Когда после полудня французы разгромили центр союзнической армии, командующий правым флангом знал, что для него ничего не изменится. Слишком незначительной мишенью для Наполеона являлась его маленькая армия, чтобы отвлекать силы Сульта. А потому был уверен, что дотемна ему придется иметь дело только с Мюратом и Ланном.

Семь офицеров везли на южный фланг приказ об отступлении, хотя это уже не имело значения. Даже если бы Буксгевден идеально выполнил маневр, прорыв французов в центре нельзя остановить. Но офицеры не рассуждали. Они выполняли приказ.

Майор Вяземский первым заметил лежащего на обочине человека. Это был ординарец главнокомандующего, майор узнал его по золотому полуэполету и аксельбанту. Забрызганный кровью мундир и неестественная поза говорили о том, что ординарец в помощи не нуждается, но Вяземский все-таки остановился, ожидая отставших на полсотни шагов офицеров.

— Вперед, вперед! — прокричал подъезжающий подполковник и, вдруг неожиданно покачнувшись в седле, стал грузно оседать, теряя осанку бывалого кавалериста, будто засыпая на ходу. Руки еще пытались цепляться за шею лошади, но тело уже выпадало из седла.

Вяземский смотрел на падающего подполковника, но в это время полковник, старший из офицеров, закричал страшным голосом:

— Засада! Всем прорываться на Тельниц! Быстро, быстро!

«Какая может быть засада в поле, где нет ни одного куста!» — хотелось крикнуть Вяземскому, но в это время еще один всадник, громко вскрикнув, схватился за грудь. Свистнувшая пуля задела мочку уха, и майор, проглотив вопрос, вонзил шпоры в круп лошади, помчавшись догонять так и не остановившихся офицеров. Он видел, как вылетел из седла еще один порученец. Потом лошадь Вяземского, несущаяся во весь карьер, обогнала троих всадников, и майор мог только догадываться, что происходило за спиной. В Тельниц он въехал один.

Дохтуров сразу понял, что выполнить приказ невозможно. На высотах уже хозяйничали французы.

Сульт и Бернадот строили в колонны пехоту и кавалерию, готовя к новой атаке. После того как разбитые в центре войска союзников откатились далеко на восток от Праценских высот, основной целью стал южный фланг. Артиллерия, быстро и организованно поднятая на высоты, вместе с пушками, отбитыми у союзников, начала пристреливать основные точки, куда должны были отступать войска коалиции, после того как Даву и Удино с запада, а Сульт и Бернадот — с северо-востока нанесут удары. Наполеона не волновало то, что войска Багратиона оказывались в этом случае за спиной у Сульта. Ланн и Мюрат связали их намертво.

Подошедший свежий корпус Удино двинулся в направлении Сокольница. Буксгевден, уже получивший приказ Кутузова об отступлении через порученца Дохтурова, сдал деревню после первой же атаки.

В Тельнице майор Вяземский, привезший приказ Кутузова, испросил разрешения остаться. Дохтуров махнул рукой, дескать, ладно, только заниматься вами, майор, некогда. Тогда он подъехал к первому же эскадрону драгун. Данилов, который строил роту, видел, как чужой офицер поговорил с Тимохиным, а затем поехал к нему.

— Майор Вяземский, порученец главнокомандующего, — представился офицер в забрызганном кровью белом мундире, — не возражаете, если побуду при вашей роте?

— Корнет Данилов! Примете командование?

— Нет, нет, корнет! Командуйте! Располагайте мною по своему усмотрению, я ведь не драгун.

— Вы ранены, — глядя на ухо Вяземского, проговорил Данилов.

— Ерунда, царапина. Пуля зацепила.

— Жаркое дело у вас там?

— Везде жаркое, только французы основной удар в центре нанесли, по высотам. Кутузов еще три часа назад посылал приказ всю кавалерию перебросить в центр и начинать отступление.

— Не знаю, мы здесь уже эти три часа торчим, ждем, когда Сокольниц возьмут.

— Я думаю, не смогли доехать посыльные. Одного из них точно видел убитым, еще кто-то в канаве лежал. Да и нас Кутузов, семерых, отправил, только один я доскакал.

Нехорошее предчувствие вдруг зашевелилось в груди Данилова.

— Как — один? Что же случилось?

— Примерно в версте отсюда в нас начали стрелять. Пули летели очень редко, это можно было понять по свисту, но попадали точно в цель. Там мне и задели ухо.

— Откуда? Откуда летели пули? — спросил корнет с жаром, удивительным для ситуации. В сражении гибли тысячи людей, а он так живо интересовался судьбой одного десятка.

— А черт их знает, корнет! В том-то и дело, что неоткуда! Пустынная дорога, с одной стороны ровное поле на версту, с другой — болото, наверное, тоже на версту тянется.

Эта фраза привела Данилова в необычайное волнение. Пуля, убившая Шмита, пуля, свистнувшая рядом с Багратионом, пули, убившие адъютантов и ординарцев Кутузова. Пули, возможно, решившие исход сегодняшнего сражения. Откуда они?

Раздалась зычная команда, эскадроны пришли в движение.

— Майор, нам надо будет поговорить сегодня вечером, обязательно! Боюсь, сейчас не получится.

— Конечно, всегда к вашим услугам, корнет!

Дохтуров, получив приказ Кутузова, сразу понял, что отправлять кавалерию на помощь войскам центра уже поздно, однако начинать отступление придется в любом случае. Но куда? На северо-востоке, уже почти в тылу, Сульт и Бернадот, захватившие Праценские высоты, с севера — непроходимое болото, с запада — Даву, после того, как усилился корпусом маршала Удино, перешел в наступление и теснил колонну Буксгевдена. На юге — озеро Сачан с небольшой деревенькой Аугеста у плотины, отделяющей озеро от реки. Выбор невелик.

Оставив прикрытие у Тельница с приказом продержаться час, Дохтуров начал отступление, сначала на юго-восток, потом все больше поворачивая на юг к плотине. Туда же и должно было отойти и прикрытие. Остатки колонны Буксгевдена, изрядно потрепанные корпусом Удино, тоже шли к плотине. Стоило задержаться с маневром, как в тыл русским войскам южного фланга ударили бы Сульт и Бернадот из центра, уже начавшие спуск с высот. Генерал занимал единственную позицию, когда его войска стояли лицом ко всем противникам. За спиной — озеро и река. И узенькая дорожка, идущая по разделяющей их плотине.

На берегу озера Дохтуров начал строить боевые порядки своих войск, но подошедшие два полка Буксгевдена сразу устремились к плотине и внесли полную неразбериху в организованный отход за озеро. Положение войск коалиции усугубила кавалерийская атака, с огромным трудом отбитая только тогда, когда на помощь пехоте пришли драгуны.

Солнце клонилось к закату, а бой у озера разгорался с новой силой. Французы подвозили все новые и новые орудия, устанавливая их на спуске с высот. Ядра и гранаты роем летели к плотине, где без промаха поражали плотно сбитую людскую массу вперемешку с лошадями, фурами, орудиями. Дохтуров метался по оборонительным порядкам, поднимая в штыковые атаки полки, отбрасывая наседающих французов. Московский драгунский полк затыкал самые опасные направления и через час потерял треть численности.

Отход через плотину под плотным артиллерийским обстрелом был практически парализован. Каждую минуту приходилось сбрасывать то орудия, то фуры, оставшиеся без лошадей. Это отнимало много сил, а тем временем новые ядра с глухим чваканьем, разрывающим плоть, ударяли в густую человеческую массу, гусеницей переползающей за озеро.

На севере, едва солнце коснулось верхушек деревьев, Багратион отступил. Держать позицию не имело смысла. Перебросить полки Ланна и эскадроны Мюрата на юг было невозможно до темноты. Французы не преследовали, удовлетворившись тем, что поле боя осталось за ними.

Синие сумерки опустились на Аугесту и французы прекратили атаки, но почти всю артиллерию, включая отбитую у коалиции сотню орудий, выкатили на склоны высот. Теперь огонь велся не только по плотине, но и по берегу озера, где осталось еще много союзнических войск. Не выдержав плотного огня, на который нечем ответить, батальоны пошли на противоположный берег по тонкому льду озера, но не успели дойти до середины, как французские батареи перенесли огонь на них. Ядра пробивали тонкий лед, образуя полыньи, в которые подали обезумевшие от страха люди, лихорадочно бьющие ногами потерявшие опору кони, медленно тонущие повозки, камнем уходящие на дно орудия.