Толпа жаждала зрелища, выкрики и свист прерва­ли обмен дипломатическими заявлениями.

Буффало сделал стремительный бросок вперед и нанес неожиданно высокий удар — ногой в голову.

Удар был, что называется, красиво нарисован, но слишком длинный, ему не хватало неотразимой ско­рости. Каким бы наглым сукиным сыном ни был Буф­фало, он, конечно, не рассчитывал, что Ставр эту «хо­реографию» пропустит. Да и не начал бы он со своих коронных приемов, тех, которыми валил противника наверняка.

— Я понял этот сюжет, — усмехнулся Ставр. — Ба­летом, значит, заниматься будем. — Но он смотрел в темные, опасные глазные провалы Буффало и пони­мал, что «хореографией» дело не завершится.

Бойцы пока только испытывали друг друга, пыта­лись угадать слабые места в защите, определить ско­рость и резкость ударов, силу взрывных реакций в мус­кулах. Тела покрылись блестящей маслянистой плен­кой пота. Под кожей играли тугие струны сухожилий и упругие выпуклости мускулатуры.

Предбоевая лихорадка сменилась жестоким и трезвым азартом. Он обострял зрение Ставра и заряжал мускулы энергией действия. Внутренние радары включились на полную мощность. Ставр спинным мозгом чувствовал посылы Буффало, угадывал его намерения еще до того, как они конкретно обознача­лись в жесте или движении.

«Веди его, — думал Ставр. — Танцуй с ним. Пори ему мозги, как бабе».

Ставр перемещался по кругу, вынуждая противни­ка двигаться в темпе с ним, старался приковать Буф­фало к себе невидимой цепью и подстерегал мгнове­ние, чтобы вдруг сломать ритм и ударить туда, где не ждут. Ноздри раздувались от острого, едкого запаха пота Буффало. Ставр начал свирепеть от собственной силы и этого запаха другого самца.

Теперь их было уже не развести — против каждо­го понадобилось бы десятеро, чтобы оттащить их друг от друга. Толпа орала, свистела и оскорбляла бойцов словами, бьющими, как клюв в печень.

Пот смешался с кровью и пылью.

Пропустив удар в уже рассеченную левую бровь, Ставр на миг ослеп и поймал следующий — в подбо­родок. Голова отлетела назад, Ставр отступил. Не да­вая ему возможности разорвать дистанцию и прийти в себя, Буффало мощно, от бедра, лягнул в солнечное сплетение. Дыхание у Ставра заклинило от боли, и сознание сколлапсировало. Отлетев на несколько мет­ров, он упал. Падение было сгруппированным и даже ловким — никому в голову не пришло, что Ставр уже ничего не соображает. Отдрессированное тело работало, повинуясь вписанным в мышечную память реф­лексам боевых действий.

Одним броском Буффало догнал его и прыгнул, рассчитывая всем весом обрушиться сверху и проло­мить грудную клетку противника. Но продолжая ра­ботать на «автопилоте», Ставр рывком откатился, и Буффало приземлился туда, где его уже не было.

Текс схватил ведро и окатил Ставра водой.

Тело Ставра сложилось, как растянутая до преде­ла и вдруг освободившаяся пружина. Он вскочил на ноги и частыми резкими вдохами-выдохами попытал­ся восстановить сбитое дыхание. В логике действия, в ритме движения был какой-то провал, как будто обо­рвалась кинолента — несколько мгновений выпали из сознания.

Ставр увидел, как Буффало отводит ногу. Опере­жая удар, он сделал шаг вперед. Упругая, как литая резина, мускулатура пресса приняла на себя удар не в конечной точке, где его силы хватило бы, чтобы про­ломить кирпичную стену, а на середине дистанции, где энергия еще не достигла предельной концентрации. Ставр поймал ногу Буффало и, рванув ее вверх, уда­ром в голень выбил из-под него вторую — опорную — ногу. Падая, Буффало вывернулся из опасного поло­жения и сумел подсечь противника. В клубах пыли они бились уже на земле, ломая друг друга. Но через мгно­вение рывки и все видимые усилия борьбы прекрати­лись: каждому из борцов удалось захватить врага так, что любое движение причиняло невыносимую боль. Ставр и Буффало замерли, только тяжелое, свистящее дыхание и дрожь мускулов выдавали предельное на­пряжение.

— Растащите их! — приказал Хиттнер. — А то они тут будут валяться, пока не сдохнут.

Дело было небезопасное. С угрозой для собствен­ного здоровья секунданты и добровольцы выдрали Ставра и Буффало из лап друг друга и окатили холод­ной водой.

Ребра и живот Ставра ходили ходуном, как у же­ребца после призового финиша. Отплевываясь от воды и крови, он повернул голову и посмотрел на Буф­фало. Он увидел, как рука юаровца опустилась к голеностопу и дернула узел шнурка, стягивающего внизу штанину.

Вспышка пронзила мозг Ставра. Он с самого на­чала заметил эту шнуровку, ничего не подумал по ее поводу, просто заметил — и все. Интуиция предупре­дила об опасности, но он не понял.

Сложенный в несколько раз, шнурок был продет в петли таким хитрым способом, чтобы можно было выдернуть одним рывком. Мощным толчком спины и ног Буффало поднялся с земли и рывком растянул шнур-удавку между кулаками. Толпа заревела, привет­ствуя этот неожиданный поворот. Никто не требовал прервать бой и восстановить справедливость. Раз Буф­фало сумел спрятать оружие — удача на его стороне.

Ставр так не думал. Но ему подвернулся хороший шанс объяснить Буффало, как он не прав. На такой случай в репертуаре Ставра имелся отличный трюк.

Отражая первые пристрелочные атаки, Ставр по­старался внушить, что он уже почти сломался.

— Давай, Буффало! Удави его! — Толпа, как все­гда, была на стороне победителя.

Глаза Ставра и Буффало столкнулись зрачок в зра­чок. Между ними проскочила невидимая молния, оба поняли, что момент истины — вот он! Бойцы прыг­нули друг на друга, сцепились. В следующий миг Ставр отскочил от Буффало.

Накал страстей был бешеный, толпа взорвалась от возмущения, не понимая, почему Буффало не довел дело до конца. Какого черта он изображает из себя Ли­ванскую башню, которая и не стоит, и не падает? На­конец все поняли, что странного было в позе Буффа­ло: его запястья были обмотаны шнуром и притянуты к шее.

— Хо-хо! — захохотал Хиттнер. — Бычок-то стре­ножен что надо! Ставр, похоже, ты брал призы на ро­део?

— Нет, у меня была лицензия на отлов бродячих собак.

Толпа в свое удовольствие потешалась над побеж­денным. Буффало пинками отбивался от тех, кто с из­девательским сочувствием пытался проверить, не слишком ли туго затянута петля на его шее.

— Ладно, хватит! Распеленайте нашего малыша, — приказал Хиттнер, — пусть разомнет ручонки и выт­рет сопли.

Вытащив из кармана кителя растрепанную пачку мелких купюр, Хиттнер подошел к Ставру.

— Твои сто долларов, Ставр, — сказал он. — Все по-честному, как обещал. Ты понял? Хиттнер держит слово.

Ставр понял, что еще Хиттнер имеет в виду, кро­ме приза за бой. Он явно намекал на то, о чем говорил Текс. Но пока Ставр не знал, как он может воспользоваться честностью Хиттнера. Он взял деньги, перегнул пачку пополам и сунул в боковой карман штанов.

Один из охранников подошел к Буффало, раскрыл нож с выкидным лезвием и перерезал петлю на его мощной шее со вздувшимися от напряжения венами.

Буффало зубами сорвал обрезки шнура с запястий и бросился на охранника. Повалив его, вырвал из ко­буры револьвер. Клацнул взведенный курок.

— Хиттнер, отойди от него!

Хиттнер оглянулся и увидел налитые кровью бе­шеные глаза Буффало и черную дыру ствола армейс­кого кольта.

— Я убью его! — орал Буффало. — Убирайся, Хит­тнер, а то я прострелю и тебя заодно!

Хиттнер не заставил долго себя уговаривать. Его снесло, как сбитого плевком жука.

Ставр стоял в семи-восьми шагах, и у Буффало не было шансов промахнуться по нему.

Все, кто оказался на директории огня — за спи­ной Ставра, справа и слева от него, — шарахнулись прочь, не дожидаясь, пока Буффало нажмет на спуск. И в тот же миг лучи ослепительного белого света уда­рили Буффало в глаза. Это были включенные на пол­ную мощность фары джипа, которые до этого засло­няла толпа.

Буффало спустил курок. Выстрелив, он уже не мог остановиться. Держа револьвер обеими руками, он стрелял по фарам и между ними, надеясь, что какая-нибудь пуля все же попадет в цель. Грохот выстрелов слился в сплошную пальбу, как будто стрелял целый взвод.