И у Бога ошибок много,

иногда от его доброты.

Не суди нас, Господь, слишком строго,

но не будь всепрощающим Ты.

На Тебя Тебе жалуюсь, Боже, —

Ты не много ли мне подзабыл?

Если был бы со мною построже,

то, наверное, лучше я был.

Дольче виту не делай подольче —

помоги, чтоб я людям помог.

Накажи меня жизнью подольше,

чтобы я отвертеться не смог.

У невидимого обрыва

Ты прости нас, что крестимся мы

неумело и торопливо,

так боясь и тюрьмы, и сумы.

Вот гляжу я налево, направо,

где отыщется он — кто-нибудь,

кто имел бы всевышнее право

ну хоть в чем-то других упрекнуть.

Все повязаны, все мы в замарке,

дорываясь любою ценой,

как в сплошном зоопарке, в запарке,

до колоды долбленой одной.

Горизонта за стадом не видно.

Как хочу, чтобы просто, без слов

стало хоть перед кем-нибудь стыдно

посреди громоздящихся злоб.

Вновь Россию не уроните,

обесстыживанием оскорбя.

В ней поэт — это стыдохранитель,

но стыдящийся и за себя.