Хорошо, что всем сейчас не до Валерки Сиволобова.

Вася Северов подошёл к Алёше:

— Меня усыпи, меня!

Ему давно хочется попробовать. Только так можно убедиться, что всё без обмана. И он настойчиво повторяет:

— Усыпи меня! Я желающий!

— Тебя нельзя, — сосредоточенно жуёт пирожок Алёша Зайчихин, — ты не уснёшь.

— Почему это?

— Потому что вредно усыпляться на голодный желудок.

Опять этот суп!

Продлёнка смеётся. Ей, продлёнке, только этого и надо — посмеяться над человеком. Тем более над таким, который всех задерживает, застрял над тарелкой.

Тут кто-то тихо тронул Васю за рукав. Обернулся — рядом стоит Женя Соловьёва. Тихая девочка, незаметная. Слишком уж незаметная. Девочка должна быть яркой и заметной — так считает Вася Северов. Вон Катя Звездочётова. Что бы она ни делала, её всегда заметишь. И сейчас Вася видит Катину чёрную голову и белый пробор. А лицо смуглое. Катя смеётся, и Васе хочется смеяться. Но Катя не хочет, чтобы он смеялся с ней вместе. Она подчёркнуто не замечает Васю и этим отгораживает его от себя. Особенно сегодня, когда он глупо выглядит со своим супом.

Но это ничего. Вася Северов терпеливый. Когда-нибудь придёт такое время — она его заметит. Его, а не Зайчихина Алёшу с его усыплениями.

— Эй, Зайчихин! Усыпи меня! — просит Армен.

Он стоит перед Алёшей, маленький, черноглазый, весело требует:

— Давай усыпляй. Чего ты?

— Тебя нельзя. — Алёша Зайчихин доел пирожок и отряхивает руки.

— Почему? Почему?

— А как же я тебя в живот ткну, если ты щекотки боишься? Или не боишься?

Армен сразу теряет напор, отходит в сторону.

А Зайчихин добавляет.

— Гипноз — дело очень тонкое. И нервные центры влияют на все остальные инстанции.

Чем больше непонятных слов, тем солиднее всё выглядит.

Денис сразу начал щекотать Армена, Армен залился хохотом и стукнул Дениса в лоб. Всё как обычно.

— Довольно, — хлопнула ладонью по столу учительница. — Все сегодня сошли с ума. Чтобы никаких гипнозов и никаких усыплений. Слышите?

Алёша Зайчихин усмехается. Вася думает, что усыпления — это одно враньё. Сговорились Алёшка с Андрюшкой, вот и всё. Андрей, конечно, очень натурально храпел, но храпеть научиться легко. Вася тоже умеет. А если надо прикинуться спящим, то любой человек будет храпеть. Специально, чтобы поверили. И Катя Звездочётова, конечно, поверила. Она улыбается Зайчихину, этому гипнотизёру несчастному.

Но Вася знает: всё равно придёт время, и Катя Звездочётова ещё будет гордиться, что училась в одном классе с Василием Северовым. И ходила с ним в одну продлёнку.

Откуда вы вернулись, капитан Северов? Ах, пустяки — прямо из Антарктики. Знаете, Антарктику я люблю гораздо больше, чем Арктику. Это даже странно — они во многом похожи. Льды, снега, метели. Но Антарктика — моя любовь. Я видел пингвинов на льду. Полярная ночь была долгой. Капитаны умеют ценить солнце.

…А Женя Соловьёва стоит рядом и что-то говорит.

— Тебе чего? — спрашивает Вася.

— Давай сюда свою тарелку.

Она уносит в кухню сто раз остывший суп. И жизнь сразу становится проще. Выручила тихая девочка, вот спасибо.

— Женя, разве ты сегодня дежурная? — спрашивает учительница.

Вот сейчас Женя Соловьёва смутится. Она покраснеет так, что щёки станут ярче галстука. Свесит свои хвостики, глаза спрячет. Вася хорошо знает эту тихую Женю, она с первого класса всё такая же. Но странное дело — она не смутилась. Нисколько. И ответила смело:

— Я помогаю дежурным, а то мы сегодня долго обедаем.

Учительница кивнула. Подумала в который раз: «Мамин портрет». А Женя в эти минуты особенно похожа на маму — негромкая, но решительная. Мария Юрьевна с улыбкой смотрит на неё: «И чего я напираю на бедного Василия с этим супом?» И ещё подумала: «Не только я их воспитываю — они меня воспитывают тоже».

— А блинчики-то — с мясом всё-таки, — весело сообщает Вася. — Мои самые любимые.

— А мы и не знали, — откликается быстрый Денис.

Пусть теперь ехидничают, Вася смеётся вместе со всеми.

Учительница похлопала в ладоши:

— Быстро одеваться и — гулять.

С визгом и топотом продлёнка вылетает во двор.

Субботник

Сегодня субботник.

Во дворе толкутся большие ребята, из окна видны синие куртки, красные куртки — цветные пятна. А жёлтые листья летят по двору.

Мария Юрьевна говорит:

— Седьмые классы убирают двор, мы всей продлёнкой пойдём им помогать.

— Ура!

— Уроки можно не делать!

— Субботник — это хорошо!

А там, во дворе, — солнце, семиклассники включили транзистор, танцует среди жёлтых листьев ослепительная Лукошкина, и причёска у неё под Аллу Пугачёву. Всё-таки сделала — мало ли в районе парикмахерских.

Серёжа Лунин, по прозвищу Серый, никогда не был на субботнике, но ему нравится субботник. Во дворе можно носиться. А вдруг повезёт и позволят покрасить скамейку?

Там вожатая Марина вместе с большими ребятами принесла грабли и лопаты. Граблями грести тоже, наверное, хорошо. Серёжа никогда не пробовал. Но красить скамейку всё-таки лучше. Он покрасит, вожатая Марина ему разрешит, она хорошая, Марина.

Учительница вдруг говорит:

— Два человека останутся мыть двери. Добровольцы есть?

Добровольцев не было. Серёжа подумал, как неприятно и неловко, что он не доброволец. Но ведь и другие тоже.

А солнце сияло, листья крутились под ногами у танцующей Лукошкиной, а потом взлетали к небу, как жёлтые птицы.

— Добровольцев нет, это жаль, — задумчиво сказала Мария Юрьевна. Она обвела взглядом всех по очереди. Серёже показалось, что она надеется: вдруг у них совесть проснётся. Но совесть не проснулась. Никто не хотел мыть дверь. Всем хотелось туда, во двор, на солнце. — Придётся назначить самой, — говорит Мария Юрьевна.

«Сейчас меня назначит», — почему-то думает Серёжа. И тут же учительница говорит:

— Серёжа Лунин.

— Так я и знал. Мне вообще везёт в последнее время.

— Ничего страшного. И Нина Грохотова. Да, да, Нина, что ты морщишься?

Остальные не проявили никакого сочувствия к Серёже и Нине. Во люди, думал Серёжа, как носиться или беситься, так все к нему хорошо относятся: «Серый, Серый». А как двери мыть, так тоже Серый. А они все белые.

И тут Мария Юрьевна сказала, что второе звено не пойдёт во двор, а будет мыть пол в коридоре.

Второе звено взвыло, но скоро затихло, потому что — бесполезно.

Серёжа сказал:

— Руслан, хочешь, сменяемся? Я за тебя пол мою, ты за меня дверь моешь. Согласен?

— Ещё чего, — ответил Руслан, — хитренький больно.

— Ничего хитренького. Пол-то грязнее. — Серёжа ещё надеялся, что Руслан не разберётся, что к чему. Но Руслана голыми руками не возьмёшь. Сразу сообразил:

— Пол-то мыть всем вместе, а вместе веселее. Ну, я пошёл.

И ушли. Остался Серёжа в классе с Ниной Грохотовой, которая только умеет хвалиться своими шарфиками из Италии да английским «дипломатом» с секретным замком. Хоть бы когда-нибудь разрешила замком пощёлкать. Нет, никогда.

— Не плачь, Серый, когда-нибудь и тебе повезёт! — крикнул Денис из коридора.

— Неси воду, Лунин, — командует Нина Грохотова, — и неси тряпку!

— У нас полное равноправие, — ворчит Серёжа, — подождёшь. Или неси сама.

Он влезает на подоконник и смотрит во двор. А там весёлый кавардак, ну какой же весёлый-развесёлый!

Видит Серёжа, как Денис несётся прямо на кучку семиклассниц. Они, конечно, сделали вид, что испугались, разбегаются. Одна сумела стукнуть Дениса по спине. Как хотел бы Серёжа быть сейчас на месте Дениса! Пусть его, Серёжу, нестрашно пугают, небольно стукают. А Денис пускай бы мыл эту дверь противную.

Серёжа забыл, что он сейчас вовсе не моет дверь, он в окно смотрит. Жалко ему себя было в тот момент, вот и всё.

Два парня красят скамейку. Напялили на головы прозрачные пакеты, чтобы не забрызгать краской свои роскошные причёски. Ах, как хорошо они красят скамейку! Вот один обмакнул кисть в банку — и засверкала на кисточке зелёная краска. Как трава зелёная. Как весна зелёная. Медленно ходит кисть по спинке скамейки, вдоль всей доски ложится ровной полосой краска. И сразу становится видно, какая была скамейка некрасивая, тусклая, облупленная. А теперь будет блестеть и сиять, как новенькая. Ну что за прекрасная скамейка!