Но одну частушку в честь гостя в Черном Отроге все же выучили. В переводе с французского языка она звучала так:

Мой миленок, как теленок,

Только семечки плевать.

Потому он по-французски

Не умеет целовать.

А в черноотрогской школе, где учился когда-то месье Черномырдин, Дрюона ждал настоящий французский шансон в исполнении старшеклассниц.

«Комсомольская правда», 1 октября 2003 г.

* * *

...В эту газетную публикацию не вошел еще один забавный эпизод. Морис Дрюон, увидев на улице Черного Отрога гогочущих гусей, не спеша приблизился к ним. Черномырдину ничего не оставалось, как последовать за писателем.

Гуси, вытянув шеи, зашипели, захлопали крыльями. Но друг Морис с другом Виктором не испугались, присели на корточки и стали с ними о чем-то разговаривать — тоже шепотом.

Гуси, услышав знакомый язык, сразу успокоились.

— О чем вы беседовали с гусями, Виктор Степанович? — спросил я у Черномырдина, когда мы сели в машину. — А главное — на каком языке?

— Это тебе вон пусть писатель расскажет, — загадочно произнес ЧВС.

— Мы говорили с ними на языке гусей, — с удовольствием ответил Дрюон.

— О чем?

— Я им сказал: вы прекрасные гуси.

— И что они вам ответили?

— Гуси сказали: это наше большое счастье, что мы живем здесь, на этой земле.

ЗАСТОЛЬЕ

«Я никогда не грущу. С чего бы это?»

Это «гастрономическое» (читатели называли его даже вкусным) интервью я записал в один из апрельских дней, когда мой герой заглянул к нам в «Комсомолку» — поговорить за жизнь, выпить рюмочку, поесть борща... Это было как раз накануне дня рождения Черномырдина.

— Виктор Степанович, для вас день рождения — веселый праздник или грустный?

— Для меня? Я никогда не грущу. С чего бы это? Ты имеешь в виду по годам? Да брось ты... Чего грустить-то? Считаю, что друзья придут. Я не особенно кого и приглашаю. А сейчас звонят — прилетают: кто с Оренбурга, кто с Украины.

— А что из Оренбурга везут вам к столу?

— Умник! А я не знаю. Чего привезут, того и привезут.

— Может, огурчики соленые?

— Может. Да ладно, перестань...

— А сальцо?

— Сало я привез с Украины.

— И много?

— Прилично.

— А где брали?

— На рынке, на Бессарабке (рынок в центре Киева. — А.Г.). Всегда там беру. Хорошее. Я и горилку привез. Хорошую. Нам жить-то сколько? Жизнь такая короткая, еще мы и грустить тут будем!

— А насчет песен-то как?

— Тоже будем.

— Может, попробуем?

— Давай.

И мы спели с Черномырдиным дуэтом «Расцвели оренбургские степи...».

7. «Меня цитируют даже в Африке»

6 августа 2003-го в биографии моего героя случился (правда, сам он об этом не подозревал) необычный юбилей: исполнилось десять лет с тех пор, как он впервые произнес фразу: «Хотели как лучше, а получилось как всегда...»

Разумеется, я не мог пропустить эту знаменательную дату и накануне приехал к Виктору Степановичу на его подмосковную дачу. (Материал об этом был напечатан в «Комсомольской правде» 4 августа 2003 года, готовя его для этой книжной подборки, я, разумеется, добавил в наш диалог несколько новых высказываний Черномырдина.)

Автор самого известного крылатого выражения нашей эпохи, которое, наверное, теперь навсегда останется своеобразной визитной карточкой русского, российского характера, как-то очень буднично встретил меня тогда на улице и провел в обычную беседку...

«Цицерон рядом со мной не стоял»

— Виктор Степанович, с юбилеем вас!

— И не подумаю. Тоже мне, нашел повод. Выпить, что ли, захотелось? Давай налью...

— Когда и где, а главное, зачем и почему вы впервые это сказали?

— Я, грешным делом, и не помню. Может, в Думе?

— Не-е-т... Я все ваши высказывания знаю. В Думе вы говорили другое: «У кого чешется — чешите в другом месте».

— Тогда сдаюсь.

ИЗ ДОСЬЕ «КП»

24 июля 1993 г. Центробанк сообщил, что денежные банкноты образца 1961–1992 гг. с понедельника, 26 июля 1993 г., приниматься у населения не будут. До 27 июля российские граждане могли обменять до 35 тыс. руб. (неденоминированных) в банкнотах старого образца на деньги образца 1993 г. В стране началась паника, в магазинах выстроились очереди. Через два дня Борис Ельцин своим указом повысил лимит обмена до 100 тыс. руб. на человека и продлил срок обмена до конца августа 1993 г. 6 августа премьер-министр России Виктор Черномырдин рассказал на пресс-конференции, как готовилась денежная реформа, и заключил: «Хотели как лучше, а получилось как всегда».

— Да, банк тогда бухнул. Вся страна — на дыбы. А мне — расхлебывать. Пришлось объясняться...

— А какой смысл-то вы сами вложили?

— Как правило, мы всегда хотим сделать как лучше. Но не хватает мозгов. И получается как всегда — все шиворот-навыворот. Или никак.

— Теперь вот вас ставят рядом с Цицероном и Козьмой Прутковым...

— Да ну! Глупости. Меня ни с кем рядом уже не поставишь.

— Многие ученые в своих диссертациях пытаются докопаться: как вам так образно удается коверкать русский язык, а литературоведы называют ваше творчество «высоким косноязычием», что сродни поэзии.

— Да что ты тут мне загибаешь! Я всю жизнь так говорю: чтобы емко и доходчиво. Времени-то рассусоливать не было.

— В Интернете на эти ваши крылатые слова — тысячи ссылок!

— Да уж, разлетелись... Как-то я был на конференции в Париже. А был из Африки президент одной страны. Негр, черный. Ну он там тоже жарил про Африку, что неправильно. Дай, думаю, послушаю перевод. А он и говорит: «Как сказал российский премьер Виктор Черномырдин, хотели как лучше, а получилось как всегда». Мне давай аплодировать... Вообще-то эту фразу часто употребляют. Пусть пользуются, если отражает суть и понимание вопроса.

«Государство — не “тубаретка”!»

— А вот наша власть тоже хочет как лучше, но у нее не всегда получается так, как она хочет...

— Одно дело, если ты «тубаретку» делаешь, хочешь ее как лучше, а получилась она, как всегда, корявая. Но речь-то идет о государстве! Не всегда все получается по разным причинам... Есть объективность.

— Почему же не все клеится с государственной «тубареткой»...

— Почему не клеится? Клеится. Другое дело, может, это не так быстро. А ты мне можешь сказать, что не клеится?

— Гайки власть закручивают прессе...

— Прессе? Вам? Да вы голых женщин стали прямо в «Комсомолке» печатать!

— Что вы имеете в виду?

— О сексе начали. Ну это просто поразительно. Это вы для «Комсомолки»? Это ж «Комсомолка», которую читают все поколения комсомольцев, которые сегодня уже в возрасте. И смотреть на это... Я не думаю, что им удобно. Меня там ничего не удивляет. Я в своей жизни многое видел. И понимаю. И при этом вы еще можете говорить, что вам гайки закручивают? Я представляю, что было бы, если бы не закручивали...

— При Ельцине так не робели. Что приснится — в газету несешь. А сейчас...

— И сейчас неси.

— Не могу. Какой-то цензор появляется, Виктор Степанович... Внутренний. Вот у меня.

— А, внутренний? О, наконец-то!

— Что ж хорошего?

— А что плохого? Потому что уж такая разнузданность была. Что сразу пустились в демократию!

— Но это же вы с Ельциным сидели и демократию разводили.

— Да. Ну и что? Сами-то мы не позволяли себе этого — ни Ельцин, ни Черномырдин. Вы от нас чего-нибудь слышали? Похабщину или чего-нибудь такое? Недозволенное, чтобы всем вам было стыдно за нас? Нет!