— Все нормально, Саня. От любви до ненависти один шаг. Я поехал.

— Куда ты поедешь?

Ставр вытащил из кармана ключи, подбросил, поймал и пошел к машине.

— Командор дал ключи от служебной квартиры, — открывая дверцу, бросил он.

— Приедешь завтра?

— Нет. Съезжу к Подшибякину. Посидим с дедом, выпьем, поговорим. Я перед дедом в большом долгу. Если б не его наука, меня бы давно зарыли, как па­даль. Пока.

«ЗИС» выехал со двора, и Шуракену не осталось ничего другого, кроме как закрыть за своим другом во­рота. Он иначе представлял себе эту встречу.

Когда он вошел в дом, Женя с жестко сжатыми губами накрывала на стол. Шуракен с тоской и раз­дражением посмотрел на две тарелки, стоящие на сто­ле. Женя была непреклонна. Обидевшись за друга, Шуракен хотел выйти из кухни, но Женя быстро подошла к нему и обняла. Против этого Шуракен усто­ять не мог. Когда она прижалась к нему, он ощутил округлость ее живота.

— Саша, ты меня любишь?

— Люблю, ты же знаешь. Вы поссорились тут с Егором? Он выскочил на меня злой, как черт. За что ты его?

— За все хорошее.

— Женечка, зря ты с ним так. Он ведь не танк. Есть вещи, к которым он очень серьезно относится.

— Тебе хорошо со мной?

— Хорошо...

— Нам ведь никто не нужен. Только ты и я. Женя подставила ему губы, и он поцеловал ее,

этим поцелуем подтверждая свое согласие с тем, что она сказала.

22

После выхода в отставку Подшибякин определил­ся тренером в детско-юношескую спортшколу, обучал мальчишек дзюдо.

Ставр остановился на пороге зала и увидел, как одетые в белые кимоно пацаны неуклюже валяют друг друга на ковре. Подшибякин переходил от пары к паре, руководя тренировкой, ему помогал молодой ас­систент, парень лет двадцати пяти. Мастер ничуть не изменился за те три года, которые Ставр не видел его. Более того, Подшибякин выглядел точно так же, как в тот день, когда Ставр и Шуракен встретились с ним в первый раз. Даже костюм на нем, возможно, был тот

же самый — старый олимпийский костюм из синей шерсти.

Заметив постороннего, возникшего на пороге зала, Подшибякин присмотрелся к нему. Он не сразу узнал Ставра, но понял, что это кто-то из своих, по­этому не отправил общаться с ним ассистента, а по­дошел сам.

— Егор... Вернулся, кобелина, песья морда! — Подшибякин обнял Ставра, на миг стиснул его свои­ми клешнями, в которых по-прежнему ощущалась не­мереная силища. — А то поговаривали тут, что ты вро­де как погиб.

— Слухи о моей смерти оказались сильно преуве­личены.

— Ну теперь ты долго проживешь.

— Это почему?

— По жизни подмечено: если тот, кого в мертвых числили, возвращается, он вроде как заговоренный становится.

— А мне долгой жизни не надо. Надо интересной.

— Не трепись всуе, не гневи Бога. Молодой ты еще и мало жизнью обучен. Я в твои годы тоже так думал. Ну ладно, посиди подожди, тренировка закончится через двадцать минут. Или хочешь, дам ключи от тре­нерской?

— Я здесь посижу, на щенков посмотрю.

Ставр сел на длинную низкую скамейку и поста­вил рядом с собой небольшую спортивную сумку. Воз­ня пацанов, старательно мудохавших друг друга за шкирки, вызвала у него странное ощущение: ему по­казалось, что он, как Мухтар — облезлый, хромой, уже поймавший бандитскую пулю, — наблюдает натаску молодняка. Это непривычное сентиментальное чув­ство было не лишено приятности. Непривычные чув­ства вызывал и сам Подшибякин. Мастер, слепивший не один десяток профессионалов, в прежние времена ставивших на уши целые республики, теперь мирно возился с детьми.

— Ну что, не надоело смотреть на детский сад? — подошел к Ставру Подшибякин.

— Наоборот, интересно. А помните, что вы сказа­ли, когда мы с Саней впервые пришли к вам в зал там, в Центре?

— Не помню. А я что-то сказал?

— Сказали: «Не надейтесь, что будете учиться ру­копашному бою в спортзале. Тренироваться будете в лесу на полянке, где пней побольше, чтобы ударился горбом и все сразу понял».

— Ну все правильно, а с чего ты это вдруг вспом­нил?

— Не знаю. Увидел у вас тут зеркало, как в балет­ном классе, и вспомнил про те пни, до боли знако­мые. — Ставр крепко потер загривок.

— Ну, ты сравнил!

Мастер и ученик прошли в тренерскую. Подши­бякин запер дверь на ключ. Ставр достал из сумки бу­тылку водки и свертки с закуской.

Через неделю Командор вызвал Ставра и Шуракена к себе на дачу и ввел их в курс дела. Он сказал, что его предложение они должны рассматривать как контракт, который будет достойно оплачен, но пре­дупредил, что следует хорошо подумать, прежде чем

за этот контракт браться. Дело стремное. В случае не­удачи, если все сразу не кончится пулей в башку, они с гарантией попадают лет на десять. А если при этом выяснится, что они бывшие сотрудники российских спецслужб, то их обвинят в бандитизме, терроризме, экстремизме, киднеппинге и прочих преступлениях против человечества.

— Я не приказываю сделать то, о чем говорю, — особо подчеркнул Командор. — Я прошу об этом. Вы можете отказаться, если сочтете нужным.

Шуракен сидел опустив голову. Ставр ласкал Грея, старого колли отца. Пес растянулся рядом с ним на диване и положил голову на колени. От преданности и любви старик был близок к обмороку.

— Думайте, — сказал Командор. — Три дня могу дать вам на размышление.

— Надо подумать, как провести эти три дня, что­бы потом не жалеть об упущенных возможностях.

Со Ставром все было понятно, Командор не со­мневался, что предложение разобраться с Советни­ком, да еще и за хорошие деньги, может его только обрадовать. Командор перевел взгляд на Шуракена.

— Саша, а ты что скажешь?

— Я подумаю.

— Добро, — согласился Командор.

Получив время на размышление, Ставр и Шура­кен уехали с дачи.

— Цэрэушная сволочь Кейт спихнул на нас такое вонючее дельце, — проворчал Ставр, выруливая на шоссе.

— По-моему, ты доволен, как слон, — хмуро за­метил Шуракен.

Он смотрел на лес, тянувшийся вдоль дороги, ука­затели с названиями подмосковных поселков, мелкую, заросшую камышом речушку. Встречный поток воз­духа упруго обволакивал его руку, лежавшую на откры­том окне. У Шуракена снова возникло болезненное ощущение, что мир плоский и двусторонний, как мо­нета в пальцах, которую можно повернуть орлом или решкой: одно движение — и все родное исчезнет. По­явятся ненавистные пальмы, красная пыль, в ноздри потянет запахом Африки, и силуэты боевых вертоле­тов, как миражи, задрожат в раскаленном воздухе. Те­перь Шуракен точно знал, что не хочет возвращаться туда, не хочет воевать, потому что теперь ему есть чем рисковать, кроме себя самого.

Ставр свернул на небольшую автостоянку у при­дорожного кафе. Здесь они оставили «Ниву» Шура­кена.

«Далеко до Сходни, не успеть сегодня, он бы мог совсем остаться да и жить...» — плыл густой баритон Шуфутинского. За одним из столиков обедала ком­пания приличных деловых мужиков. Они без интере­са глянули на вошедших и продолжили обсуждать свои проблемы.

Шуракен потопал к грилю, Ставр — к стойке бара.

На обширном подносе, который Шуракен прита­щил на стол, возлежала мясистая курочка, умело за­жаренная до хрустящей корочки, стояли миски с са­латом и картофелем фри. Ставр поставил на полиэти­леновую скатерть рюмку водки.

— Давайте жрать, пожалуйста, — пригласил Шу­ракен, разламывая курицу пополам.

Ставр отрицательно покачал головой. Запах еды был ему противен и усугублял и без того неприятные ощущения в организме. Крутящиеся под потолком вентиляторы разгоняли мух, но не создавали прохла­ды. Ставр вытащил из кармана полотняного пиджака платок и вытер взмокший лоб. Шуракен неодобри­тельно взглянул на друга.

— Скучно с тобой, Ставридас, не жрешь ни черта.

— Зато ты у нас ковбой.

— Это в каком смысле?

— В том, что с двух рук жрешь.

В каждой лапе Шуракена было по половинке ку­рицы.

— Кто как работает, тот так и ест, — назидатель­ным тоном проговорил он. — Вот я, например, за эту неделю весь первый этаж закончил. Мог бы, между прочем, приехать помочь. Но ты, я вижу, устал. Раз­врат и пьянка — два самых утомительных занятия.