Веселый смех пронесся по залу. Даже Каранелли, весь вечер просидевший в напряжении, ожидая подвоха, засмеялся. Действительно, надо будет при случае угостить Бонапарта. Хоть он и не до конца понял все происходящее, но стало ясно, что присутствующие в зале не знают, кто он. Даже князь Данилов, который, кажется, и вправду, охотится за его отрядом.

А вот что нужно будет сделать обязательно, так это предупредить Доминика, чтобы он не появлялся, когда завтра Луи приедет за крестьянским отрядом. Ну, что ж, ему дело и за усадьбой найдется. План Каранелли основывался на том, что его офицеры проникают в усадьбу под видом мужиков. С собой привозят две подводы, которые набиты взрывчаткой. За десять минут французы должны расставить ящики так, чтобы при взрывах они поразили как можно больше гусар. Понятно, что те могли заинтересоваться, содержимым ящиков. На этот случай «мужики» должны отвечать: «Не знаем, вчера вечером у французов отбили! Покажем нашему капитану, он решит, что делать!» Бесхитростно, конечно, но нужно-то всего десять минут. А потом пистолеты и сабли закончат дело. Жаль, конечно, что в усадьбе не будет Доминика, он в таких делах просто великолепен.

Левуазье должен появиться на окраине леса примерно через час. Каранелли сообщит ему, что завтра в условленном месте, спешившись по малой нужде, он оставит записку с подробными указаниями. Лазутчик, подобравший ее, по лесной тропинке приедет на хутор, где будут все остальные, на четверть часа раньше, чем Луи с гусарами, поскольку поедет по дороге. Если все пройдет удачно, то завтра до полудня он выполнит оба приказа императора: гусар Давыдов с отрядом и «охотник» Данилов перестанут существовать.

— Но господа, — Ружецкий сделал паузу, привлекая общее внимание, — у нас осталось одно незаконченное дело… дуэль!

— Дуэль?! Какая дуэль? — Азаров поднялся во весь немалый рост. — Какие могут быть дуэли на войне?!

— Стихотворная. Пока вы отсутствовали, господин майор, князь вызвал Дениса Васильевича помериться рифмами. Не так ли, Николай Тимофеевич?

— Так. От слов своих отказываться не привык.

— Отлично! А вы, Денис Васильевич?

— Ну что ж, я готов. Надеюсь, что вы стреляете лучше, чем пишете стихи.

Давыдов улыбался. Все-таки надо немного укоротить прыть этого князя. Хотя бы в мелочи.

— А вам, Андрей Сергеевич, хочу предложить роль судьи, — продолжал Ружецкий.

— Почему? — опешил Азаров.

— Видите ли… Рифмы — это не пули. Кто-то должен оценивать, чья точнее. А мне хорошо известно, что вы любите стихи и отлично разбираетесь в них.

— А почему не вы? Вы тоже разбираетесь.

— Мне нельзя. Я давний поклонник Дениса Васильевича. Надеюсь, ваше сиятельство, вы не обидитесь, если я буду желать удачи вашему противнику?

— Отчего ж, ваше высокоблагородие? Я сам буду желать ему удачи, — улыбнулся князь.

— Но это как-то неожиданно, может быть, граф? — Азаров был по-прежнему смущен предложением Ружецкого. — Граф, вы любите стихи?

— Только хорошие.

— А можете продекламировать что-нибудь из хороших стихов?

Каранелли задумался на несколько секунд. Какие задачи ставит иногда жизнь!

— Однако! У вас отменный вкус, граф!

— Жуковский — мой кумир! — ответил Луи. А про себя подумал: «Что удивительно, я не сильно покривил душой».

— Ну, вот и славно! Оба будете судьями! — Ружецкий делал все, чтобы поединок состоялся.

— Если вместе с графом, то я согласен.

Посовещавшись с капитаном, Азаров объявил:

— Вначале, господа дуэлянты, вы должны представиться. В стихотворной форме, разумеется. Ваше представление мы будем считать за выпад, который противник должен отразить. Если условия понятны, то прошу вас, Денис Васильевич!

— А вы затейник, Андрей Сергеевич! А еще пытались отказаться, — довольный таким предложением произнес Ружецкий.

Давыдов встал из-за стола и прошел по комнате, чуть покусывая ус.

— Хорошо. Пусть будет это:

— Браво! — крикнул поручик Граневский, захлопав. Гусары поддержали товарища, также ударив в ладоши.

— Отлично, Денис Васильевич! — князь был искренне рад. — Я думал, вы прочитаете нам что-нибудь известное. Давно написали?

— Еще не написал, но как-нибудь закончу на досуге.

— Обязательно, обязательно надо закончить! Уверен, это будет великолепное стихотворение.

— Ваш ответ, Николай Тимофеевич! — Азаров старался быть невозмутимым.

— Теперь я должен представиться?

— Нет, вы должны отразить выпад.

— Как?

— Как сумеете. А мы оценим.

— Хорошо, — через полминуты проговорил князь, — попробую так:

Аплодисменты и смех превзошли все ожидания. Даже Азаров потерял свое подчеркнутое спокойствие. Лишь Николай и капитан с удивлением смотрели на гусар.

— Вы знаете эту историю? — сквозь смех проговорил Ружецкий.

— Какую?

— Когда конь подполковника вместе с овсом употребил литр водки?

— Нет.

— О! Слышали бы вы, как он храпел! Ваше сиятельство, это длинная история. Позвольте, я расскажу ее в следующий раз, если не возражаете.

Гусары с трудом справились со смехом. Азаров обрел прежнюю невозмутимость.

— Теперь представьтесь вы, князь!

Выдержав паузу, которая украсила бы выступление любого актера, Николай продекламировал:

В зале воцарилась такая тишина, что казалось можно услышать уханье совы в лесу. Раздался отчетливый хлопок в ладоши. Потом второй, третий, и все присутствующие принялись аплодировать.

— Однако! — качнул головой Ружецкий. — После вашего первого стишка, князь, создалось впечатление, что вы способны лишь на незатейливые шутки. Но вам легко удалось развеять это мнение.

Давыдов явно не ожидал такого.

— Сколько у меня есть времени на ответ?

— Вас не торопят, ваше высокоблагородие, — спокойно сказал Азаров, — но вас ждут.

Пара минут прошла в тишине. Никто не хотел мешать складывать рифмы. Наконец Давыдов промолвил:

На сей раз аплодисменты гусар были не столь оглушительны. Хотя и прозвучало ценимое уважение к противнику, но строфа показалась незаконченной. К тому же командир, в чьей легкой победе не сомневался никто, наткнулся на серьезного противника, и стихотворная дуэль превратилась в интересный поединок, а не избиение младенца.

— Ничья! — провозгласил Азаров. — Но, Денис Васильевич, прошу учесть, что ваш мундир порван драгунским палашом.

— Господа, — проговорил князь, — а не испить ли нам вина? Так ведь может горло пересохнуть. Прошу наполнить бокалы, пока судьи готовят нам следующее испытание.