивился, когда прочитал у Ильфа и Петрова, что Миссисипи пустынна. Я не мог представить эту реку, о которой столько читал в детстве, пустынной. Здесь должны были ходить пароходы, сновать лодки, величаво двигаться нескончаемые плоты. И вот я уже третий раз в жизни сам подъезжаю к Миссисипи и каждый раз не могу избавиться от чувства удивления, видя ее пустынной.

Я остановил машину. Хотелось подойти к самой воде. Но между дорогой и рекой берег оказался топким, из него торчали серые трухлявые коряги, похожие на старческие руки.

Приближался вечер. Солнце с противоположной, правой стороны реки вскользь било лучами по воде и, пробивая листву прибрежных деревьев, ставило на зелени горы, поднимавшейся слева от нас, бесчисленное множество золотых клиновидных печатей.