Будучи идеологом социал-революционеров, я активно участвовал в дискуссиях и строил планы нового конституционного устройства России, основных социальных реформ, необходимых после падения режима, и наиболее разумных действий в связи с мировой войной. Этот последний вопрос резко расколол все социалистические партии на "социал-патриотов" и "интернационалистов". Обе фракции желали скорейшего окончания войны, но социал-патриоты были против сепаратного мира с немцами и за продолжение боевых действий до того, как западные союзники не будут готовы заключить мир с врагом.
Выступая с противоположных позиций, интернационалисты предпочитали сепаратный мир с Германией, безотносительно к политике наших союзников: если те желают закончить войну - хорошо, нет - тогда интернационалисты хотели безотлагательно прекратить боевые действия и заключить мир с германской коалицией. Большая часть эсеров, эсдеков (меньшевиков) и других социалистов поддержали позицию социал-патриотов. Подавляющее большинство большевиков и левых эсеров были интернационалистами. Возглавляемые Лениным, они стремились заменить войну между нациями глобальной "классовой войной". "Мир - хижинам, война - дворцам!" - было их лозунгом.
Прав я был или нет, не знаю, но я одобрял позицию социал-патриотов. В то время я еще питал идеалистические иллюзии по поводу союзнических правительств Запада. Я еще верил в честность, демократичность и нравственность их политики, политику немакиавеллевского толка, верил, что они останутся верны договорам и обязательствам, в их готовность помочь России в трудный час, как она помогала - и спасала их - в час смертельной опасности. Я должен напомнить западному читателю, что как в первую, так и во вторую мировые войны Россия одна сражалась с большими вражескими силами, чем все ее союзники, вместе взятые, что она взяла на себя основные тяготы войны, заплатив за это ужасную цену человеческими жизнями, опустошенными городами и весями, разрушенной экономикой и истощенными природными ресурсами - цену стократ большую, чем совокупные издержки, понесенные всеми ее союзниками. Этой жертвой Россия без сомнения спасла союзников от вероятного поражения и разрухи, не говоря уже о спасении миллионов жизней союзнических армий, которым бы самим пришлось сражаться с германской коалицией, не будь России.
Позднее мои иллюзии относительно западных правительств развеялись. Вместо помощи России, когда она нуждалась в этом, они старались ослабить ее, ввергнуть в гражданскую войну, расчленить ее, отторгнув поелику возможно и захватив ее территории. Они нарушили свои обязательства и после второй мировой войны, начав все виды "холодной" и "горячей" войн против нее. И даже сейчас, когда я пишу эту книгу, они вместе с бывшим врагом все еще пытаются уничтожить не только русскую империю и советское правительство, но и сломать хребет самой русской нации. Даже в моей личной схватке с коммунистами и их властью двуличие командования союзных экспедиционных сил в Архангельске едва не стоило мне жизни: нарушив обещания, торжественно данные нашей группе (*24), устроившей свержение коммунистической власти в Архангельске, они весьма способствовали моему аресту, заключению и смертному приговору, вынесенному мне коммунистами в Великом Устюге.
Если бы в 1915-1917 годах я придерживался мнения, что западные правительства так же циничны, хищны, по-макиавеллевски лживы, недальновидны и эгоистичны, как и все остальные, включая и советское, я, вероятно, присоединился бы к интернационалистам. Ни случилось иначе, я оказался в стане социал-патриотов вместе с правительством Керенского и большинством лидеров и простых членов социалистических и либеральных партий, вместе с "бабушкой" и "дедушкой" русской революции - Е. Брешковской (*25) и Н. Чайковским (*26), наиболее заслуженными членами партии эсеров, Г. Плехановым (*27) и даже с одним из величайших лидеров анархистов - П. Кропоткиным. Я отстаивал эту позицию как член Временного правительства Керенского, член Совета Российской республики (*28), депутат Учредительного собрания, Российского крестьянского совета и как один из основных редакторов эсеровских газет "Дело народа" и "Воля народа", как ученый, оратор, лектор. Эту позицию я отстаивал до самой своей высылки из России.
Написанное выше может привести читателя к мысли, что мне некогда было заниматься наукой. Это не совсем так. Жизнь в 1914-1916 годах не очень изобиловала удобствами, но была действительно полна эмоций. В круговерти событий оказывалось невозможным ограничиваться чисто академическими рамками. С началом революции это стало еще очевиднее.
Среди важных лично для меня событий тех лет необходимо упомянуть смерть моих учителей и друзей - М. Ковалевского (*29) и Е. Де Роберти. Именно поэтому никто из них не был на моем устном магистерском экзамене и на защите диссертации. Мой третий великий учитель, профессор Л. Петражицкий оставался в России до сентября 1917 года. Поскольку университетская жизнь почти полностью заглохла, а приход к власти коммунистов был практически неизбежен, я помог ему выехать в Варшаву (как секретарь министра-председателя Керенского я еще мог составить протекцию в таких вопросах). Он благополучно уехал из России и Польшу. Как известному ученому, ему предложили профессорство в Варшавском университете, однако по ряду причин он не был там счастлив, и чрезвычайно националистические круги только что родившейся независимой Польши не ценили его так же высоко, как в России. Угнетаемый эпохой войн и революций, уничтожением всего хорошего и проявлением всего низменного и жестокого в человеческих душах, он в конце концов покончил с собой, вскрыв вены. Смерть этих великий людей оказалась огромной личной потерей для меня, так же как и для всего человечества. Их гибель была первым звеном в длинной цепи других смертей целого легиона творческих личностей, уничтоженных гигантскими войнами и революциями нашего самого кровавого и бесчеловечного двадцатого столетия.
Часть III
Глава седьмая.
КАТАСТРОФА: РЕВОЛЮЦИЯ 1917 ГОДАКАТАСТРОФА: РЕВОЛЮЦИЯ 1917 ГОДАКАТАСТРОФА: РЕВОЛЮЦИЯ 1917 ГОДА
В своем полном развитии все великие революции, похоже, проходят три типические фазы. Первая из них - короткая - отмечена радостью освобождения от тирании старого режима и большими ожиданиями реформ, которые обещает каждая революция. Эта начальная стадия лучезарна, правительство гуманное и мягкое, полиция умеренна, нерешительна и совершенно ни на что не способна. В человеке начинает просыпаться зверь. Короткая увертюра обычно сменяется второй, деструктивной фазой. Великая революция теперь превращается в яростный вихрь, сметающий на своем пути все без разбора. Он безжалостно разрушает не только отжившие институты общества, но и вполне жизнеспособные заодно с первыми, уничтожает не только исчерпавшую себя элиту, стоявшую у власти при старом режиме, но и множество людей и социальных групп, способных к созидательной работе. Революционное правительство на этой стадии является грубым, тираничным, кровожадным. Его политика в основном разрушительна, насильственна и террористична. Если ураганная фаза не полностью превращает нацию в руины, революция постепенно вступает в третью фазу своего развития - конструктивную. Уничтожив все контрреволюционные силы, она начинает строить новый социальный и культурный порядок и новую систему личностных ценностей. Этот порядок создается на основе не только новых, революционных идеалов, но и включает восстановленные, наиболее жизнеспособные дореволюционные общественные институты, ценности, образы жизни, временно порушенные на второй стадии революции, но которые выжили и вновь утвердились, независимо от желания новой власти. Послереволюционное устройство общества, таким образом, обычно являет собой некую смесь новых образцов и моделей жизненного поведения со старыми. Грубо говоря, с конца 20-х годов русская революция начала входить в свою конструктивную фазу, которая в настоящее время находится в полном развитии. Советская внутренняя и внешняя политика сейчас более конструктивна и созидательна, чем политика многих западных и восточных стран. Весьма жаль, что эта важная перемена все еще не замечается политиками и правящей элитой этих государств (см. детальный анализ деструктивной и конструктивной фаз великих революций в моих "Социальной и культурной динамике", т. III, "Социологии революции", "Обществе, культуре и личности", главы 31-33). Мне довелось непосредственно наблюдать последовательное прохождение всех трех фаз в революции 1905-1907 годов. В 1917 году я испытал на себе лишь первую и вторую стадии жизненного цикла той эпохальной революции. Последующие параграфы, состоящие из моих дневниковых записей, не только дадут конкретные примеры событий ранней деструктивной фазы, но и расскажут о том, что происходило со мной на протяжении наиболее разрушительной стадии русской революции в 1917-1922 годах.
6.24
24* ...обещания, торжественно данные нашей группе... - Сорокин имеет в виду военную организацию вологодского отделения "Союза возрождения России" и политический центр эсеров.
6.25
25* Брешко-Брешковская Екатерина Константиновна (1844-1934) - одна из организаторов и лидеров партии эсеров. С 1873 г. участвовала в народническом движении, в 1874-1896 гг. на каторге и в ссылке. В 1907 г. вновь арестована и сослана. Освобождена в марте 1917 г. В 1918 г. - член Комуча (антибольшевистского правительства в Самаре). В 1919 г. эмигрировала в США.
6.26
26* Чайковский Николай Васильевич (1850/51-1926) - русский политический деятель, народник, руководитель кружка "чайковцев", вернулся в Россию из эмиграции в 1906 г., был эсером, с 1917 г. - трудовик, т. е. член трудовой народно-социалистической партии. В 1918 г. - глава Верховного управления Северной области.
6.27
27* Плеханов Георгий Валентинович (1856-1918) - теоретик и пропагандист марксизма, основатель первой группы русских марксистов "Освобождение труда" и РСДРП, лидер меньшевизма.
6.28
28* Временный Совет Российской республики (предпарламент, Всероссийский демократический совет) - совещательный орган при Временном правительстве. Решение о его создании принято Демократическим совещанием 20 сентября (3 окт. по н. ст.) 1917 г. Первое заседание состоялось 7 (20) октября в Мариинском дворце, председателем избран эсер Н. Д. Авксентьев. Большевики бойкотировали предпарламент, а 25 октября (7 нояб.) окружили дворец и распустили совет.
6.29
29* ...необходимо упомянуть смерть моих учителей и друзей... - М. М. Ковалевский скончался 23 марта 1916 г. Сорокин, как его секретарь и ассистент, буквально на следующий же день дает несколько статей-некрологов в газеты "День", "Биржевые ведомости", "Русские ведомости". Несколько дней спустя он публикует еще несколько материалов мемуарного характера. Чувство меры несколько подвело Сорокина, в результате чего небольшая заметка "Исповедь М. М. Ковалевского" вызвала негодование православного общественного мнения. Он описал в газете, как исповедовался профессор исключительно "ради памяти своей матери", поскольку был атеистом. "Голос Руси" (29 марта) назвал сорокинские воспоминания "гнусностью", отметив, что, "если все это фантазия гос. Сорокина, то она весьма характерна для определения личности автора". В том же ключе выступила и газета "Земщина" (2 апреля). В мае 1916 г. преподаватели кафедры социологии Психоневрологического института во главе с Сорокиным задумали создать Социологическое общество им. М. М. Ковалевского. Первое учредительное собрание общества состоялось 13 ноября 1916 г. в здании курсов Лесгафта. В повестке заседания была речь Н. И. Кареева, посвященная памяти Ковалевского, а также выборы комитета и президиума общества и обмен мнениями о плане работ. Общество просуществовало до конца 1918 г., затем на его основе был создан факультет (отделение) социологии (общественных наук) при Петроградском университете. В число членов-учредителей общества входили 63 человека: Бехтерев В. М., Виноградов П. Г., Дьяконов М. А., Лаппо-Данилевский А. С., Овсянико-Куликовский Д. Н., Павлов И. П. - академики; профессоры Вернадский М. В., Вагнер В. А., Васильев А. В., Гамбаров Ю. С., Жижиленко А. А., Кареев Н. И., Лапшин И. И., Петражицкий Л. И., Ростовцев М. И., Струве П. Б., Тарле Е. В., Туган-Барановский М. И., Чупров А, А. и другие, кроме того в обществе состояли Гизетти А. А., Ковалевский Е. П., Маклаков В. А., Милюков П. Н., Пешехонов А. В. и т. д. Секретарями общества избрали Сорокина и Кондратьева (Архив АН СССР. ф. 113, оп. 2, ед. хр. 87.)