Между ними состоялся разговор:

— Понимаешь, Дэвид, мой друг Питер Н. — прекрасный человек, нужный стране, умный, порядочный. Такие люди, как редкие жемчужины! Я не могу смотреть, как он гибнет. Думаю, надо попытаться помочь. Пойми, Дэвид, ему уже нечего терять.

— Генри, ты сам врач и должен понимать о чем просишь! Мы не имеем права делать этого, пусть даже Питер согласится и подпишет какие-то бумаги. Если об этом деле станет известно, нас лишат врачебной лицензии, запретят лечить людей. Тебя, меня и даже мою жену могут отдать под суд!

Генри слушал брата и сидел молча, обдумывая и взвешивая все «за» и «против». А мой папа продолжал:

— Если, предположим, Питер Н. умрет (прости меня за жестокие слова), несмотря на лечение, которое ты применяешь — я имею в виду методы, одобренные национальным здравоохранением, то никому и в голову не придет хоть в чем-то упрекнуть тебя. Таково состояние сердца пациента! Но если ты применишь один из рецептов семьи Осборн, а Питер, тем не менее, все равно умрет, то виноватым окажешься ты, ну и мы вместе с тобой! Элизабет не может дать полную гарантию его выздоровления, она говорит, что вероятность этого процентов девяносто пять, стало быть, есть пять процентов риска, а это немало!

— Ты говоришь, Дэвид: «... если Питер Н. умрет...», — с тяжелым вздохом промолвил Генри, — так вот, нет никакого «если». Он умрет, и скоро. Я не могу даже надеяться на пересадку сердца, потому что у моего пациента тяжелый диабет, а ты знаешь, как проблемно у таких людей приживаются донорские органы. Только чудо может помочь ему, к коему я и отношу рецепт Элизабет. Дэвид, девяносто пять процентов — это почти гарантия успеха!

— Ты уверен, Генри, что у Питера все так плохо? Он ведь сам пришел на прием, а не вызвал тебя на дом.

— Да, Дэвид, абсолютно уверен. Мой друг принимает лекарства горстями и только благодаря этому пока держится. Но это ненадолго...

Разговор зашел в тупик. Оба спорящих были правы по-своему, каждый из них старался услышать и понять другого, но пока ни один не изменил своего мнения. Тогда Генри решился привести последний аргумент:

— Я понимаю, Дэвид, ты не хочешь подвергать риску свою семью и меня. Кроме того, ты даже не знаком с Питером Н.. Но подумай, как бы ты рассуждал, коснись это твоего давнего и близкого друга?

Генри ждал, но Дэвид медлил с ответом. Воцарилась тишина.

Лишь спустя несколько минут Дэвид поднял глаза на брата и тот, еще не услышав ни слова, понял, что одержал победу.

— Если бы это касалось моего близкого друга, то я наплевал бы на риск и испробовал бы все возможные средства, — резко заявил Дэвид.

Ну вот и ответ...

Утром братья вместе отправились в Лондон для встречи с Питером Н.

***

— ...теперь ты знаешь все, Питер, — закончил Генри свое объяснение длиною в час.

Они сидели втроем на террасе дома семьи Н. под Лондоном, с которой открывался вид на прекрасный летний пейзаж сельской Англии. Питер обессиленно откинулся на спинку кресла, лицо и губы его были бледными и сквозь кожу носогубных складок проступала синева. Ладонь, лежащая на подлокотнике, мало отличалась по цвету от белого манжета рубашки.

— Я знал, что обречен, — прозвучал спокойный голос Питера. Ни одним движением он не выдал огорчения или волнения. Бескровное лицо оставалось невозмутимым.

— Ты спрашиваешь, Генри, хочу ли я испробовать необычное средство. А как ты думаешь?... До этой минуты у меня не было надежды, а теперь она появилась! Да, черт возьми! Конечно я хочу попробовать!

Тут горячий темперамент Питера все же прорвался сквозь внешнюю невозмутимость, потухшие глаза заблестели и он вскочил с кресла, но сразу же опустился назад — резкие движения были ему уже не по силам.

Генри бросился к другу и дал какое-то лекарство:

— Побереги себя, Питер! Элизабет уже начала готовить состав. А пока никаких резких движений, не выходи из дома, твое спасение, возможно, совсем близко.

Элизабет приготовила лекарство по рецепту с названием «Снадобье для возобновления сил в угасающем сердце» и разделила его на двадцать восемь доз — как того требовало предписание. Питер Н. принимал его на протяжении двадцати восьми дней перед отходом ко сну. Четыре часа до приема средства он не должен был ничего есть, а только пить воду.

На пятый день лечения жена Питера Рут заметила положительные изменения — утром при пробуждении на щеках ее мужа впервые за последний год появился легкий, здоровый румянец. Через неделю у Питера исчезли проблемы с дыханием. В тот день он был на приеме у Генри. Мой дядя осмотрел его и заявил, что видит существенное улучшение здоровья пациента, но предложил пока не спешить с выводами.

На десятый день приема снадобья по старинному рецепту Генри с радостью сообщил Питеру, что тот здоров. Но посоветовал довести курс лечения до конца — это нужно для закрепления эффекта. А также воздержаться пока от физических нагрузок. В эту секунду вошла Рут — жена Питера, по ее сверкающим глазам и откровенно-влюбленному взгляду, брошенному на мужа, Генри понял, что некоторые виды физической нагрузки Питер уже с успехом возобновил. Врач засмеялся и ничего не сказал...

Итак, средство чрезвычайно эффективно. Три товарища собрались вновь, теперь уже в Грейхолле, присутствовала также и Элизабет, которая всеми силами отбивалась от многочисленных выражений благодарности со стороны Питера. Расположившись в гостиной, четыре человека, связанные тайной, приступили к обсуждению темы, предложенной Питером Н.. Он первым взял слово:

— Прежде всего, я хочу еще раз поблагодарить вас всех и особенно Элизабет за то, что я жив, здоров и полон сил. Еще совсем недавно я и надеяться не мог... Я ваш должник на всю мою жизнь...

— Ну хватит уже, Питер, переходи к делу для которого ты нас здесь собрал, — смеясь прервал Генри непрекращающиеся проявления благодарности друга.

— Хорошо. О деле. Я бесконечно счастлив, что вы, друзья, вернули меня к жизни...

Генри со вздохом закатил глаза и покачал головой, но перебивать не стал.

— … да, вернули к жизни!, — с нажимом повторил Питер, выразительно взглянув на друга, — и вот о чем я подумал. В том состоянии счастья, в котором я сейчас пребываю, мне не следует забывать о других людях, нуждающихся в помощи, как нуждался я. Могли бы мы сегодня обсудить возможности и пути применения чудесных средств Элизабет для других людей?

— Не все так просто, Питер. Конечно, хотелось бы помочь всем, но есть ряд проблем, помимо очевидных, — заметил мой папа.

— Что ты называешь очевидными проблемами, Дэвид?, — поинтересовался Питер.

— Возможные неприятности с законом, ты же понимаешь, что все может обернуться бесконечными судами.

— Мда..., — протянул задумчиво государственный деятель.

Наступила тишина, которую нарушили большие напольные часы в холле, отбив одним ударом половину седьмого вечера.

Питер посмотрел на Дэвида и продолжил беседу:

— Ты прав, это серьезная проблема, но, как я понял, не единственная. Что еще? Хотелось бы видеть полную картину.

— Об этом может рассказать Элизабет, — папа улыбнулся маме, как бы прося ее принять нить разговора.

Мама сразу перешла к делу:

— Я должна немного пояснить, как устроены составы по старинным рецептам. Их много и они разнообразны, но есть общее свойство. Каждый рецепт предписывает соединять препараты из редких растений и секретные добавки, часть из которых мы делаем сами, а другая часть берется из запасов, хранящихся в моей семье более трехсот лет. И хотя запасы этих добавок пока еще довольно велики (для рецептов нужно брать совершенный мизер), тем не менее, они расходуются и не возобновляются.

— Что это за добавки?, — пожелал уточнить Генри.

— Те, что мы делаем сами — это специальная вода с добавлением мельчайших частиц благородных металлов, сейчас их называют наночастицами, но когда эти растворы придумывал Дэвид де Вольф — автор рецептов — он такого слова еще не знал, — засмеялась Элизабет, — и в рецептах эти добавки называются, например, золотая вода номер один, два или пять и так далее. Есть также серебряная, платиновая и даже медная вода. Каждый номер отличается от другого размерами частиц, как я сейчас понимаю.