– Нет ещё, – услышал он в ответ.
– Встретиться нужно.
– Хорошо, давай завтра, часикам к двенадцати. Пообедаем где-нибудь.
– Нет, Серёга, лучше сегодня.
В трубке воцарилось продолжительное молчание.
– Что-то срочное? – наконец услышал Алексей.
– Очень.
– Хорошо, тогда приезжай, – согласился собеседник.
– Удобно домой? Поздно уже.
– Нормально, жена на дежурстве, сын, пока ты до меня доберёшься, уже десятый сон будет досматривать.
Предупредив жену, что ему ещё нужно заехать к однокласснику и чтобы она не дожидалась его, а ложилась спать, он покинул спортшколу.
Только через час он предстал перед дверью квартиры одноклассника. Звонить не стал – боялся разбудить сына, тихонько постучал; через минуту дверь открылась.
– Чего скребёшься? Я сразу и не понял: ты пришёл или мне послышалось, – пропустил он Алексея в квартиру.
– Сына разбудить боюсь.
Сергей засмеялся.
– Он без задних ног со своего футбола пришёл, сейчас хоть пушкой пали – ухом не поведёт.
– Понятно, – устало сказал Алексей, протягивая другу бутылку водки. – Собери закуски, поговорить надо.
Сергей серьёзно посмотрел на него.
– Значит, точно что-то серьёзное у тебя, раз ты с бутылём пришёл. Я даже и не припомню тебя за рюмкой.
Алексей отмахнулся:
– Айда на кухню.
Водка немного расслабила и сняла усталость.
– Я о Холодове пришёл с тобой поговорить, – спустя какое-то время объяснил причину своего к нему визита Алексей.
– Вот ты о чём, – проговорил приятель.
Какое-то время стояло молчание. Первым заговорил Сергей:
– О чём по поводу него можно со мной поговорить? – спросил он.
– Ты же историю у них преподаёшь.
– Ну и что.
– Да не знаю я что «ну и что»! – нервно бросил Алексей. – Просто, ты там, в их обстановке находишься, и вообще-то для меня важно знать: как настроена администрация детского дома перед судом? Может, слышал что-то?
Сергей усмехнулся:
– Как настроена… – он посмотрел прямо в глаза однокласснику. – Посадить настроена. В колонию для малолеток отправить настроена. Ему такие характеристики к суду приготовили – мама дорогая! Ещё вопрос, – он снова усмехнулся, – возьмут ли ещё с ними в колонию.
Сергей налил себе, затем Алексею и, не приглашая, выпил один.
– Мне тоже этот пацан нравится, что-то в нём есть, – проговорил он, – но тут ничего не поделаешь… Он же любимцу нашей директрисы Надежды руку и челюсть сломал.
– Надежда наш компас земной, – словно в забытьи проговорил Алексей, вертя полную рюмку в руке.
– А ты знаешь, кое-что я пожалуй могу сказать: он среди подростков пользуется авторитетом.
– То-то оно и хуже, – отметил Алексей, – именно таких-то любая администрация всегда и не любит.
– Я не могу понять, – задумчиво говорил Алексей, – все говорят: он сам напал на бедного парня ни с того ни с сего, сломал ему челюсть, руку, организовал сотрясение мозга. При этом нет ни одного того, кто бы это видел. И тут же все утверждают, что сделал он это ни за что, словно решил просто поразвлекаться; от нечего делать захотелось поколотить кого-то, взял и поколотил. Выставляют его в таком свете, что он не ребенок, а изувер какой-то. Я его тренирую уже три года. Он не раз бывал у меня дома. Я не верю, что это произошло ни за что. Здесь есть очень веская причина, которая могла бы оправдать его… Не может быть по-другому! – глаза подвыпившего Алексея стали поблёскивать. – Ну не верю я!
– Верь, не верь, а как директор скажет, так и будет, на то она там и поставлена.
Алексей, наконец-таки заметив в руке налитую ему уже давно водку, выпил её. Поставив пустую рюмку на стол, сказал:
– Я разговаривал с судьёй.
Сергей вскинул заинтересованный взгляд на Алексея.
– Даже при уже имеющейся судимости Холодова, если будет ходатайство со стороны администрации, дело можно будет закрыть прямо на суде. Прокурор будет не против.
Интерес Сергея сменился на удивление:
– У него уже есть судимость? В пятнадцать-то лет?! – недоумевал он.
– Да, – кивнул Алексей, – год назад, в свой день рождения, когда ему исполнилось четырнадцать, он её и заработал.
– Я не знал про это, – протянул Сергей, – я ведь совсем недавно в этой школе преподаю.
– В той судимости, мне кажется, есть и моя вина.
– Ну, ты даёшь! Ты-то здесь причём?
Одноклассник ничего не понимал. Алексей махнул рукой, не желая говорить. Понимая нежелание рассказывать, Сергей не стал настаивать, но всё же заметил:
– Не кори себя, Леха, жизнь ещё и не такие фортеля выделывает.
– Это легко говорить, когда эти, как ты говоришь, фортеля происходят с другими, – с укором сказал Алексей и тут же поправился: – Извини…
– Всё нормально, – скоро ответил Сергей.
– Я ведь почему к тебе пришёл… чувствую, есть надежда. После звонка к судье чувствую. Она же мне прямо сказала, нужна всего лишь маленькая бумаженция, и с парня снимут все обвинения. Прокурор даже не против. Если я только чувствую, то они явно что-то знают, но что именно происходит – не могу своим мелким умишком разобрать. Почему тогда если они что-то знают, ничего не делают?
– Я чем-то могу тебе помочь? – с участием спросил приятель.
– Советом, Серега, всего лишь маленьким советом. Как это ходатайство получить?
Обычная усмешка отчаяния нарисовалась на лице Сергея.
– Это одно и то же, что палить из пушки по воробьям.
– Можно собрать педсовет. У меня есть что сказать.
– Он и так до суда будет. Хотя, тебе только кажется, что ты сможешь как-то повлиять на ход событий. Надежду недолюбливают, есть такое, в то же время никто не захочет искать себе новую работу, а для переворота власти достойных личностей нет.
– Но пацан же гибнет! – воскликнул Алексей.
– Не они же.
Услышал он в ответ короткий и жестокий ответ.
– Я приду.
Сергей в ответ только пожал плечами.
Посидев какое-то время в задумчивости, Алексей хлопнул ладонями по коленям:
– Пора домой, – произнёс он.
Одноклассник с удивлением посмотрел на него.
– Думал, ты у меня останешься ночевать. Теперь же только пешком, спи здесь.
– Нет, пойду, – категорично заявил Алексей. – Всё равно не усну – ворочаться до утра… лучше прогуляюсь.
– Как знаешь, – не стал настаивать Сергей.
* * *
К удивлению всего детского дома Дмитрия Холодова, после того, как он сильно избил другого воспитанника, через день отпустили. Для всех было безответной загадкой: почему следователь не арестовала его, а мерой пресечения избрала подписку о невыезде.
Холодов на допросах молчал, как рыба. Соглашался, что избил, за что и почему не объяснял.
Следователь Тихонова была женщиной уже уважаемого возраста, всю жизнь отдала общению с преступниками. Воров, жуликов и бандитов видала-поперевидала. Рассудительность и позиция подследственного поразили её. Иногда ей казалось, что перед ней сидит не пятнадцатилетний юнец, а уже мужчина. На отвлечённые темы он давал чёткие и вразумительные ответы. Он был открыт и даже эрудирован. Однако, как только доходило до причины конфликта, тут же Холодов закрывался. На допросе он выглядел не как все преступники, дёрганые и виляющие. Он был спокоен. Молодой парень в свои пятнадцать лет спокойно идёт на вторую судимость. Впереди тюрьма, колония-малолетка… взрослые зэки ужасаются от творящегося там, от установленных порядков. А этот, как железный – сидит и ждёт приговора, даже не пытаясь хоть как-то смягчить своё положение. На то есть причина – всё больше убеждалась следователь. В деле Холодова было одно единственное светлое пятно – характеристика от его тренера из секции бокса. В остальном, по бумагам, перед ней представал хулиган, отпетый бандит и страшный злодей. На самом же деле перед собой она видела симпатичного юношу, высокого, широкоплечего, аккуратного, с голубыми глазами и открытой улыбкой. Выглядел он чуть старше своих лет. И непонятным образом что-то толкнуло её разобраться в деле поглубже. Если она ошибается, то пусть всё останется как есть, а если нет, если чутьё неспроста свербит внутри, то здесь нужно хоть как-то помочь парню. Настолько, насколько может позволить закон.